Гладиаторы ночи, стр. 41

Идти по открытой местности было опасно, и он углубился в заросли, тянувшиеся вдоль устья небольшой реки, впадающей в залив. Здесь он мог не опасаться атаки с неба, но зато появилась иная опасность — тростниковые заросли кишели жизнью. При каждом шаге из-под ног у него взлетали маленькие крылатые создания — не то птицы, не то летучие мыши, а дальше, в трясине, подернутой ярко-зеленой ряской, что-то хлюпало и ворочалось. Насекомые, сверкающие, точно драгоценные камни, перелетали над водой, и Тэш через какое-то время понял, что путь становится опасным — под гладкой изумрудной поверхностью скрывалась трясина. Его оттесняло обратно на побережье, где любой вертолет мог с ним спокойно разделаться, как только его засекут сидящие в кабине наблюдатели. Мало того — тут ему очень не нравилось. Стоило путешественнику отойти подальше от столицы — и слабый налет цивилизации испарялся; полудикие горцы да нищие крестьяне на худосочных, отвоеванных у трясины землях, или горстка рыбаков на побережье — вот и все население земель, лежащих вдали от крупных городов. Тэш надеялся, что дойдет до небольшого торгового порта, находящегося на юго-востоке; порт этот управлялся городским советом купцов и ремесленников, и кураторы, формально представлявшие высшую власть, туда не очень-то совались. Он не раздумывал о том, что будет делать дальше — поступит ли в наемное войско или завербуется матросом на корабль — в сущности, это не имело значения. Огромный чужой мир на деле обернулся для него просто ловушкой, крысиной норой, из которой не было выхода…

К вечеру Тэш устроился на ночлег, выбрав себе местечко посуше и настелив высохший тростник вместо матраса. Поужинав запасами, взятыми у рыбаков, он заснул. Долго спать ему, однако, не пришлось: он и сам не знал, что разбудило его посреди ночи, и какое-то время беспокойно ворочался с боку на бок на своей неуютной постели, когда услышал плеск воды и хлюпанье болотной жижи — все громче, отчетливей, и потом что-то громадное зашуршало в тростнике и осоке.

Тэша подбросило из его матраса. Вскочив, он разглядел в полной тьме (обе луны сегодня зашли рано) два слабо светящихся красных огонька. Они находились на уровне глаз взрослого человека, но человеку явно не принадлежали. Тело неизвестного создания полностью сливалось с темнотой, но Тэш видел, как эти огоньки медленно двигались вправо-влево, словно тварь поводила из стороны в сторону огромной головой. Расстояние между двумя алыми искорками тоже не понравилось Тэшу — оно было слишком большим. Выхватывая лучемет, он вскочил на ноги, и это движение словно послужило сигналом — тварь бросилась на него. Бросок был таким молниеносным, что, казалось, мог состязаться в скорости с вырвавшейся из лучевика стрелой пламени. Вспышка выхватила из тьмы разбухшую рогатую голову, огромную, будто вывернутую наружу пасть — все атрибуты дьявольского кошмара.

Пламя остановило тварь в воздухе — в прыжке. Она вскинулась, и Тэш увидел гибкое блестящее тело — сплошные мышцы, которые, сокращаясь, толчком выбрасывали тело вперед. Конечностей у твари не было.

Пламя обожгло ее, и она плюхнулась обратно в болото, зашипев, точно опущенный в воду факел. Лучевое ружье сработало на славу, но сухие плавни вокруг Тэша вспыхнули, точно горсть соломы. Дующий с моря теплый ветер разносил пламя все дальше и дальше, и наконец Тэш оказался перед стеной огня, оттеснившей его назад, к болотам, в самые гиблые топи. Задыхаясь, кашляя и закрываясь рукой от нестерпимого жара, он содрал с себя порванную полотняную рубаху и, намочив ее в липкой жиже, обернул вокруг головы. Дышать стало легче, но он чувствовал, что долго ему не продержаться — он уже стоял по колено в трясине и ощущал, как хлябь медленно расступается под ним. Что-то холодное и скользкое коснулось его ступни, но он не мог даже пошевелиться. Он уходил все глубже в трясину и в последнем отчаянном усилии цеплялся за жесткие стебли тростника, а они прогибались и выскальзывали из рук.

