Дорога надежды, стр. 25
Однако девица голосила пуще прежнего. Она слишком хорошо знала, что ее ожидает: позорный столб, плеть, тюрьма, бесчестье и удвоение срока службы, Северина, видя, какую она скроила физиономию, смеялась до упаду, как умеют смеяться только француженки, даже гугенотки. Разбитая чашка послужила естественным объяснением разразившемуся скандалу, когда пришли узнать о его причине. Делу не будет дан ход. Анжелика отнюдь не стремилась к тому, чтобы о ней говорили, будто она летает верхом на метле.
А почему, собственно, на метле? На каком-таком основании колдуньям вручают метлы для прогулок? Шутки в сторону! Подобные речи не очень-то располагали к улыбке. Если англичане чувствовали себя в большей зависимости от Дьявола, не имея в раю покровительствовавших им святых, Анжелика не могла забыть, что и «на правах» француженки оказалась в свое время жертвой почти такого же фанатизма. От них, от Жоффрея и от нее, потребовались исключительная находчивость, помощь влиятельных и умных друзей, чтобы нейтрализовать и свести на нет обвинения злобного иезуита д'Оржеваля, который, противодействуя начинаниям графа де Пейрака в штате Мэн, обвинил ее в колдовстве.
А ведь он даже в глаза их не видел.
Она дожила уже до такого дня, что ей стало казаться, будто он никогда и не существовал. И когда в Квебеке они узнали, что отец д'Оржеваль был сослан в ирокезские миссии, она поняла, что одержана первая победа. Но можно ли считать ее окончательной? Подозрение, что глухая ненависть, которую он питал к ней, не иссякла, впервые охватило ее на совете. И порой крылом черной птицы настигал страх, что Амбруазина… Амбруазина, демоническая сообщница иезуита, хотя и умершая, еще не произнесла последнего слова.
— Отбросьте заботы, сердечко мое, — говорил Жоффрей, видя ее задумчивость, — наше судно с честью вышло из шторма. Ветер оказался попутным.
Она хотела знать, не появились ли новые беженцы из Верхнего Коннектикута, но он отвлек ее от этих проблем, решить которые в данный момент было не в его власти.
Салем укреплял свои палисады, и окрестные фермеры вереницей отправились на воскресную проповедь, подобно тому, как некогда ходили на службу мужчины, вооруженные мушкетами, охраняя женщин и детей.
Собирались ополченцы для обеспечения безопасности жителей приграничных районов. Штат Мэн все еще оставался под защитой мирного договора, который Жоффрей де Пейрак подписал с бароном Сент-Кастином…
Скоро она начнет вставать. Спустится в сад, куда во время большого наплыва визитеров Рут в Номи выносили колыбельку.
И тогда она станет поправляться еще быстрее, и они смогут взять курс на Голдсборо.
Глава 8
Рут и Номи, стоя по обе стороны от угрюмой Агари с лозой дикого винограда в волосах, просили за бедную цыганку:
— Возьмите ее с собой в Голдсборо, миледи. Нам известно, что там мирно уживаются самые разные люди, женщины пользуются уважением и находят мужей и приданое. Говорят даже, что одна мавританка вышла там замуж за французского офицера. Умоляем, возьмите с собой это бедное дитя: здесь мы боимся за нее.
Одни забрасывают ее камнями, другие обвиняют в том, что она вводит их в такое искушение, что они не остановятся и перед насилием, а затем и убийством под предлогом, будто вселившийся в нее Дьявол виновен в охватившем их вожделении. Там у вас ей было бы лучше…
Анжелика объяснила им, что, во-первых, мавританка, о которой они говорят, воспитанная дамами из Сент-Мора и получившая приличное содержание от таинственной крестной матери, живет не в Голдсборо, а в Квебеке, и, во-вторых, до сих пор еще не замужем. Это объяснялось, в частности, не столько дискриминацией молодых канадцев в отношении ее темной кожи, сколько жесткими требованиями, которые она предъявляла к своему будущему супругу.
