Анжелика в Новом Свете, стр. 14

— Брат! Неужели это ты? А ведь мы считали, что тебя нет в живых!

— Думали, что ты навсегда ушел от нас…

— Говорили, что ты вернулся к ирокезам!

— Что ты решил навсегда остаться у дикарей!

— Так бы оно и случилось… — отвечал Никола Перро. — Когда три года назад я покинул Квебек, я собирался вернуться к ирокезам. Но тут мне довелось встретиться с графом де Пейраком, и я изменил свои планы.

Гуроны тоже радовались встрече с Перро. Правда, у некоторых был недовольный вид, ведь один из них был ранен и они жаждали отомстить за его кровь.

Перро обратился к ним на их языке:

— Мой брат Аначайаха хотел выскользнуть, словно уж, из моих пальцев, тогда как мушкеты приказывали ему не двигаться. Пусть тот, кто не понимает языка оружия, не берется за воинское дело… Идемте же, мессиры, прошу вас, — обратился он к французским офицерам.

Тем временем гуроны, которых успокоил уверенный, так хорошо знакомый им голос траппера, уселись потолковать, предоставив белым самим улаживать свои дела.

Глава 8

Трое французов, которых вел за собой Никола Перро, несмотря на только что происшедшее с ними злоключение, были полны любопытства. Имя графа де Пейрака уже снискало определенную известность в Северной Америке. Его мало кто видел, но чего только ни рассказывали об этом загадочном человеке от берегов Массачусетса до самой Канады.

Захватив форт, принадлежащий графу де Пейраку, французы явно нервничали, и, ни окажись сейчас рядом с ними их старого друга Никола Перро, они бы совсем пали духом. Поднимаясь по склону, они видели, что всюду за кустами расставлены вооруженные люди с угрюмыми лицами флибустьеров, которые исподлобья смотрели им вслед.

Добравшись до вершины, они остановились как вкопанные, охваченные страхом и изумлением. Прямо перед ними в полумраке, пронизанном солнечными бликами, возвышалась неподвижная, как изваяние, фигура всадника в черной маске на вороном коне.

Позади него вырисовывались силуэты других всадников — мужчин и женщин.

— Я вас приветствую, мессиры, — голос человека в маске звучал глухо. — Подойдите ближе, прошу вас.

Мужество этих людей не раз подвергалось испытаниям, и все-таки сейчас они едва овладели собой и с грехом пополам ответили на приветствие графа де Пейрака. И так как огромный лейтенант словно вовсе лишился дара речи, первым заговорил траппер — Ромен де Л'Обиньер, по прозвищу Трехпалый. Он представился де Пейраку и добавил:

— Мы к вашим услугам, мессир… Мы готовы выслушать вас, хотя, говоря откровенно, ваша манера приступать к переговорам нам кажется несколько… своеобразной.

— Вероятно, вы считаете, что сами действуете менее своеобразно? Как мне стало известно, вы сочли себя вправе занять принадлежащий мне форт на берегу Кеннебека.

Л'Обиньер и Модрей повернулись к лейтенанту. Тот решительно провел рукой по лбу, он, видимо, наконец пришел в себя.

— Монсеньор, — обратился он к де Пейраку (не задумываясь, он возвел его в этот высокий сан, чему после сам удивлялся), — монсеньор, по приказу правительства Новой Франции мы действительно спустились к истокам Кеннебека, чтобы собрать сведения о ваших действиях и намерениях. Мы ждали, что вы прибудете в Катарунк по реке, и мы надеялись сразу же начать дружественные переговоры с вами.

Де Пейрак усмехнулся; лейтенант сказал: «Мы ждали вас по реке», значит, их прибытие на лошадях застало канадцев врасплох.

— Что с моим ирландцем?

— Вы имеете в виду этого потешного толстого англичанина с красным лицом?

— спросил юный барон де Модрей. — Ну и наделал нам хлопот этот пройдоха. Он один закрылся в форте и заставил нас поверить, что внутри целый гарнизон. Рассвирепевшие гуроны хотели снять с него скальп, но наш полковник заступился за него, и кончилось тем, что толстяка заперли в погреб, обвязав веревками, как колбасу.

