Искушение Анжелики, стр. 43
— Анжелика!
Шатаясь, он двинулся вперед с протянутыми руками, но наткнулся на стол.
— Молчи! — сказала Анжелика тихим голосом, сжав зубы. — Оставь меня! Я не могу отдаться тебе. Колен. Я — жена графа де Пейрака.
— Де Пейрака! — хрипло произнес он голосом человека при смерти. — Этого объявленного вне закона авантюриста, того, кто строит из себя принца, а скорее, короля Акадии…
— Я — его жена!
— Ты вышла за него, как те антильские шлюхи, которые охотятся здесь за мужьями… За его золото, за его флот, за драгоценности, которыми он тебя увешивает, за то, что он тебя кормит… Разве нет? На какой скале ты его подцепила?.. Специально отлавливала богатого корсара, не так ли? А разве он не дарил тебе изумруды и жемчуг? Отвечай!..
— Я не обязана давать тебе объяснения. Я — его супруга. Наш брачный союз скреплен господом богом.
— Чепуха!.. Все это забывается!..
— Не кощунствуй. Колен!
— И я могу дарить тебе изумруды и жемчуг… Могу стать таким же богатым… Ты любишь его?
— Тебя не касается, люблю ли я его! — отчаянно выкрикнула она. — Я — ЕГО ЖЕНА, и не для того я живу на этом свете, чтобы нарушить святую клятву.
Колен дрогнул. Анжелика быстро проговорила:
— Мы не можем этого делать, Колен… Это невозможно! Между нами все кончено, иначе ты разрушишь мою жизнь…
Он спросил глухим голосом:
— Ты правда можешь возненавидеть меня?
— Да, правда. И тебя, и даже память о тебе, наше прошлое… Ты стал бы виновником моей беды, моим злейшим врагом… Виновником моего тягчайшего предательства… Я бы возненавидела и самое себя.., так лучше убей меня на месте… Убей меня! Лучше убей меня…
Грудь Колена вздымалась, как кузнечные мехи, он дышал, как человек, испытывающий предсмертные муки.
— Оставь меня, оставь меня, Колен…
Голос ее звучал тихо, но в каждом ее слове было столько сдерживаемой силы, что они пронзали, как удар кинжала.
— Я не могу оставить тебя, — отвечал он, как в лихорадке, — ты принадлежишь мне. Ты принадлежишь мне всегда — и во сне и в мечтах… И теперь, когда ты здесь, когда ты прямо передо мной, а не отрекусь от тебя… Иначе что толку в том, что я тебя нашел?… Какой смысл в той случайности, которая снова привела тебя на мой путь… Мне так недоставало тебя, не хватало все дни в ночи… Я слишком исстрадался, вспоминая о тебе, чтобы отречься.., ты должна стать моей!..
— Тогда убей меня, убей немедленно!
Шум отрывистого дыхания обоих загустевал в плотной темноте. Вцепившись в стол, Анжелика была почти без памяти. Едва ощутимая качка казалась ей головокружительной, она чувствовала себя беззащитной, как слепой, которому неотвратимо угрожает нечто такое, чему предпочтительна сама смерть.
Услышав, что Колен сдвинулся с места, и не сомневаясь, что он приближается к ней, она вдруг ощутила внутри себя пронзительный, но беззвучный крик, какого не было никогда… Она не знала, что это был зов о помощи, обращенный к чему-то более сильному, чем ее слабость, к чему-то более прозорливому и милостивому…
Мало-помалу она осознала, что все вокруг неподвижно, что вернулись мир и пустота, что она снова одна. Колен оставил ее в покое. Колен ушел.
Глава 14
Настал очень трудный для нее момент, момент смятения, отчаяния, когда то вечно детское, что есть в каждой женщине, вновь берет верх надо всем, когда отметается всякая логика, бросается вызов реализму, действительности, возникают сожаления. Измученное тело и смятенный дух Анжелики, казалось, не выдержат тяжести неразрешимой дилеммы, ей было нестерпимо больно.
Когда, наконец, нервы ее немного успокоились, она стала наощупь искать свечу, которая куда-то закатилась, но не нашла ее. Внезапно сквозь ночной мрак проступило слабое молочное свечение, возвестившее о том, что между двух туч появилась луна, и тогда Анжелика, пошатываясь, как пьяная, вышла на балкончик перед окном, и, опершись на позолоченные деревянные перила, несколько раз глубоко втянула в себя воздух.
