Ищите Солнце в глухую полночь, стр. 30

– Ох, и темный же ты человек, Леха, – сказал Петро. – Тут дело, можно сказать, государственной важности, геологи ископаемые искать приехали. Ведь вы же геологи? – обратился он к Андрею.

– Точно, – поспешно ответил Андрей.

– Вот видишь, люди о процветании нашего края заботятся, а им приходится торчать здесь только потому, что какому-то, извините, Лешке, который и танцевать-то толком не умеет, вдруг вздумалось подрыгать ногами под радиолу. Ведь нехорошо получается, а, Леха?

– Ну хоть завтра с утра поедем – куда сейчас-то, на ночь глядя? – взмолился Леха.

Петро покачал головой.

– Опять же нескладно у тебя получается, Лешка. Ведь уйди ты на танцы – загуляешь так, что придется дня три бегать по всему Троицку и обыскивать все канавы и подворотни. Ведь загуляешь, Леха? – ласково спросил Петро.

– Загуляю, – уныло согласился Леха.

– Ну вот, и сам соглашаешься. Так какой отсюда вывод следует?

Леха нехотя вылез из-за стола.

– Ладно, пошли.

Он потянулся было к бутылке со спиртом, но Петро перехватил ее и опустил в широченный карман своей куртки; подмигнув Андрею, улыбнулся – чуть-чуть, краешком губ.

Олег подумал:

«А ведь у этого парня умное лицо...»

35

В Приуральском мы поселились на брандвахте, что стояла метрах в трех от берега, быстро раздобыли лодку и бензин, и я сразу же взялся за обкатку моторов. Первый завелся сразу и работал минуты три, кашляя и чихая. Потом смолк и больше не подавал признаков жизни. Я разобрал его по винтикам, никаких неисправностей не обнаружил и собрал снова – мотор безмолвствовал. До вечера я еще дважды повторил эту операцию. Я уже знал наизусть всю инструкцию и все схемы. Я не знал только, что еще можно сделать с этой двухпудовой грудой железа, и утром в четвертый раз принялся за разборку.

Олег совсем отчаялся. Стоя на берегу, он бросал камешки в воду, изредка спрашивал:

– Ну как?

Я посылал его по разным инстанциям и продолжал копаться в моторе. Опять ничего не обнаружил и собрал в четвертый раз, и он почему-то завелся. Я со страхом ждал, что сейчас мотор заглохнет, и теперь уж насовсем. Но он отлично работал. Я посадил Олега на обкатку и занялся вторым мотором. С этим мне повезло – разбирать его пришлось только дважды.

Когда мы закончили обкатку, сняли ограничительные прокладки, я устроил пробную поездку в Сарьюдин. Было просто великолепно: все работало, все было в порядке, хоть сейчас можно было отправляться за Урал. А вернувшись в Приуральский, я получил письма от Маши.

Наконец приехали трое наших – оба доктора и тот «пацан» из МАИ. Доктора были чистые, свежие, выбритые. Они закончили Первый медицинский и решили хорошенько отдохнуть и повидать тайгу. Об этом они заявили сразу же после приезда – кажется, их несколько смущало то, что они были зачислены простыми рабочими. Оба они чем-то схожи друг с другом, хотя Валентин широкоплеч, великолепно сложен, черноволос, довольно красив и самоуверен, а Николай – длинный, нескладный, рыжеват и кажется грубее, проще. Оба с полчаса шумно восхищались дорогой, тайгой, белыми ночами и предстоящей вольной жизнью на природе. Это не очень-то понравилось мне – я сомневался в том, что наша жизнь будет такой радужной и веселой. Но в общем-то доктора оказались довольно приятными людьми, а ширина их плеч и великолепно развитая мускулатура почти примирили меня с их болтовней.

Третьего, пацана из МАИ, тоже звали Валентином. В первый же день его окрестили Валькой Маленьким. Он сразу не понравился мне. Когда восемнадцатилетний юнец пытается выдавать себя за двадцатипятилетнего мужчину, это выглядит по меньшей мере смешно. А Валька только этим и занимался, и получалось не только смешно, но и глупо, о чем я мимоходом сказал ему на второй или третий день. Валька разобиделся, а видя, что на его обиду я не обращаю внимания, совсем разозлился. Поглядывал на меня косо, заговаривал редко и при этом строил такую физиономию, словно объелся кислой смородиной. И только чуть тише пел свои песенки, когда я был рядом. Вальке казалось, что у него приличный голос, и он каждый день угощал нас шедеврами из репертуара Окуджавы и одесских блатных. Ко всему прочему Валька оказался довольно ленив и бестолков и не обнаруживал никакого желания чему-либо учиться. В общем этот чудо-ребенок был ценнейшим приобретением для нашей экспедиции...

