Троя. Грозовой щит, стр. 102

Один из них подплыл к людям в воде. Кто-то крикнул:

– Кто вы?

– Всадники троянской конницы! – закричал в ответ Олганос.

Спустили канаты. Джустинос схватился за него первым, и его подняли на палубу. Скорпиос последовал за ним, а потом, наконец, Олганос. К ним подошел коренастый моряк, предложив Скорпиосу лоскут, чтобы перевязать его раненую руку.

Олганос подошел к перилам и посмотрел на битву, развернувшуюся внизу. Горело еще шесть микенских кораблей, четыре других были протаранены и шли ко дну. Золотой «Ксантос» продолжал засыпать огнем остальные суда. Сильное течение, которое несло микенцев к троянским кораблям, теперь было их самым страшным врагом. У их гребцов, которые устали, поддерживая ужасную скорость и стараясь перехватить троянский флот, теперь было слишком мало сил, чтобы избежать мести дарданцев. Мимо Олганоса пробежали лучники и перегнулись через перила. В воде внизу микенские моряки просили о помощи. Но они получили только смерть.

Далеко за полдень битва закончилась. Пять микенских судов пытались уйти на север, они проскользнули мимо дарданцев и направились в открытое море.

Приближался закат, когда дарданский корабль с Олганосом и его друзьями пересек пролив и причалил рядом с троянскими судами.

Оказавшись на берегу, Олганос, Скорпиос и Джустинос направились туда, где собиралась троянская армия. Несмотря на спасение, среди выживших царило мрачное настроение. Почти двести человек и шестьдесят лошадей погибли на этой переправе.

Разажгли костры, и воины собрались вокруг них. Разговаривали мало. Олганос растянулся на земле, наслаждаясь теплом от пламени, и ненадолго задремал.

Когда Джустинос разбудил его, было темно. Олганос сел, протирая глаза. Люди вокруг него в спешке надевали доспехи и собирали лошадей. Юноша тяжело встал на ноги.

– Что происходит? – спросил он.

– Огонь на юге. Горит Дардания, – ответил Джустинос.

Глава 34 Ворота предателя

Чуть раньше этим вечером микенский стратег Менадос сидел на склоне холма, глядя на свою армию, которая расположилась лагерем на берегу. Но думал он не о своей миссии и не о капризном характере войны. Он думал о своих внуках. За сорок лет военной службы Менадос делал это все чаще, когда сталкивался с особенно сложной проблемой, это помогало ему временно переключиться на что-то другое, более приятное. И он заново переживал свой последний приезд на ферму сына, игру в лесу, когда он притворился чудовищем, преследующим их, а дети визжали от страха. Менадос улыбнулся при этом воспоминании. Когда он поймал маленького Кеноса, прятавшегося в зарослях, мальчик внезапно заплакал и закричал:

– Больше не надо чудовищ!

Менадос обнял его и расцеловал в обе щеки.

– Это просто игра, Кенос. Это я. Твой дедушка.

Теперь, в вечерних лучах солнца, когда его армия и флот скрывались в отдельной бухте, недалеко от крепости Дардании, старый воин позволил счастливым воспоминаниям вернуться в подвалы его памяти. Он вздохнул и снова сосредоточился на грозящих ему опасностях.

Военное чутье подсказывало ему, что лучше всего вернуть людей на корабли и уплыть в более безопасные воды. К несчастью, будучи долгое время сторонником Агамемнона, он понимал, что военные дела неразрывно связаны с политикой.

Агамемнон приказал ему захватить крепость Дардании и убить жену и ребенка Геликаона – в наказание за жестокое нападение на микенские земли. Этот поход должен быть объединен с вторжением победоносного Пелея. План казался прекрасным. Если армия пройдется по деревням и поселениям, а крепость будет в руках верных микенцев, Дардания падет. И Агамемнон приобретет хороший перевалочный пункт по дороге в Трою.

Менадос почесал свою черную с серебристыми волосами бороду. «Прекрасный план, – подумал он, – за исключением того, что Пелей не следовал ему». Последнее, что он слышал, – царь Фессалии повел армию, преследуя убегающего Гектора. Но, по слухам, Пелей мертв, а флот Геликаона видели направляющимся к Геллеспонту. Менадос не мог выяснить, сколько воинов троянской конницы выжили в сражении с Пелеем, но, судя по количеству их кораблей, по крайней мере, около двух тысяч. У Геликаона же примерно пятьдесят кораблей. Еще две тысячи воинов, по крайней мере.

