Триумф Анжелики, стр. 17

— Если дела обстоят таким образом, господин д'Эстре, и если вы обо всем этом знаете, не считаете ли вы своим долгом предупредить Его Величество каким-либо образом?

— Вы сошли с ума? — он посмотрел на нее насмешливо. — Если то, что известно мне или вам, или нам обоим по отдельности и вместе, выплывет на свет, то возникает угроза быть «разодранным четырьмя лошадьми»…

Его фраза гулко раскатилась во влажном воздухе реки.

Он намекал на казнь, специально предназначенную для цареубийц. А таковыми признавались люди, которые готовили план покуситься на жизнь короля, даже в случае, когда план проваливался.

Казнь состояла в том, что руки и ноги осужденного привязывались к сбруе четырех лошадей. Потом лошади отпускались и тянули в разные направления, так что к исходу экзекуции каждая из них уносила одну из частей тела приговоренного.

— Что вы говорите, — пробормотала Анжелика в ужасе. — Мадам де Монтеспан дошла до того, что пыталась отравить короля?..

— Я такого не говорил, — запротестовал офицер королевского флота, старательно оглядываясь.

Казалось, он сожалел о том, что так разболтался. Но увидев, с каким заинтересованным видом она ждет продолжения, он не удержался и добавил:

— Речь не идет о смертельном яде. Я говорю о специальных порошках, которые фаворитка примешивает к пище короля, чтобы обратить на себя его внимание. И, между прочим, это приносит успех, как я вам уже сказал. Но результат оказался несколько большим, чем она это ожидала. Следствием этого, по словам врачей, стала его тяга к новым любовницам, что, естественно, не доставило особого удовольствия и мадам де Менденон. Правда, ее еще не окончательно отвергли. Король каждый вечер приходит к ней поболтать или сыграть партию в бильярд. А вообще, вы понимаете: это ведь целая процессия: мадам де Лувиньи, мадмуазель де Рошфор-Теобон… Говорят, что он пустился во все тяжкие, если можно так выразиться: фрейлины королевы, горничные, а недавно одна из дочерей мадам де Монтеспан представила ему некую Дезейе, и ходят слухи, что у нее от него ребенок…

Но по-моему новая фаворитка привлекла короля не только своими прелестями и детской непосредственностью, здесь имели место и другие уловки. Говорят, что ее белокурая головка и молодость — не единственные достоинства этой девицы… Наконец те, кто с ней знаком и уже давно при дворе, утверждают, что одна деталь повлияла на то, чтобы увлечь монарха.

— Какая же?

— Ее имя.

— И как же ее зовут?

— Анжелика!..

Он подмигнул ей как заговорщик и рассмеялся, откинув голову назад. Эхом этого крика отозвались птицы: чайки и крачки, населяющие прибрежные скалы, проносились на ними часто махая крыльями и щелкая клювами. Казалось, они негодовали.

Что означал этот внезапный взрыв смеха, резкого и оскорбительного?

Внезапно Франсуа д'Эстре протянул перед собой руку:

— О! Посмотрите туда!..

— Что такое? Англичане?..

— Нет! Туда!.. Свечение.

Она проследила направление, которое он ей указал. В стороне Понана она увидела, как над смутными тенями выступов высоких гор, скрытых туманом, распространяется широкая полоса светло-розового цвета, она удваивается ярко-зеленой, затем появляется золотистая. Все исчезло, быстрее, чем они смогли это рассмотреть. Потом на миг что-то вспыхнуло, словно блестящий глаз мигнул в небе.

— Северное сияние! — воскликнул граф д'Эстре, голосом, дрожащим от восхищения. — Боже мой, как это прекрасно! К тому же это редкость в данное время года. Это знак! Холод приближается. Скоро придут морозы и все покроется льдом. Англичанину следовало бы поторопиться, иначе он будет вынужден зимовать в форте Руперт, где я поработал над тем, чтобы сжечь все жилища.

Он продолжал смеяться, но по-другому, и рассеянные лучи солнца бросали на его лицо слабые отсветы, уже словно носящие печать будущих морозов, он смеялся с выражением детской беспечности.

