Дорога надежды, стр. 99

Анжелику тоже заставили устроиться поудобнее. Мадам Веррьер убежала за лимонадом для дорогой гостьи.

Все глаза впились в Анжелику, все рты растянулись в блаженных улыбках, люди то и дело наклонялись друг к другу, перешептываясь с изумлением и в то же время благосклонным видом. Стоило ей сделать какой-нибудь жест или изменить выражение лица, как все общество разражалось счастливым смехом.

Воспользовавшись подоспевшим подносом с вареньями и прочими сластями, а также новой партией горячительных напитков, привлекшей всеобщее внимание, хозяйка дома устроилась рядышком с Анжеликой и завела с ней отдельный разговор:

— Мадам, простите нам наше изумление и оживление, в которых вы, наверное, усматриваете недостаток вежливости. Однако ваше появление в такой день навсегда останется для нас наиболее волнующим событием в нашей провинциальной жизни. Впрочем, дело не только в этом. Сейчас вы поймете, чем объясняются наши чувства. Стоило мне вас увидеть, как я поняла, что мы родственницы, пусть и не прямые! Уже несколько лет многие здесь уверяют, вступая с несогласными в ожесточенный спор, что вы приходитесь сестрой господину дю Лу, земли которого лежат у Орма, к западу от острова Монреаль.

Всему виной сходство между вами и одной из его дочерей. Теперь в этом не может быть сомнений: такое сходство никак не может оказаться случайностью, тем более что ходят слухи, будто вы как раз и плывете в Монреаль, чтобы разобраться, действительно ли поблизости от города проживает ваш близкий родственник.

— Что ж, мадам, вы только подтверждаете слухи, которые прежде вызывали у меня некоторые сомнения. В Канаде слухи путешествуют быстрее тех, кому надлежит их подтверждать или опровергать. Поэтому я нисколько не удивляюсь, что вы уже обо всем знаете. Пусть я ни разу в жизни не видела этого господина и еще не успела оповестить его о своем визите, я все равно убеждена, что тот, о котором вы толкуете, — мой старший брат Жосслен Сансе де Монтелу, который в возрасте шестнадцати лет уехал в Новый Свет и с тех пор не давал о себе знать.

Мадам Веррьер заключила ее в сердечные объятия и утерла слезы.

— Значит, мы с вами свояченицы: одна из моих сестер — его жена!

В это время снаружи началась суматоха. Кто-то крикнул, что наконец-то прибыл кюре, которому полагалось окрестить малютку — он задержался из-за тумана. То был священник из квебекской семинарии, который в летнее время разъезжал по округе, посещая приходы, поместья и затерянные поселения.

Празднеству предстояло смениться религиозным обрядом, которому надлежало быть исполненным со всей ревностностью, несмотря на веселье гостей.

Супруги Веррьер по-прежнему расценивали неожиданное присутствие на церемонии мадам де Пейрак, которому не помешала даже плохая погода, как счастливое предзнаменование. Заручившись ее согласием, они добавили к длиннейшему перечню имен святых заступниц, присвоенных новорожденной, Мари-Магдалина, Луиза, Жанна, Элен и прочим имя их знаменитой и прекрасной гостьи «Анжелика».

Туман рассеялся, и пришлось возвращаться на корабли. Видимость оставалась плохой, но уже по другой причине: опускались сумерки. Опьяненные вином и беседой, гости с неохотой покидали гостеприимных хозяев.

Мадам Веррьер долго рассказывала Анжелике о семье ее брата; Анжелике тоже пришлось кое-что порассказать о своих близких из Пуату, обо всех Сансе братьях, сестрах, прочей родне…

— До скорой встречи!

Онорина, беспрепятственно утолявшая жажду и голод, опорожняя сосуды всех размеров и форм, громоздящиеся на столе, чем занимались и все остальные дети, облепившие стол шумной гурьбой, не боясь выпачкать свои праздничные костюмчики, в которые им так редко приходилось облачаться, превзошла новых приятелей в прыткости и теперь попросту свалилась, сморенная сном. Пришлось перенести ее из-под гостеприимного крова прямиком на корабельную койку.

