Бунтующая Анжелика, стр. 36
В конце концов Анжелика заколебалась:
— У меня не достанет терпения так долго ждать… Но в глубине души она уже знала, что колдунья права.
Выйдя из леса, она отправилась к братьям де Ламориньер. Она нашла их в замке Ронсе у Брессюира. Трудно было выудить у нее что-либо путное касательно обстоятельств смерти знатного протестантского вельможи. Поведение Анжелики расхолаживало самых больших храбрецов. Ее материнство было заметно, и она не старалась его скрыть. Было в ней нечто, что клало предел любопытству. Братья де Ламориньер не переставали свидетельствовать ей свое полнейшее почтение. Они думали, что она носит под сердцем дитя Самуила де Ламориньера.
Она нашла и аббата де Ледигьера. Они не говорили о прошлом. Молодой священник занял свое место в эскорте Бунтарки из Пуату.
Когда пришла весна, воспряли природа и люди. Близилось время битв. Вспыхивали пока лишь небольшие стычки, но главное было впереди.
А неутомимая женщина опять носилась по провинции из конца в конец. Говорили, будто там, где она появляется, победа ее сторонников обеспечена. К июлю она пожелала вновь побывать в окрестностях Ниеля, и там на несколько дней исчезла.
Спутники и слуги сначала разыскивали ее, спрашивали всех, кого могли. Потом притихли: сообразили… В тревоге они сидели у огня и ждали ее возвращения. Она вернется, конечно, осунувшейся, побледневшей, но зеленые глаза будут глядеть так же загадочно. И никто не осмелится заметить, что ее стан снова обрел былую стройность.
Они не покидали поляну, где она оставила их. Нужно, чтобы ей было легко их найти. Увы, они ничего не могли для нее сделать. Не в их власти избавить ее от страданий. Ведь они были мужчинами, она — женщиной. Она была горда и прекрасна, принадлежала к высокому роду. Но ее не миновал горький удел всех женщин. Они не осмеливались думать о том, что происходит с ней там, в лесной глуши, и почти стыдились того, что они — мужчины.
Глава 5
Анжелика проскакала до опушки Ниельского леса. Она оставила коня на ферме, хозяйка которой ее очень почитала, и поспешила в лес. Она задыхалась на крутом склоне, цеплялась за кусты, чтобы идти быстрее. Под деревьями она чувствовала себя лучше, и все же ее терзал страх. Казалось, ей никогда не одолеть длинную горную тропу, ведущую в жилище Мелюзины. Но вот наконец, как раненый зверь, она рухнула на песок заветной пещеры.
По-матерински суетясь, колдунья подняла Анжелику, уложила на ложе из папоротника, расчесала скрюченными пальцами ее повлажневшие от пота волосы.
Она дала ей успокаивающего питья, наложила пластырь, чтобы облегчить страдания, и ребенок явился на свет почти тотчас. Анжелика приподнялась, при всем отвращении, ей захотелось взглянуть на это дитя позора. Она ожидала увидеть уродливое, болезненное созданье — ребенок, зачатый и выношенный при подобных обстоятельствах, не мог быть здоровым. И все же при виде младенца у нее вырвался крик ужаса:
— Мелюзина, смотри… О, какое чудовище! Он бесполый!
Колдунья озадаченно покосилась на нее сквозь седые космы, падающие на лицо:
— Э, черт возьми, да ты вовсе спятила. Девка как девка! Девчонка.
Анжелика откинулась назад, сраженная приступом дикого, неудержимого смеха:
— О, как я глупа! — хохотала она. — Я об этом не подумала! Девчонка? Не может быть… Дочь! Кто бы ожидал… Понимаешь, я ведь не привыкла.., у меня рождались только мальчики… Трое мальчишек.., сыновей… Теперь их больше нет. Ни одного! Дочь… Боже, как странно…
Смех перешел в рыдания — бурные, опустошительные, как грозовой ливень. Она так и заснула в слезах, но этот сон был глубок и покоен, и лицо спящей в ореоле светлых разметавшихся волос казалось ликом самой невинности.
Когда она пробудилась, покой, обретенный во сне, не покинул ее и наяву. То было чисто физическое умиротворение, и все же оно передалось ее истерзанной душе. Опершись на локоть, она обратила взгляд к выходу из пещеры. Дивная картина представилась ей: среди свежей зелени паслась лань с детенышем. Видно, окрестности ведьмина грота были для нее самым привычным местом — она не вздрагивала, не озиралась пугливо, как поступают обычно звери, чувствующие близость человека.