После всего сказанного следовало признать, что такой красивой и невинной девочке, как Агарь, непосредственная чувственность которой сияла, как солнце в разгар лета, будет лучше и безопаснее в Голдсборо, чем в ригористическом и чрезмерно целомудренном Салеме. Ибо в поселении, основанном дворянином-авантюристом графом де Пейраком, царило такое смешение национальностей, характеров и нравов, которое тем паче взывало к терпимости. Там давно перестали возмущаться друг другом и по каждому спорному вопросу обращались к губернатору Колену Патюрелю, руководствуясь надежными установлениями, которые он ввел во имя порядка, пристойности и дисциплины, необходимых любому вольному порту для того, чтобы каждый гражданин мог спокойно вести в нем свои дела.
Признавая необходимость неукоснительного выполнения взаимных обязательств, жители Голдсборо научились уважать свободу личности. Поселение, состоявшее из членов гугенотской общины Ла Рошели, и контингента бывших пиратов, проституток, сосланных министром Кольбером для заселения Канады, и молодых француженок-акадок, сам сложившийся порядок вещей требовал ограничения религиозных, а значит, и национальных притязаний. Ибо там бок о бок жили англичане из пограничных районов, уцелевшие в результате франко-индейской бойни, шотландцы, оставшиеся после экспедиции сэра Александера, акадцы, населявшие побережье Французского залива, и многие другие. Разумеется, Агарь не останется там незамеченной, но и не подвергнется риску вызвать в жителях Голдсборо те чувства гадливости, ужаса и омерзения, которые она пробуждала в Новой Англии и которые в один прекрасный день могли бы подтолкнуть каких-нибудь фанатиков к мысли сыграть с ней злую шутку.
Но стоило дочери цыган понять, о чем идет речь, как она стала громко кричать. Она не хотела расставаться ни со своими двумя приемными матерями, ни с тем, что составляло содержание ее внутреннего мира. Послушав ее, пришлось бы признать, что все, ставшее ей известным в их обществе под соломенной крышей лесной хижины или под улюлюканье толпы, свирепые и оскорбительные гримасы которой не столько ужасали, сколько забавляли ее, было одной сказкой.
Кто еще может понять ее язык? С кем будет она общаться, она, ребенок без корней, представительница чуждой расы, брошенная под кустом сумаха, которую Небеса свели с двумя существами, рожденными под той же звездой и готовыми ее приютить и полюбить?
Чувствуя, что без их теплоты она будет ввергнута в мир куда более темный, пустынный и холодный, чем дно океана, она бросилась к ногам Рут и Номи, умоляя сжалиться над ней.
— Вам не следует расставаться с ней, — решила Анжелика после того, как они исчерпали все доводы, желая убедить ее. — Поверьте, что мы охотно приняли бы ее, но она не сможет жить без вас. Она зачахнет.
В эту минуту из-за занавески показалась миссис Кранмер.
— Раз она остается с вами, прибейте ее ухо к вашей двери, — решительно потребовала она. — Таков обычай. Если слуга или вольнонаемный добровольно отказывается от обретенной свободы, мочка его уха должна быть прибита к двери дома владельца. В глазах окружающих это будет означать, что отныне он принадлежит хозяину и обязан служить ему до конца своих дней. Этой процедуры вам не избежать. Надеюсь, на сей раз вы не нарушите закон, настойчиво проговорила она, обращаясь к Рут, которая с рассеянным видом направилась к колыбели младенца.
Миссис Кранмер упала в кресло для посетителей, стоявшее у ног кровати, наклонив голову вперед, как бы заранее готовясь выслушать то, что ей сочтут нужный ответить.
Однако мгновение спустя Анжелика услышала легкое похрапывание и с удивлением обнаружила, что миссис Кранмер погружена в глубокий сон.
— Что ты с ней сделала, Номи? — не оборачиваясь, спросила Рут.
— Усыпила. Она стала раздражать меня своей глупостью.
Подошла Рут, держа на руках проснувшуюся девочку.
— Номи, твои шутки нам дорого обойдутся!
Номи рассмеялась.
— Ну и пусть. Зато весело!
Она вскочила на ноги и от радости пустилась в пляс с Агарью, похожей на бабочку в своем пышном красном платье. Рут Саммер с насмешливой жалостью смотрела на спящую женщину.