Внезапно он понял, что, кроме треска пожара и воплей потревоженных ночных тварей, он давно уже слышит какой-то звук. Судорожно задрав голову, он увидел зависший над ним геликоптер, ветер от его винтов относил пламя в сторону и, срывая с бурой жижи тонкую поверхностную пленку воды, швырял ее в лицо Тэшу. Люк геликоптера был открыт, и какой-то человек в полувоенном комбинезоне, высунувшись оттуда, спускал веревочный трап. Нейлоновая петля коснулась лица Тэша, и он, высвободив одну руку, продел ее в петлю и закрутил веревку. Подтянувшись, освободил другую руку и уцепился за перекладину. Человек, наблюдавший за ним из люка, убедившись, что Тэш закрепился, махнул рукой пилоту, и машина, приподнявшись, выдернула Тэша из трясины, словно пробку из бутылки с вином. Затем, по пологой дуге, геликоптер двинулся над горящими плавнями, и Тэш, раскачиваясь на трапе, наблюдал, как языки пламени бессильно пытаются достать его босые ноги. Наконец внизу отыскалась безопасная песчаная поверхность, и вертолет снизился. Тэш освободил занемевшую руку и спрыгнул на песок, но высунувшийся из люка патрульный многозначительно наставил на него оружие, которое держал в руке. Тэш счел за лучшее покориться судьбе и неподвижно стоял, глядя, как вертолет опускается на землю. Тот, однако, не сел на брюхо, а завис в полуметре от земли. Спаситель Тэша выразительно повел дулом своего оружия, приглашая Тэша внутрь. Тот подчинился.

Внутри было светло и сухо, стоял знакомый запах нагретого пластика и ионизации. Мягко светилась, поигрывая огоньками, приборная панель, а рация что-то неразборчиво хрипела на незнакомом языке. Пилот в наушниках и в шлеме сидел в кресле с высокой спинкой и даже не обернулся — он поднимал и разворачивал машину, а патрульный — высокий и непривычно бледный для этого мира яростного солнца — жестом велел Тэшу сесть в кресло. Похоже, местного языка — единственного наречия, на котором они могли бы общаться друг с другом, патрульный не знал. Тэш сел. Чувствовал он себя почему-то ужасно, голова горела, в ушах толчками шумела кровь. Патрульный, брезгливо сморщившись, внимательно осмотрел его и вдруг издал неразборчивый возглас. Ногу внезапно пронзила острая боль, и Тэш, с трудом напрягая странно задубевшую шею, взглянул вниз и увидел на щиколотке присосавшегося к коже ярко-пурпурного слизняка, стремительно увеличивающегося в размерах. Патрульный взял с панели какой-то металлический стержень, похоже разрядник, и ткнул им в слизняка. По телу Тэша пробежала судорога, но слизняк побледнел, сморщился и отвалился, а патрульный, поддев его разрядником, вышвырнул в полуоткрытый люк. Тэщ дрожал — его бил озноб и одновременно терзала жара. Патрульный, подойдя к пилоту, хлопнул того по плечу и, когда тот обернулся, что-то крикнул, перекрывая шум двигателей. Тэш видел, как пилот, переключив рубильник, говорит в микрофон, а его спаситель, порывшись в походной аптечке, достает шприц, чувствовал, как входит игла в сведенную судорогой мышцу плеча, но все это происходило точно во сне. Шум в ушах становился все громче, а глаза застилала багровая мгла, пока, наконец, он не провалился в благодатное беспамятство.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ДЖУНГЛИ

Из отчета зоолога имперской географической экспедиции

Животный мир джунглей. Географическая экспедиция сената, целью которой было определить пригодность для освоения и заселения обширных земельных площадей, лежащих к югу от цивилизованных областей, к сожалению, пришла к неутешительным выводам. Мы, как нам и было поручено, произвели картографическую съемку, однако весьма приблизительную, поскольку многие объекты можно рассмотреть только в воздухе, что, впрочем, тоже не всегда доступно из-за густого покрова тропического леса. Следует сказать, что, по сравнению с центральным плато материка, климат здесь исключительно влажный. По всем признакам в джунглях имеется разветвленная водная система, состоящая из одной или нескольких крупных артерий и мелких притоков, сетью пронизывающих джунгли на всем их протяжении. Удручающая, невыносимая влажность, жара и постоянные дожди делают климат джунглей неблагоприятным для жизни, и мы потеряли нескольких носильщиков и одного из картографов, господина Дюррана, заболевших какой-то новой формой тропической лихорадки, которая развивается и протекает на удивление быстро. Я подозреваю, что лихорадка эта была вызвана укусом одного из насекомых, каковых здесь множество, самых устрашающих размеров и разнообразных раскрасок. Следует опасаться также насекомых, пробивающих кожу жертвы и откладывающих личинки в тканях и внутренних органах. Личинки эти обладают, видимо, совокупным своеобразным разумом, поскольку поведение пораженного меняется, и он уже думает только о защите и процветании вида, к которому сам не принадлежит. Все его действия направлены исключительно на это. Так мы потеряли еще двух рабов-носильщиков, причем одного из них, увы, мне пришлось убить собственноручно, ибо он стал опасен для окружающих, пытаясь заразить этой странной формой паразита остальных членов экспедиции.