Тюрьмой Варяга не сломить, стр. 45

Мужчина говорил на чистейшем русском языке, показывая оцепеневшей от ужаса жене Варяга шприц с синеватой жидкостью. Светлана согласно кивала «прилизанному» и с ужасом пыталась понять, что происходит, чего хочет от нее этот мерзкий тип.

Молодой сотрудник службы иммиграции в американском аэропорту так внимательно разглядывал поддельные паспорта на имя Ковалева Михаила Сергеевича и его жены, что у Светланы зародилась надежда. А вдруг догадается?.. Вдруг заметит?.. Вдруг прочитает в ее глазах отчаяние и боль? Возьмет — и задержит… Просто так… Вдруг?

Но тут же отбросила надежду: Олежка, которого усыпили каким-то препаратом, лежал на руках у сопровождающего ее мужчины, игравшего роль ее мужа.

Все они, сколько их там — двое или трое мужчин, одетых в темные неброские костюмы, с незапоминающимися лицами, — были русскими. И летели они сейчас не куда-нибудь, а в родную Россию, куда Светлана давно хотела вернуться и по которой очень соскучилась. Но вот возвращаться хотелось бы не под стволом пистолета (вернее, под иголкой шприца с ядом), а по собственной воле.

— Что с мальчиком? — поинтересовался наконец сотрудник аэропорта.

— Спит, — отозвалась Светлана и дрогнувшим голосом пояснила: — Устал.

Тот понимающе кивнул, привычно спросил про оружие, наркотики, потом, проставив штамп, вернул паспорт и потерял к Светлане интерес, переведя взгляд на следующего пассажира.

Топая вслед за своим мучителем, Светлана боялась одного — что не выдержит и закричит прямо в лицо всем этим благополучным американцам: «Помогите, люди! Они похитили нас! Они хотят нас убить! Они могут убить моего мальчика!»

С трудом понимая, что происходит вокруг, думая лишь об одном, Светлана не заметила, как оказалась в самолете.

Восьмичасовой перелет прошел как в бреду. От страха за сына Светлана почти ничего не замечала и не помнила. Но в машине, которая встретила их в Шереметьеве, она услышала разговор, который, с одной стороны, немного успокоил ее, а с другой — еще больше встревожил.

Во-первых, она поняла, что люди, укравшие ее и сына, — военные. Один из охранников обратился к сидевшему на переднем сиденье «Мерседеса» мужчине, назвав его подполковником. За что был немедленно награжден яростным взглядом.

Во-вторых, из скупого разговора двух начальников Светлана поняла, что ее и сына никто убивать не собирается, по крайней мере сейчас, потому как они заложники и нужны для каких-то других целей. А если сейчас не убьют, думала она, потом она что-нибудь обязательно придумает. И Владик что-нибудь придумает. Он наверняка уже узнал о похищении и делает все возможное для их скорейшего освобождения.

С другой стороны, Светлана не хотела быть тем последним и главным козырем, которым могут воспользоваться враги против ее мужа. Она знала точно, что шантажировать семьей — абсолютно беспроигрышный ход.

Что делать Владиславу в этой ситуации?

Держа на руках Олежку, которого ей теперь милостиво отдали, Светлана лихорадочно соображала, как себе помочь. Самое страшное, что сын был с ней. Если бы похитили только ее… Она усмехнулась. Глупости. Что она о себе воображает? Что может сделать слабая женщина против группы здоровых вооруженных мужчин?

Машина приближалась к Москве. Мимо мелькали первые городские постройки, обычные убогие хрущевки, но и они были сейчас ей так дороги… Светлана закрыла глаза и принялась думать о муже. Вскоре она незаметно провалилась в сон.

Глава 32 Тюремный лепила

Подполковник Александр Тимофеевич Беспалый пребывал в хорошем расположении духа. Еще утром ему сообщили о том, что начальство высоко оценило его заслуги перед отечеством и представило к высокой награде. Настал подходящий момент, чтобы подготовить новый китель для ордена. А там, глядишь, ожидает повышение в звании.

Александр Беспалый думал о том, что его карьера складывается весьма успешно, он сумел обогнать своих ровесников лет на пять — многие по-прежнему продолжали сидеть в капитанах, а иные уже оставили мечты добиться в жизни чего-то существенного и рассчитывали только на то, чтобы до пенсии успеть получить звезду старшего офицера.

А для него очередное звание не предел, и имеются вполне реальные перспективы, чтобы через десяток лет надеть генеральский китель.

В центр Беспалый сообщил, что упрятал Варяга на несколько дней в приемник-распределитель, и пообещал, что совсем скоро смотрящий предстанет совершенно в ином качестве. Он уповал на то, что бродяги и нищие, опустив Варяга, мгновенно разнесут по большим и малым дорогам России весть о бесчестии вора в законе под номером один. А это, в свою очередь, сильно скомпрометирует воровскую идею.

