Анжелика в Квебеке, стр. 158

— Благодарю… — сказала Анжелика, и у нее перехватило дыхание. — Вы очень великодушны.

— При условии, что и вы будете такой. Помните, о чем я попросила вас. Забыть эту историю, эти мрачные мысли, которыми вы забили себе голову. Оставайтесь прежней, прошу вас. Такой, какой мы вас знали, оставайтесь Анжеликой.

— А что это значит, быть Анжеликой?

— Никто не знает… только без нее солнце бы потухло…

Анжелика не ответила. Она подошла к окну и окинула взором пейзаж, изменения которого она так часто наблюдала: как будто природа заигрывала с ней, меняя цвета, отблески, затягивая тучами голубое чистое небо или же прогоняя легкие облака к горизонту.

Вглядываясь в даль, она хотела получить ответ на все вопросы.

— «Рядом с тобой… всегда…»

Она вздрогнула.

— Сабина! — позвала она изменившимся голосом. — Идите сюда! Скорее! Мне кажется…

Г-жа де Кастель-Моржа поспешила к ней.

— Посмотрите! Туда!

Сквозь бледно-голубой туман выплывали огромные белые крылья, дрожащие на ветру: одно, другое, третье, они приближались увеличиваясь, медленно паря над рекой.

— Корабли… — сказала Сабина очень тихо. — Французские корабли! Французские корабли…

В городе уже царило оживление, паруса заметили и из других домов.

Анжелика схватила за руку ту, что стояла рядом с ней.

— А если они везут наш приговор?

— Тогда мы защитим вас, — воскликнула Сабина, — мы все защитим вас…

Если понадобится, она готова еще раз выстрелить из пушки.

ЧАСТЬ ДВЕНАДЦАТАЯ. ПИСЬМО КОРОЛЯ

Анжелика побежала к себе и обнаружила в доме всех офицеров, капитанов кораблей г-на де Пейрака: Эриксон, Ванно, Кантор… Каждого сопровождали человек шесть, скромно одетых и вооруженных мушкетами. После набега ирокезов город продолжал жить в состоянии тревоги, поэтому вооруженная команда ни у кого не могла вызвать подозрения.

— Таков приказ г-на де Пейрака, если первые французские корабли прибудут раньше его, — напомнил Барсемпью, появившийся чуть позже.

Охрана дома и замка Монтиньи должна быть усилена. Кроме того, Барсемпью предупредил г-жу де Пейрак, извинившись при этом несколько раз, что отныне она и дети будут выходить из дома только в сопровождении охраны.

— Уверен, что это лишнее, — добавил граф, — но лучше, если мы соблюдем все предосторожности.

Анжелика позволила им взять все необходимое. Прибежали дети: Онорина, Керубин, Марсэлен; они прыгали от радости, нетерпения. Сюзанна была огорчена тем, что не сможет нарядить своих четырех сыновей, вся их одежда сгорела во время пожара. В Квебеке стало почти традицией встречать первые корабли в новой праздничной одежде.

Подобное кокетство было явно лишним. Люди высыпали на набережные, негде было яблоку упасть, но никто не обращал внимания на своего соседа. Анжелика поняла, что даже если бы она украсила себя, как украшают к празднику алтарь, никто бы этого не заметил.

Первый корабль бросил якорь и встал на рейде. Весельные шлюпки подплывали к берегу и выплескивали своих пассажиров. Это были солдаты, насмешливые болваны в бесформенных одеждах, переселенцы, священники в черном, путешественники, одни — измученные, другие — оживленные. Тут же они кричали, что им надоел Париж, его улицы, его чиновники, и ничего нет лучше Канады. Наконец показалась шлюпка под флагом, расшитым золотом, в ней были вельможи, официальные лица, королевские посланники и министры, сопровождающие дипломатическую и государственную почту.

Барки и плоты были заполнены лошадьми, баранами и свиньями, как будто их было мало в Канаде, и «не лучше ли было скормить их пассажирам, чем привозить нам этих полудохлых животных!»

Командиры выстраивали своих солдат. Морская болезнь позади, мошенники! Смирно! Дети переселенцев собрались вместе и пальцами показывали на своих первых в жизни индейцев.