Анжелика долго любовалась ими, затаив дыхание, и только когда грациозные создания исчезли, она со вздохом опустилась на ложе. Ей было хорошо у Мелюзины. Она понимала теперь, каким целительным бальзамом для израненного сердца женщины может стать подобное одиночество, каким благословенным убежищем — лесная чаща. Так вот откуда берутся колдуньи…
Ближе к вечеру ее дремоту потревожил неясный шум, заставивший вздрогнуть и насторожиться. Этот слабый, придушенный вскрик не походил на голоса лесных тварей.
— Проголодалась! — сказала ведьма, направляясь в глубь пещеры. Из ее дальнего угла она извлекла бесформенный сверток какого-то красного тряпья. Сверток пищал.
Растерянная Анжелика уставилась на колдунью:
— Как, она жива?.. Я думала… Ведь она не закричала, родившись.
— Ну да, не закричала. Зато теперь орет. Есть хочет. — И Мелюзина попыталась вручить ребенка матери. Анжелика отшатнулась, передернувшись от омерзения. Ее глаза загорелись жестоким огнем:
— Нет! — выкрикнула она. — Никогда, слышишь? Она украла мою кровь, но уж моего молока она не получит! Ублюдок, отродье солдафонов… Нет, мое молоко
— для маленьких сеньоров, не для такой… Убери ее, Мелюзина! Прочь с глаз моих! Дай ей воды, чего хочешь дай, пусть только уймется. Завтра отнесу ее в город…
Анжелика проплакала всю ночь. В слезах, в полусонном бреду она впервые высказала все, о чем так долго молчала. Рассказала о том, что случилось в Плесси. Как драгуны повалили ее, как перерезали горло ее малышу, как она шла по разоренному замку, перешагивая через трупы, с мертвым ребенком на руках…
— Да, помню, помню, — бормотала колдунья, скрючившись у огня. — Тогда, осенью, я вас встретила на поляне. Я видела знак смерти над головой того малютки со светлыми волосами…
Назавтра Анжелика была уже на ногах. Она спешила, ей не терпелось покончить с этим. Крики младенца, которые теперь не прекращались, приводили ее в неистовство.
Она обулась, замотала голову шарфом из черного атласа, тщательно спрятав волосы, накинула на плечи плащ.
— Дай ее сюда, — приказала твердым голосом.
Мелюзина протянула ей новорожденную. Она все время шевелилась, будто хотела выпутаться из красного тряпья. Анжелика взяла ее и твердым шагом двинулась к выходу из пещеры. Мелюзина удержала ее, вцепившись в руку своими смуглыми костлявыми пальцами:
— Погоди, дочка! Послушай меня. Я тебе не советую… Знаешь.., не убивай ее.
— Ладно, — с усилием произнесла Анжелика. — Не бойся. Этого я не сделаю.
— Понимаешь, ребенок-то не простой. Она отмечена знаком. Вот, гляди!
Неохотно, лишь бы отделаться от назойливой старухи, Анжелика посмотрела на коричневое пятно, темнеющее на крохотном плечике младенца. По форме пятно напоминало звезду.
— На ней почиет божественная благодать, — бормотала ведьма. — Созвездия покровительствуют ей…
Стиснув зубы, Анжелика сделала шаг к выходу. И снова Мелюзина удержала ее:
— Это очень редкий знак, очень. Печать Нептуна, если хочешь знать!
— Нептуна?
— Моря! — в глазах старухи промелькнул странный фосфорический блеск. — Знак моря…
Молодая женщина раздраженно пожала плечами.
Несмотря на слабость, она без труда достигла вершины холма. Желание поскорее сбросить со своих плеч эту постылую ношу придавало ей сил. Миновав поляну у Камня Фей, она вышла на перекресток со светильником мертвецов, прозванным Фонарем Голубки. Его и впрямь венчало каменное изображение белой птички. Здесь она повернула направо и вскоре вышла на дорогу, ведущую к Фонтене-ле-Конт.
Она шла уже не меньше двух часов и устала смертельно. Ноги подкашивались, на висках от слабости выступили капли пота. Пришлось завернуть в домик местного саботьера — ремесленника, что изготовляет деревянные башмаки. Возможно, что саботьер и узнал ее, но это не имело большого значения: бедняга был глухонемым. С ним жил сын, также глухонемой, и эта ветхая лачуга была их единственным постоянным обиталищем.