Однако то, что произошло в приемнике, неприятно поразило Беспалого. Видно, он чего-то не учел. Бродяги моментально осознали, что к ним «на воспитание» подкинули законного вора, но, вместо того чтобы изорвать его на кровавые куски, они вдруг прониклись к нему почтением. Странная вырисовывалась картина — бродяги признали в Варяге старшего. Хотя он совершенно не скрывал своей брезгливости к доходягам и относился к своим соседям с подчеркнутой неприязнью.

Видно, Варяг действительно не боялся тюрьмы. Теперь Беспалый не сомневался в том, что этот вор способен не только выжить в ШИЗО при лютой сибирской стуже, но и не потерять себя даже в хате, до отказа напичканной «чертями» и пидорами.

Александру Беспалому оставалось признать, что Варяг уникальный вор, и смотрящим он был признан не просто волею слепого случая, а за множество талантов, которые отличают незаурядную личность от простого смертного.

Александр Тимофеевич воров не любил. И делал все возможное, чтобы уничтожить это своевольное и очень упрямое племя. И вот теперь он сидел у себя в «выездном» кабинете и ждал встречи с Варягом. Он часто вел беседы с вновь прибывшими заключенными, умело направляя их в нужное русло. Но сейчас не мог предположить, в каком направлении пойдет разговор, и поэтому слегка нервничал. Варяг был не похож на всех предыдущих его «клиентов» и мог повести себя нестандартно. И Беспалый должен был подготовиться к любому повороту в их разговоре.

В дверь постучали, и двое охранников ввели в кабинет арестованного.

— Разрешите войти!

— Входите.

— Товарищ подполковник, арестованный Игнатов по вашему приказанию доставлен.

Беспалый внимательно оглядел гостя и легким кивком приказал охранникам выйти. Потом скроил добродушную мину:

— Присаживайся, гостем будешь.

Варяг уверенно сел. Теперь их разделял только письменный стол, заваленный бумагами.

— Что же ты с места в карьер бузить начал? — ласково спросил Беспалый. — Вон драку учинил в приемнике.

— Твои суки сами нарвались на грубость, — заметил сдержанно Варяг. — Я к ним не приставал.

Беспалый изобразил притворное изумление.

— Странно мне слышать такую речь от тебя, Варяг. — Владислав сразу же про себя отметил осведомленность Беспалого. Но виду не подал. А начальник продолжал: — Ты же, говорят, большой ученый, чуть ли не академик, по заграницам разъезжаешь. А манеры у тебя, как у последнего уркагана. Или, попав в родную стихию, ты наконец скинул личину респектабельности?

Варяг криво усмехнулся и ничего не ответил.

— Ладно. Не хочешь говорить, помолчи. И меня послушай. Я — Беспалый Александр Тимофеевич. Потомственный тюремщик. Мой отец на зоне был начальником. Теперь уже немало лет я там командую. Это моя вотчина. Я в ней царь и бог. Без моего слова там солнце не встает. И по моему слову летом снег может повалить. Понял? Ко мне тебя прислали не случайно. Ко мне вообще случайно никого не присылают. Знаешь, почему ты тут очутился?

Варяг смотрел на подполковника и молчал. Но Беспалый и эту молчанку предусмотрел. Сейчас ему самое главное было не сорваться, не вспылить, не показать собственной слабости. И он, загоняя клокочущую ярость внутрь, продолжал спокойно:

— Тут тебе, Варяг, придется несладко. Очень несладко. Я знаю про тебя все! И где ты сидел, и как ты сидел. И про твои подвиги наслышан. Но тут ты — никто. Вон, видал, как тебя в приемнике встретили. Ты для них паршивый бизнесменишка, ворюга, к тому же еще и «американец», значит, «толстый». Они таких, как ты, не любят. И житья тебе не дадут, — Беспалый сделал паузу. — Ты мне тоже малосимпатичен. Но уж коли такая важная птица ко мне в курятник залетела, хочу с тобой поладить. К общему благу. Я постараюсь похлопотать за тебя в суде. Может, приговор будет не слишком суровым. Споемся с тобой — и тебе и мне будет спокойно. Ну а не споемся — я тебя обломаю. У меня был в школе учитель физики, Виктор Иванович Милехин. Смешной самодовольный дурак. Так вот он любил говорить нам, соплякам-восьмиклассникам: «Советская власть сильна — она любого из вас в бараний poг скрутит, и даже не чихнете»! Я тогда над этими словами посмеялся, а как сюда пришел на службу, частенько их вспоминал. И мои подопечные эти слова тоже часто поминают. А знаешь почему? Потому что я и есть для тебя советская власть!