— Хоть бы он отказался от намерения преследовать меня на выходе из пролива.

Он вернулся на свое судно, чтобы подготовиться к возможным неожиданностям.

После того, как они прошли Антикости, большой остров, около трех сотен миль, населенный исключительно белыми медведями и птицами, опасность, казалось, миновала. Они не должны были встретить английский корабль, вышедший из засады. Господин д'Эстре снова поднялся на борт в сопровождении адьютанта, чтобы попрощаться и выразить благодарность.

— Поскольку никакие напасти не подстерегли меня, позвольте выразить вам мою благодарность и восхищение теми днями, которые я провел в обществе знаменитых и влиятельных при дворе лиц, хотя вы и находитесь сейчас довольно далеко от Короля-Солнца. Нет дня, когда в Версале не говорят о той, кто обладает репутацией одной из красивейших женщин королевства, или о том, кто дал нашим поселениям в Америке новую жизнь и обеспечил безопасность, которой все так долго добивались. Правда вы имеете при дворе двух надежных поверенных — ваших сыновей, которые добились благосклонности короля.

До этого момента он не намекал, что знаком с Флоримоном и Кантором. По слухам он избегал близкого знакомства с ними. Его заинтересовал лишь тот факт, что они по почетному и ответственному поручению ездили в Америку. Теперь он знал их ближе.

Он вручил Анжелике в знак признательности маленький флакон. Он извинился, что его форма была несколько традиционной, поскольку такова была французская мода, как впрочем и мода отдаленных столиц, включая Великого Могола и испанские города Нового Света. Кроме того, не желая ее убеждать, что этот флакон из позолоченного серебра является изделием, заказанным для нее одной, д'Эстре подчеркнул, что хочет оставить о себе память, залог безграничного уважения.

— Из всех чудесных встреч, знакомство с вами — самая значительная. Я расскажу о ней королю.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЧТЕНИЕ ТРЕТЬЕГО СЕМИСТИШИЯ

10

Каждый раз, когда Анжелика возвращалась в Голдсборо, каждый раз, когда сквозь клочья перламутрового тумана или на фоне царственно голубого неба она видела блеск розоватых снегов на вершинах Ман-Дезерта, что означало конец пути, сердце ее наполнялось радостным возбуждением. И не к чему было ей напоминать о целой лавине драм и унижений, которые обрушились на них в этих местах или могли еще раз их подстеречь.

Для нее этот край сохранил образ сказочного райского уголка, который восхитил ее в тот самый момент, когда она различила сквозь густой туман, через который блестела радуга, звон якорной цепи, возвещавший об окончании ее первого длительного путешествия. Она стояла на мостике, прижав к себе Онорину. В глубине ее рождался молчаливый крик, словно это взывали все изгнанники, избежавшие тюрьмы или казни, крик, от которого хотелось пасть на колени: «Новый Свет!»

На этой неизведанной земле могло случиться что угодно, она это понимала и заранее была готова ко всему. Самое главное, что они были свободны и спасены.

Каждый раз по возвращении в Голдсборо она снова переживала миг прилива новой крови, миг обновления сил.

Прибыв в Новый Свет, изгнанники и побежденные снова обретали мужество, иные чувствовали его в первый раз.

Вопреки тому, что ей пришлось перенести у этих берегов, Анжелика не забывала своего первого впечатления неописуемой красоты.

К нему в последующие дни добавилась чудесная радость от известия, что оба ее сына живы. И она никогда не забудет мгновения, когда Кантор, обнаженный, словно молодой бог с Олимпа боролся с волнами в гроте Анемонов и кричал: «Посмотрите на меня, матушка!» К этому примешивалось впечатление от сна, рассказанного Флоримоном перед его отъездом в Америку вместе с Натанаэлем де Рамбур. Ей казалось, что она спит… или что она умерла. Многое здесь казалось призрачным как мечта, так был велик контраст между жизнью в Европе и в Новом Свете.

Итак Голдсборо останется местом, где реальность похожа на мираж, где вас поджидают неожиданные сюрпризы и радости, ослепляющие словно молния.