Сбросившая с себя вуаль луна озаряла все вокруг своим очищающим светом. По небу плыли перламутровые облака, раздавался мерный шум прибоя, где-то вдали тоскливо и чуть зловеще выли морские волки.
Глядя вокруг, но ни на чем не задерживаясь взором и постепенно успокаивая расходившиеся нервы, Анжелика начинала осознавать, какой страшной беды она чудом избежала. При мысли об этом она снова ощутила слабость в ногах.
«Ведь я почти пошла на „это“, — призналась она себе, покрываясь холодным потом.
Одна за другой проносились секунды, и с каждой из них в ней нарастал самый элементарный страх, который беспощадно рассеивал ослепивший было ее мираж сладостного искушения.
«А если бы „это“ произошло?..»
Это было бы равносильно смерти… Равносильно.., она не находила слов, чтобы передать полную опустошенность, на которую она обрекла бы себя, если…
Отныне она знала, что желание может сравниться с самой ужасной стихийной катастрофой наравне с приливами, циклонами и землетрясениями, пересилить все доводы рассудка, закружить в неудержимом слепом вихре слабое человеческое существо.
Как же нашла она силу устоять? Все больше злясь на себя и кусая с досадой сжатые в кулак пальцы, она безрадостно смотрела в пучину моря.
«Как же я могла?..»
«А этот поцелуй… — подумала она, притрагиваясь к губам. — Я не должна была… Не должна была допустить такой поцелуй…»
Поцелуй, в котором ее язык соединялся с языком Колена.
Она обхватила лицо руками:
«Это непростительно! Непростительно!..»
Жоффрей, Жоффрей!
Какой-то суеверный страх заставлял ее гнать от себя мысли о муже. Ей чудилось, что он стоит у нее за спиной и пристально смотрит своими горящими глазами.
«Ведь именно Жоффрей привил мне вкус к поцелуям. Никто иной как он, научил меня так целоваться, и я так люблю — люблю с ним — эти поцелуи, у которых нет конца. Мне хочется всю свою жизнь прожить с ним, сердце к сердцу, обнявши его, прильнув устами к его устам… И он это знает. Как же я могла так близко подойти к измене ему!.. Я стала слабой, и причина то — наша разлука…»
Женщина становится особенно уязвимой, когда чье-то отсутствие порождает в ней потребность в утешении. Это необходимо знать всем мужчинам, каждому супругу.
Выяснив для себя, что смятение ее было порождено той невыносимой пустотой, которая возникла в ней из-за разлуки и одиночества, Анжелика начала потихоньку оправдывать себя.
«Он не должен был, никогда не должен оставлять меня одну… А потом — так ли уж это серьезно? И что на самом деле произошло между мной и Коленом? Неужели этого достаточно, чтобы разлучить меня с мужем? Сущий пустяк… Вроде как попить воды, чтобы утолить жажду. Разве грешно попить воды?.. Нас, бедных женщин, просто шантажируют, хотя никаких оснований для трагедии нет… Ну, понравился человек, возникло желание… В общем, мелочь. И мне теперь надо более снисходительно относиться к мужским проказам… А вдруг в один прекрасный день Жоффрей.., с другой женщиной… О, нет, я никогда не потерплю такого… Я бы умерла… Нет, это очень серьезная вещь! Прости меня… И все же, почему какое-то случайное приключение может обернуться настоящей трагедией, и это с тех пор, как существует мир?.. И как ни быстр человеческий разум, а плоть слаба, и в этом вся правда!
А этот Колен, ведь он уже стал для меня почти совсем чужим человеком… Почему же так сильно искушение… Любовь — это дело кожи… Так говорит Жоффрей, с присущим ему цинизмом, когда ему хочется меня подразнить… Любовь — это когда на коже возникают волны, которые притягивают друг к другу… Нет, это не только волны от кожи, хотя, может быть, они самые главные… Ведь и мне встречались мужчины, с которыми не было неприятно, даже когда я знала, что им чего-то недостает. А вот у нас с Жоффреем это «что-то» возникло сразу и сохранялось даже тогда, когда я боялась его.
А с Коленом?.. С ним всегда было «что-то еще», чего я объяснить не могла… С Дегре тоже, мне кажется… Как ни странно, но если хорошенько подумать, то и тому толстяку, капитану из Шатле, видимо, я не случайно уплатила такую «плату», когда надо было спасти Кантора. Он тоже оставил о себе неплохую память… А с королем? Вот с ним это «что-то» отсутствовало. Теперь мне стало яснее, почему… Это удивительное признание друг друга «всей кожей» возникает не у всех, а почему — непонятно.