Вскоре микенцы будут вынуждены сражаться на две стороны – против троянской конницы на земле и военных галер Геликаона за пределами бухты. Захватить крепость было несложно. Они могли бы осаждать Дарданию какое-то время, но без еды и надежды на поставки провианта крепость продержалась бы только до осени.

Если бы он сейчас вернулся к Агамемнону, его решение могло бы показаться скорее продиктованным трусостью, чем здравым смыслом. Подлый Клейтос сказал бы:

– Объясни мне, Менадос. У тебя был человек в городе, готовый открыть ворота крепости, где находилось не больше двух сотен дарданцев. Но ты, имея три тысячи человек, решил бежать?

Агамемнон будет в ярости. Менадос не переживет его гнева.

Поэтому, как ни печально, но отступать было невозможно. Последнее послание из крепости было особенным: «Нападайте сегодня! Морские ворота будут открыты!»

А что потом?

Убив царицу и ее сына, он мог бы попытаться удержать крепость и послать свой флот к Исмаросу, потребовав еще людей и провианта. В надежде на то, что к ним подоспеет подкрепление, флоту пришлось бы сразиться по дороге с ужасным Геликаоном. Они бы не выжили. Большинство его моряков были неопытными, корабли недавно спущенными на воду, а команды необученными. Дарданцы уничтожили бы их.

Воины его армии тоже были не самыми хорошими бойцами. Агамемнон собирал людей по всему материку, и в распоряжении Менадоса были наемники из высокогорной местности, бывшие пираты с островов, грабители и разбойники. Все они служили только ради золота. Менадос понятия не имел, будут ли они сражаться, если удача во время боя отвернется от них. Единственное, что он знал, – это суровые, жестокие, безжалостные люди.

Военачальники были немногим лучше, кроме, наверное, Катеоса и Ареона. Катеос был молодым и честолюбивым юношей, полным решимости заслужить милость Агамемнона. Он показал себя умелым и находчивым воином. Можно было предположить, что его послали сюда, чтобы он следил за Менадосом. Ареон был постарше, он служил почти двадцать лет. Человек без воображения, но надежный, на него можно было положиться: он выполнит приказ и проследит за всем.

Менадос обдумал все возможные исходы нападения на Дарданию. Не было сомнений, что они возьмут крепость, но был ли способ удержать ее? Пелей мертв, но у Исмароса еще остались войска. Наверное, к этому времени Ахилл уже там. Соберет ли он достаточно быстро людей, чтобы переправиться через пролив и напасть на троянцев? Вряд ли. Его отец убит, Ахилл теперь станет царем Фессалии. Обычай и честь требовали, чтобы он доставил останки отца домой для подобающего погребения.

Наконец Менадос был вынужден принять единственное здравомыслящее решение. Сегодня он захватит крепость, подожжет ворота, склады и все деревянные строения. Это выведет Дарданию из строя на несколько месяцев. Затем он отойдет и поплывет в Исмарос, выполнив, по крайней мере, основную часть своей миссии – убив Халисию и мальчика.

Спустившись с холма, он подозвал к себе своих военачальников. Менадос показал им чертежи городских укреплений, которые передал ему его человек из крепости, на них было обозначено, где можно найти царицу и ребенка.

– Есть приказ, – сказал он, – чтобы нашего человека случайно не убили во время нападения. Он старший военачальник. Мы хотим, чтобы он остался в живых и присоединился к Геликаону. На нем будет белая туника, без доспехов. На поясе будут висеть два меча. Убедитесь, что все знакомы с этим описанием, – повернувшись к мрачному молодому воину с глубоко посаженными голубыми глазами и раздвоенной бородкой, он продолжил: – Ты, Катеос, возглавишь атаку через Морские ворота. Удерживай ворота, пока не подоспеет подкрепление во главе с Ареоном. Как только они прибудут, отправь отряд на поиски царицы и мальчика. Остальные покончат с защитниками и сожгут все здания, которые будет возможно.