Анжелика тоже не совсем твердо держалась на ногах, ибо, утратив бдительность, отдала должное канадским напиткам, щедро подливаемым в ее бокал. У нее как-то вылетело из головы, что французские поселенцы, а особенно их жены, превратились в непревзойденных мастеров и мастериц в деле изготовления домашнего зелья. Плоды садов и лесов, ржаное и пшеничное семя, овес, кленовый сок — все шло в ход, лишь бы бесперебойно работал перегонный аппарат, который прятали от королевских чиновников среди ветвей самого раскидистого дерева.

Головокружение помогло ей отбросить ненужную настороженность. Она уже симпатизировала жителям верховий реки Святого Лаврентия, этим трудягам-монреальцам с косой на одном плече и мушкетом на другом, учтивым и воинственным одновременно, обожающим скитания, — одним словом, жителям пограничных земель на французский манер. Гордые владельцы укрепленных поместий, они напоминали ей жителей Брунсвик-Фолс. Пусть они более легкомысленны, более ветрены, чем пионеры-англичане, но в них чувствуется та же твердость гранита и полное презрение к дисциплине.

Прежде чем отойти ко сну, она вспомнила все, что ей удалось выведать о семействе своего брата, и представила себе свою золовку, племянников и племянниц, особенно восхитительную Мари-Анж, которая якобы была вылитая тетка. Впрочем, спохватилась она, никто и словечком не обмолвился о самом господине дю Лу — ее братце…

Глава 38

Вот и Виль-Мари — священное поселение смельчаков, выросшее там, где смыкаются воды, скалы и леса, вот море крыш с торчащими над ними колоколенками, вот небольшой потухший вулкан, напоминающий курносую рожицу,

— Мон-Руаяль, «Королевская гора». На пристань сбежались горожане, супруги ле Муан, барон де Лонгей и его зять ле Бер, прочие представители богатейших семейств города.

Уже давно, пользуясь посредничеством путешественников, подобных Никола Перро, самые видные обитатели Монреаля вели дела с графом де Пейраком. Их торговые караваны шли по диким местам, от самых водопадов Ла-Шин, и Анжелика надеялась, что все эти господа, снабжающие экспедиции, которые возвращаются из лесов, нагруженные пушниной, рады серебру и золоту, водящемуся у них благодаря хозяину Вапассу: ведь без него сомнительные купюры вовсе вытеснили бы в колонии звонкую монету, без которой невозможна серьезная торговля с французской метрополией и прочими странами.

Итак, ее и Онорину встретили дружелюбно и обходительно. Отовсюду раздавались сожаления по поводу отсутствия господина Пейрака, однако все знали об услуге, которую граф согласился оказать губернатору и всем канадцам, наблюдая в устье Сагенея за продвижением ирокезов в земли мистассинов, и отдавали предпочтение именно такому развитию событий, поскольку оно позволяло им избежать изнурительной летней кампании против неуловимого врага.

В знак признательности и уважения состоятельные монреальцы предоставили Анжелике и ее дочери чрезвычайно удобный домик поблизости от своих усадеб.

Дамы всех возрастов вызвались помочь устройству гостей и их свиты. Они заверили Анжелику, что она будет чувствовать себя как дома, не испытывая недостатка ни в чем: ни в слугах, ни в горничных, ни в поварах, если таковые понадобятся. Впрочем, монреальские дамы сразу смекнули, что последнее предложение не имеет смысла: у них на глазах с корабля сошел Тиссо, за которым несли кастрюли, посуду, столовое серебро, хрусталь и горы белоснежных скатертей и салфеток. Осанка и опытность метрдотеля произвели на них самое благоприятное впечатление.

Тиссо ограничился одной просьбой: в первый день ему понадобятся двое слуг, которые смогли бы показать ему, где найти в городе свежую снедь — птицу, мясо, фрукты, овощи, а также, если таковые найдутся, мясные пироги и паштеты.

Как только выдалась свободная минута, Анжелика в сопровождении Куасси-Ба и Барссемпуи устремилась в западную часть города, где жили сестры конгрегации Богоматери вместе с малолетними воспитанницами.

Легкая карета доставила их к воротам обители, закрытым всего лишь на деревянную задвижку. В конце аллеи, между двумя лужайками, обсаженными фруктовыми деревьями, их взгляду открылся длинный каменный дом с тремя окнами справа и слева от главного входа. На крытой сланцем крыше виднелось целых семь слуховых окошек.