Анжелика и дьяволица, стр. 28

Колен с сомнением покачал головой, маркиз поморщился.

– Нет, ваше рассуждение меня не удовлетворяет… А, вот и граф возвращается, кто знает, может, он и сможет нас рассудить.

Дело с английскими пленниками уладилось довольно быстро, или, по крайней мере, были заложены основы соглашения, к вящему удовлетворению оскорбленных абенаков. Речь не шла о детях белых людей, что упрощало задачу, и Уауенуруе-Жером не слишком настаивал на своем желании увезти с собой в рабство своего вспыльчивого пленника, преподобного Пэтриджа, и согласился, как ему предлагал Пейрак, на груду синих и пунцовых лимбургских одеял. Одеял этих было как раз столько, чтобы кипа их оказалась высотой с вышеозначенного пленника, что явилось неплохой добычей.

Этот торг вывел пастора из себя, и он, призвав на помощь Священное писание, громогласно проклинал индейцев, те же покатывались со смеху.

Теуенан-Мишель, напротив, весьма сожалел, что не может взять с собой мисс Пиджон в миссию Святого Франциска под Квебеком. Она была немного старовата, но добрая, деятельная и не робкого десятка. Французы охотно выкупили бы ее, чтобы окрестить. Но за пригоршню раковин из южных морей он согласился оставить англичанку ее единоверцам.

– Граф, рассудите нас, – сказал Виль д'Авре, крайне возбужденный. – Я полагаю, вы-то сможете ответить на вопрос, или, скорее, на вопросы, которыми мы тут задаемся. По порядку. Во-первых, что за феномен вызывает чередование приливов и отливов. Во-вторых, откуда, в частности, в нашем Французском заливе эти огромные приливы, по воле коих за несколько часов пейзаж так преображается и становится почти неузнаваемым? Вы высаживаетесь на берег у опушки леса, а через шесть часов на том же самом месте оказываетесь у подножия скалы. Есть ведь над чем задуматься?

Жоффрей де Пейрак обвел собравшихся дружеским взглядом и улыбнулся.

В тот день граф был одет в простой камзол темно-зеленого бархата, очень любимый Анжеликой: в нем Пейрак был в тот день, когда она встретила его в Ла-Рошели. Он охотно надевал его, когда напряжение спадало, и он знал, что не должен держать в руках сложную ситуацию или же повелевать ею. Сегодня Анжелика ощущала, что он словно успокоился и теперь безо всяких задних мыслей, с удовольствием идет к этому обществу, куда влечет его интерес к людям самым разным. Все они были преданы ему или же к нему расположены, косвенно признавая его присутствие здесь и необходимость этого присутствия среди них. В этом было что-то новое. Анжелика смотрела на Пейрака. Он стоял в нескольких шагах от нее, приветливо глядя на окружающих, и во взгляде его, который подчас приобретал испепеляющую силу, но – она знала это – мог быть и страстным, и веселым – читалось сейчас столько добросердечия, что и сама она почувствовала себя умиротворенной.

Ей показалось, что серебряные нити на висках мужа стали заметнее, и сердце ее сжалось от нежности.

Анжелика ощущала, что души их еще истерзаны, однако в эту летнюю пору надо было слишком многое успеть сделать. Ну что ж, все несущественное мало-помалу отступит, и позже то незабываемое, что возникло в их любви в эти бурные дни, придет к ним во всем своем богатстве, во всех своих красках, неразличимых сегодня, в повседневной сутолоке. А сейчас они должны держаться стойко, не сгибаясь, ибо несут груз ответственности слишком тяжелый, чтобы позволить себе столь необходимую им передышку. Еще совсем немного – и они вернутся в Вапассу, «домой», – поправилась она, чтобы придать себе твердости. Лишь бы Жоффрей отказался от мысли, казавшейся ей столь опасной, – отправиться в Квебек, – Я охотно отвечу на первый вопрос, – сказал Пейрак, – но мне бы хотелось, чтобы это сделал вместо меня кто-нибудь из вас. Я обещаю награду тому, кто доберется до истины, призвав на помощь рассуждение и наблюдательность., – Итак, господа, все вы сроднились с морем и за время ваших странствий почерпнули немало сведений. Поройтесь же в памяти, сделайте выводы из вашего опыта, и вы незамедлительно, я в этом уверен, подойдете к научному и математически выверенному ответу на вопрос – что же вызывает приливы на нашем земном шаре. В ответ кто-то переглянулся, кто-то стал шептаться в сторонке, кто-то погрузился в глубокие размышления.