— Благодарите Бога! Я не простил бы убийства никого из своих людей, и этот инцидент пришлось бы решать при помощи оружия. Как имя вашего полковника?

— Граф де Ломени-Шамбор.

— Я слышал о нем. Это храбрый воин и благородный человек.

— Нам, видимо, следует считать себя вашими пленниками, мессир?

— Если вы сможете поручиться, что в Катарунке нас не ждет предательство и что единственной целью вашей экспедиции действительно служит установление дружеских контактов со мной, мне гораздо приятнее было бы считать вас своими друзьями, нежели заложниками, тем более что за вас ходатайствует мой советник и ваш земляк мессир Перро.

Склонив голову, лейтенант что-то долго обдумывал.

— Да, мне кажется, я могу поручиться за это, мессир граф, — ответил наконец он. — Если ваши действия внушают подозрения тем, кто старается усмотреть в них косвенное посягательство англичан на ваши земли, то другие, и особенно ваш губернатор, господин Фонтенак, очень заинтересованы в союзе с вами, с нашим соотечественником, который в душе, конечно, не желает вреда Новой Франции.

— Если так, я готов приступить к переговорам с графом де Ломени. Мессир де Л'Обиньер, вы можете взять на себя труд отправиться в Катарунк и известить вашего полковника о моем прибытии, а также о прибытии моей супруги графини де Пейрак?

Движением руки он попросил графиню выехать вперед. Анжелика вывела свою лошадь из полумрака и встала рядом с мужем. Она не испытывала ни малейшего желания расточать французам любезности, еще не забыв того страха, который они нашали на нее вчера, но ужас, отразившейся на лицах офицеров и Л'Обиньера при ее появлении, развеселил Анжелику. Все трое попятились, и каждый сдержал готовые сорваться с языка странные слова, которые сразу же угадала Анжелика: «Демон! Демон Акадии!»

— Сударыня, разрешите представить вам господ из Канады. Мессиры, графиня де Пейрак, моя супруга…

С иронической улыбкой он наблюдал, как самые противоречивые чувства мелькали на их побледневших лицах.

— Я знаю от графини о вашей вчерашней встрече. Думаю, вы одинаково испугали друг друга… Вас я вполне понимаю… Встретить в этих лесах белую женщину на лошади… Но как видите, это не призрак…

— О нет, я в этом не уверен! — с чисто французской галантностью воскликнул Пон-Бриан. — Красота и изящество госпожи де Пейрак заставляют усомниться, что перед нами живая женщина, а не чудесное видение.

Анжелика не могла сдержать улыбки.

— Благодарю вас, лейтенант, вы очень любезны… Я сожалею, что наша первая встреча с вами не была столь корректна. Из-за меня вы потеряли свою шляпу.

— Еще немного, и я потерял бы голову, сударыня. Но что за беда! Я был бы счастлив умереть от вашей прекрасной руки. — И Пон-Бриан, отставив ногу, склонился в глубоком поклоне с изысканной учтивостью придворного. Он был явно очарован Анжеликой.

Вскоре караван тронулся в путь.

С индейцами удалось договориться — разыскали раненого гурона и хотели подвезти его на лошади, но он даже не отважился приблизиться к этому диковинному животному…

Барон де Модрей представил белым вождя гуронов, звали его Одессоник, и он был просто великолепен в своих украшениях из медвежьих зубов и перьев, торчащих у него на макушке. Не привыкнув к индейцам, их довольно трудно отличать друг от друга, но Анжелика была уверена, что это тот самый великан; который так невозмутимо истязал вчера пленного ирокеза. Гуроны окружили всадников, теперь они были полны самых дружеских чувств к ним. Им не терпелось рассмотреть поближе белых незнакомцев. С высоты, сидя на лошади, казалось, что их разноцветные перья и завязанные на макушках пряди волос лихо отплясывают сарабанду.

— Я их ужасно боюсь, — прошептала госпожа Жонас. — Они очень похожи на ирокезов. А в общем, все они одного поля ягода.

Семейство Жонас было в отчаянии. Они, вероятно, еще более трагично, чем Анжелика, воспринимали эту встречу с французами-католиками, с этими извергами вояками, от которых им удалось бежать из Ла-Рошели ценою тысячи опасностей. Они молчали, стараясь не привлекать к себе внимания офицеров.