Троя. Грозовой щит, стр. 32

Он быстро поднялся.

Банокл продолжал смело сражаться, но он начал понимать, что противник превосходит его в мастерстве. Он застиг Леукона врасплох несколькими ударами, но здоровый моряк просто пожал плечами и продолжал биться, его кулаки градом наносили удары по лицу и телу великана. Банокл сражался теперь, превозмогая бесконечную и настойчивую боль, но он боролся, все еще надеясь, что один удар сможет изменить ситуацию.

Когда это произошло, то вызвало всеобщее изумление. Казалось, Леукон ошибся. Его челюсть выступила вперед. Банокл вложил всю свою силу в этот удар, и здоровяк зашатался и тяжело повалился на землю. Удивительно, но он не встал. Крики толпы стихли. Микенец стоял, моргая, в свете костра. Он наклонился вперед, чтобы внимательней рассмотреть упавшего противника, а затем повалился на колени. Одиссей подошел к Леукону, затем подал сигнал, что бой окончен. Каллиадес подбежал к другу, подняв его на ноги.

– Ты сделал это, мой друг, – сказал он. – Ты хорошо сражался.

Великан ничего не говорил минуту. Один его глаз распух и не открывался, а лицо превратилось в кровавое месиво от волос до подбородка.

– Было бы неплохо выпить немного вина, – пробормотал он. Каллиадес помог ему добраться до их маленького лагеря среди камней. Банокл со стоном лег у затухающего костра. Пришла Пирия и принесла ведро морской воды и тряпку. Она нежно смыла кровь с его лица. Потом девушка достала из ведра плоский камень и осторожно положила его на распухший глаз великана. Он был удивительно холодным, и Банокл вздохнул.

Ее пальцы легко убрали светлые волосы с его лба.

– Тебе нужно отдохнуть, – сказала девушка ему. – Тебя ужасно избили.

– Но я победил, – возразил он.

– Ты храбрый боец, Банокл.

– Я думаю… мне нужно немного поспать, – пробормотал микенец.

И его поглотила тьма.

Глава 11 Возвращение из мертвых

Каллиадес посмотрел на побитого, покрытого синяками воина, затем перевел взгляд туда, где Леукон пришел в сознание и теперь разговаривал с Одиссеем. Вокруг костра «Пенелопы» собрались местные шлюхи, которые сидели теперь вместе с моряками. С берега доносился смех. Пирия оставила Банокла и села рядом с молодым микенцем.

– Я видела много кулачных боев, – тихо сказала она. – Но никогда не видела, чтобы кого-нибудь так избили, а он остался стоять на ногах.

Каллиадес кивнул.

– Он не понимает, как его избили. Это было очень мило с твоей стороны, что ты омыла его раны. Я думал, он тебе не нравится.

– Он не может не нравиться, – неохотно призналась девушка. Каллиадес посмотрел на нее и улыбнулся.

– Ты не похожа на Пирию, которую я знаю.

– А какая это Пирия? – резко спросила она.

– Прекрасная и храбрая, – ответил молодой воин. – По правде говоря, ты в чем-то похожа на Банокла. Вы обладаете огромной храбростью. К тому же вы действуете очень стремительно и опрометчиво – хотя и по разным причинам. Банокл не думает дальше следующего обеда, битвы или женщины. А тобой движет что-то другое.

– Ты многое замечаешь, Каллиадес. Ты такой же внимательный, когда смотришь на собственное отражение?

– Сомневаюсь, – признался он. – Большинство людей оправдывают свои слабости и преувеличивают достоинства. Я ничем от них не отличаюсь.

– Наверное, да. Ты поставил меч, которым дорожил, хотя не верил, что Банокл может победить. Ты сделал это, чтобы поддержать его, потому что знал: иначе, возможно, пошатнется его уверенность в себе.

– Да, я дорожу мечом Аргуриоса, но это просто меч. А Банокл – мой друг. Во всем мире нет столько золота, чтобы купить дружбу.

– А что еще невозможно купить? – спросила его девушка. Он подумал над ее вопросом, глядя на темное море.

– Ничего по-настоящему ценного нельзя купить, – сказал, наконец, молодой воин. – Любовь, дружбу, честь, уважение, доблесть. Все это нужно заслужить.

– Кстати, о чести: я вижу, что Идоменей еще не отдал тебе свои доспехи.