Пошла уже третья неделя, как мы сидим в Приуральском и ждем Сергея. Он что-то достает, пробивает, проталкивает. Мы ходим в кино, в столовую, ездим в Еремей за молоком и творогом; я продолжаю знакомство с Илычскими перекатами. Кончаются деньги. Доктора и Валька культурно развлекаются и отдыхают после сессии, то есть с утра до вечера режутся в «кинг» и «пятьсот одно», Олег перечитывает «Войну и мир», а я пытаюсь разобраться с Ахиезером, теорией групп, но идет туго. И жду писем от Маши... Пытаемся представить, каково будет там, вверху, – ведь никто из нас в тайге не бывал. Ждем Сергея...

Он неожиданно сваливается с неба – прилетел на вертолете рано утром, когда мы еще спали. Загрохотал у дверей чем-то тяжелым, бодро закричал:

– Буланчики, подъем! Начальство приехало, извольте живо встряхнуться, улыбнуться и доложить обстановку!

Поблескивая глазами, он по-журавлиному вышагивал на берегу, осматривал наше хозяйство, кидал быстрые вопросы:

– Ну, живы, здоровы? Вижу, вижу, курортники, неплохо живете. Денег нет? Как будто я и сам не знаю, что у вас нет денег.

Вытащил пухлый бумажник, передал Валентину.

– Берите, только не слишком много – самому позарез нужны. Что взяли, запоминайте или записывайте, у кого память слаба. Вас много, а я один, долговых книжек вести не собираюсь, и так писанина заела.

Взял обратно бумажник, не глядя, сунул в карман и обратился ко мне:

– Ну, Шелест, наиглавнейшее-наиважнейшее – как моторы?

– Нормально.

– Ну-ка заведи, съездим.

Сидел на скамейке, широко расставив ноги, прислушивался к работе мотора. Сейчас, когда мы остались одни, Сергей глядел невесело, и я заметил, что он похудел и темно-рыжая борода старит его. Когда отъехали за перекаты, он крикнул:

– Заглуши!

Я приткнул лодку к берегу.

– Слушай, Андрей. Дела наши неважны. Мы здорово запоздали с броском через Урал. Вода спадает, и, если дня через три-четыре не тронемся, будет плохо. Мне еще придется в Троицк слетать, а тебе вот какая задача: я привез гравиметры – сделаешь пробный рейс хотя бы до Сарьюдина, прикинешь ошибки. В общем, как и договорились в Москве, все это ложится на тебя. Парней учить некогда, да и надо, чтобы все находилось в одних руках. Отныне наш девиз – архиточность и архиаккуратность. Сам знаешь – опорной сети здесь нет, и одна ошибка погубит все. Так что повторяю, достанется тебе...

– Ладно, ладно...

– Олегу тоже помоги, тебе легче разобраться. И еще вот что. Я тут одного местного нанял, Харлампия Башикова. Личность темная, подозрительная – бывший уголовник, любитель выпить. Но делать нечего, приходится брать, что есть. На перевале каждый человек сверхнужен, а здесь люди дороже золота. Так что присматривайте. Ну, все понял?

– Да.

Он устало улыбнулся.

– Поехали.

Через полчаса он весело покрикивал на ребят, шутил: потом, когда появился вертолет, подхватил плащ, планшет и помчался к посадочной площадке, воинственно выставив вперед бороду.

Валентин посмотрел ему вслед и восхищенно сказал:

– Вот это шеф, ребята, – я понимаю! С таким не соскучишься, а?

Вечером появился Харлампий. Роста он невысокого, но сложен прочно, и чувствуется в нем сила немалая. Лицо прорезано двумя глубокими складками, волосы, коротко остриженные, спускаются на лоб. Он навеселе, ходит, чуть пошатываясь, но светлые глаза смотрят трезво и хитровато. Он посидел с нами, со всеми перезнакомился, рассказал несколько анекдотов и ушел, оставив у всех приятное впечатление.