Жители Квебека перемешались с приезжими, и образовалось единое целое, оживленная толпа, болтающая, жалующаяся, обменивающаяся впечатлениями, нежными излияниями, требующая свою почту.

М-зель д'Уредан впервые пришла в порт и получила из рук капитана коробочку с письмами от своей подруги, вдовы польского короля. Те, кто еще вчера, встретившись на улице, беседовал о прекрасной погоде, сегодня проходили мимо, не замечая друг друга. Анжелика несколько раз сталкивалась с г-ном де Барданем, Виль д'Аврэем и Вивонном, но ни с той, ни с другой стороны не последовало ничего, кроме равнодушных взглядов.

Ее окликнул мужчина приятной наружности, которого она не узнала, так как не ожидала, что он прибудет с французским кораблем. Это был барон де Сен-Кастин, он поднялся на борт во время стоянки в проливе.

Она увидела, как герцог де Вивонн долго беседовал вполголоса с каким-то элегантным господином, который, должно быть, осведомлял его о последствиях и обвинениях, выдвинутых против него. У Вивонна был удовлетворенный вид, к нему вернулось его былое высокомерие и манера разговаривать, едва раскрывая рот и бросая направо и налево пренебрежительные взгляды.

Он ушел вместе с незнакомцем, за которым следовала многочисленная прислуга с багажом. У герцога до сих пор была перевязана рука, рана заживала медленно, и он немного хромал.

Виль д'Аврэй, тоже с перевязанной рукой, следствием его дуэли, носился взад и вперед. Анжелика заметила рыдающую Беранжер-Эме де ла Водьер. Она распечатала письмо и из первых же строчек узнала, что ее мать умерла.

— Да читайте же! Читайте все! — настаивали Эфрозина Дельпеш и г-жа де Меркувиль.

— Она умерла! — жалобно стонала Беранжер.

— Но вы узнайте, почему. Если смерть ее была спокойной, это утешит вас.

Г-жа де ла Водьер снова начала читать, дошла до конца и упала в обморок. Ее отец тоже умер.

На горе багажа сидели два негритенка, еще не совсем оправившиеся от морской болезни. Они были в тюрбанах и в пажеских формах из розового сатина, в ботинках с серебряными пряжками.

Они вращали глазами от страха. Человек с манерами управляющего богатого дома повсюду разыскивал господина Виль д'Аврэя.

Когда он его нашел, он объяснил ему, что герцогиня де Понтарвиль посылает ему, как он и просил, двух маленьких мавров прислуживать в доме. Взамен она просила его поддержать в Канаде дела человека, прибывшего с ними, и приобрести для нее акции компании, занимающейся торговлей мехами.

— Но я возвращаюсь во Францию, возвращаюсь! — воскликнул Виль д'Аврэй. — По вине ирокезов я потерял здесь самое дорогое для меня существо… Как вы думаете, смогу я после всего жить в этой ужасной стране? Если у вас есть сердце, вы должны это понять.

— Да, господин.

— Так что же мне делать с этими пажами?

— А что мне с ними делать? Через час я отплываю.

Кроме оживленной толпы прибывших, на набережной еще собрались те, кто хотел покинуть город с первым же кораблем, они привезли весь свой багаж и ждали, когда освободится судно, чтобы занять свои места.

Среди них был и галантерейщик Жан Прюнель со своей женой и дочкой: родители решили отправить свою дочь во Францию, в монастырь к очень религиозной тетушке, уж там-то она научится вести себя как подобает, а не впускать к себе по ночам прытких молодых людей.

Хлопотал интендант Карлон, окруженный приказчиками. Он сортировал пакеты и сумки, откладывал в сторону конверты с печатью, пакеты, рулоны. Он поспорил с секретарем г-на де Фронтенака, который отказался передать ему два письма по причине, что они от самого короля и предназначены лично господину губернатору, а значит, должны быть переданы ему в руки, и только он имеет право сорвать печать и прочитать их прежде, чем все остальные депеши.

— В ожидании возвращения г-на де Фронтенака этим письмам лучше быть в моих руках, чем в ваших, — сердился Карлон. — В его отсутствие я выполняю его миссии и получаю письма из самых высоких инстанций и имею полное право ознакомиться с их содержанием.

К ним приблизился один из вновь прибывших, возможно, самый почетный член делегации, сопровождающей королевскую почту.