– Нет, не отдал, – признался Каллиадес, чувствуя как растет его гнев. Зачем такому богатому человеку, как Идоменей, пытаться обмануть простого воина?

Они сидели молча какое-то время, затем она взяла плащ и пошла к костру, чтобы добавить последние дрова. Каллиадес наблюдал, как девушка потянулась, закинув руки за голову.

Время шло, но он не устал. Боец Леукон сидел один вдалеке от других моряков. Каллиадес встал и подошел к нему.

– Что ты хочешь? – спросил его гребец, когда молодой воин сел рядом с ним на плоский камень. – Пришел позлорадствовать?

– Почему я должен злорадствовать? – удивился микенец. – Ты с легкостью побеждал, а потом просто решил полежать на земле.

– Что?

– Ты был в сознании. Банокл устал под конец. У него не очень сильный удар слева, который, конечно, не смог бы сбить тебя с ног.

– Попридержи язык! Иначе ты не получишь эти блестящие доспехи.

– Так почему? – прошептал молодой воин.

– Одиссей велел мне.

– Это не ответ на мой вопрос.

Леукон вздохнул и показал на костер, который находился дальше на берегу.

– Ты видел того здоровяка с раздвоенной рыжей бородой, который пришел посмотреть на бой?

Каллиадес вспомнил этого человека. Он наблюдал за поединком, сложив свои огромные руки на груди.

– Что с ним?

– Это Хакрос. Он – чемпион Родоса и жестокий боец. Прошлым летом в Аргосе он убил человека во время боя. Пробил череп.

– Что из этого?

– Вероятно, мы с ним встретимся на Играх в Трое. Будут делаться большие ставки. Теперь еще больше, потому что Хакрос видел, как меня один раз уже победили. Сегодняшний проигрыш Баноклу принесет золото Одиссею – и мне.

Каллиадес тихо выругался.

– Это был не очень хороший поступок, – сказал он. Леукон пожал плечами.

– Мы не причинили никакого вреда. Банокл получил несколько синяков, а я чувствую себя так, словно несколько камней отскочило от меня. Ты получил доспехи, а он думает, что чемпион.

– Да, думает, – холодно согласился микенец. – И теперь он отправится в Трою, где другие прекрасные бойцы такие, как Хакрос, сломают ему кости или, возможно, убьют его.

Моряк покачал головой.

– Есть не больше четырех – может быть, пяти – человек, которые могли бы одолеть его. Он сильнее и крепче, чем кажется. Если бы он смог выучить несколько хороших движений, то сделал бы все правильно. Он выиграет несколько предварительных поединков и, сделав ставки, заработает себе денег.

– До Трои много дней пути, – сказал Каллиадес, – и много ночей на таком, как этот, берегу. Я хочу, чтобы ты научил его, показал ему несколько этих движений.

Леукон засмеялся.

– А зачем мне это делать?

– На это могут быть две причины, – ответил молодой воин. – Во-первых, это было бы поступком хорошего товарища. Во-вторых, я мог бы рассказать Баноклу, что ты специально проиграл бой и опозорил его. Тогда он будет обязан вызвать тебя на поединок еще раз, в этот раз на мечах и до смерти. Я не знаю, как ты сражаешься на мечах, Леукон, но держу пари, что Банокл убьет тебя за секунду. Однако я прекрасно разбираюсь в людях и знаю, что ты это сделаешь, потому что у тебя хорошее сердце.

Гребец засмеялся.

– Я буду учить его. Но не из страха и не по доброте душевной. Мне нужна практика. Он будет делать все, что я скажу ему?

– Да.

– И он быстро учится? Теперь засмеялся Каллиадес.

– Легче научить свинью танцевать или собаку стрелять из лука.

Моряки из разных команд пришли к Одиссею, прося рассказать им историю, но он отказался. Он ощущал тяжесть на сердце и не хотел развлекать толпу. Поэтому царь Итаки покинул костер и пошел прогуляться по пляжу. Остановившись перед «Ксантосом», огромным военным кораблем Геликаона, он увидел, как к нему идет Гектор. Троянец не замечал восхищенных и завистливых взглядов моряков, которые сидели поблизости. Это одна из черт характера, которая нравилась Одиссею. В Гекторе была невинность и доброта души, удивительная для воина и поражающая в сыне такого царя, как Приам.