– Я вижу, Жан поднимает глаза к небу, – заметил граф. – Горячо, мой мальчик.

– Следует ли искать тайну приливов в звездах? – спросил Жан.

– Конечно же. Во всяком случае, в светилах, – послышался вдруг голос.

– Ибо приливы вызваны притяжением Луны.

Глава 15

Это был женский голос. Все взоры обратились в сторону, откуда он прозвучал.

Герцогиня де Модрибур, стоявшая рядом с Анжеликой, мужественно выдержала взгляды, в которых смешались удивление, может быть, даже ирония, и неодобрение. Она подняла свою грациозную головку, и в ее легкой улыбке, обращенной ко всем мужчинам, пристально смотревшим на нее, читался вызов.

На секунду воцарилось изумленное и даже, пожалуй, возмущенное молчание. Все ждали приговора.

Пейрак сделал несколько шагов по направлению к герцогине.

– Вы выиграли, сударыня, – Пейрак поклонился ей, – и знайте же, что Голдсборо почитает за честь принимать в своих стенах, если мне будет позволено так выразиться, одну из учениц великого астронома Гассенди, француза, который впервые в мире вычислил во Французской Гвиане длину земного меридиана.

– Луна, да при чем тут Луна? – воскликнул губернатор Акадии.

Похожий на оторопевшего Пьеро, он добавил:

– Во-первых, приливы бывают и днем, и ночью.

– Вы поражаете меня, мой друг, – отвечал ему Пейрак. – Подумайте: ведь наша Земля – такая же планета, как и все другие, и для нее Луна, равно как и Солнце, впрочем, остается на своем месте и днем, и ночью.

– А что это значит – притяжение? – заинтересовался квартирмейстер Ванно.

– Видели ли вы когда-нибудь, как магнит притягивает иголки? – пояснила госпожа де Модрибур. – В определенные часы Луна производит то же самое с нами.

Каждый понял этот простой образ, и вновь наступило удивленное молчание, на сей раз менее недоверчивое.

Многие смотрели вверх. Виль д'Авре как раз увидел в наступающих сумерках бледный полумесяц на перламутровом, уже слегка окрашенном золотом небе.

– А, так вот что ты с нами делаешь, плутовка, – обратился он к Луне.

– И ведь правда, Бержерак, тот ученый, что сочинял стихи и протыкал шпагой всякого, кто смеялся над его слишком длинным носом, действительно говорил нечто подобное в прошлом веке, но я считал, что этот гасконец – сумасшедший, как и все гасконцы, – продолжал он жизнерадостно, подхватывая под руки де Пейрака и Сен-Кастина. – А теперь мне хотелось бы знать, почему в некоторые часы, к тому же в разные, эта кокетка нас притягивает, а в другие – оставляет нас в покое.

Жоффрей де Пейрак поклонился Амбруазине де Модрибур.

– Предоставляю честь ответа вам, сударыня.

– Вы могли бы объяснить это не хуже меня, граф, – улыбнулась она чуть кокетливо, – или это экзамен?

Он отрицательно качнул головой. Его темный, внимательный взгляд впился в лицо Амбруазины де Модрибур.

И тут Анжелика ощутила неизъяснимую муку, показавшуюся ей почти физической, словно сердце ее внезапно сжалось, сдавленное чьим-то мощным кулаком.

Это была глубокая, скрытая, пугающая боль, и исток ее был ей неведом; Анжелика на миг словно окаменела, прежде чем смогла осмыслить, откуда исходит удар. То был взгляд Пейрака. Тогда она поняла: его взгляд, который она видела сейчас, принадлежал лишь ей, ей, Анжелике, его любимой, его супруге.

И вот он устремил его на это лицо, обретшее в перламутровом свете угасающего дня прозрачность алебастра, на лицо, где блестел в огромных темных глазах яркий пламень ума. Жоффрей по-прежнему слегка улыбался, но никто бы не смог прочесть в этой полуулыбке его настоящих мыслей.

– Экзамен? О нет, сударыня, – заверил он. – Но мне слишком часто доводится читать проповеди. Я бы с удовольствием побыл несколько мгновений вашим учеником.