Атлантический рейс, стр. 40

ГЛАВА XIII

Черные паруса. – Нас преследует торнадо. – С удочкой в океане. – Последний ярус. – Плавающий меч. – Бородатое судно. – Первое мая в океане.

Работы у берегов Африки подходят к концу. Красный флажок на карте, что висит в судовом салоне, поднимается на север. Правда, сейчас он передвигается скачками: поднимется на градус-другой – и замрет на неделю-полторы. Там, где он замирает, мы работаем с ярусами. Но скоро флажок двинется в дальний путь.

А пока мы ловим парусников. Это несколько проще, чем ловить тунцов. Во-первых, работаем укороченными, десятикилометровыми ярусами. Это игрушка по сравнению с длиннющим тунцеловом. Парусниковый ярус быстро выматывается и быстро выбирается, тем более что у берегов Гвинеи почти всегда штиль. Во-вторых, легче работать, – в этих местах мало акул. Может быть, они просто боятся парусников. Во всяком случае, здесь нам почти не приходится иметь дело с этими мерзкими плоскомордыми тварями.

Штиль... Жарища. Океан лениво едва заметно потряхивает своей ослепительно голубой шкурой; по ней иногда, как нервная дрожь, пробегает длинная пологая зыбь. В некоторых местах поверхность океана покрыта широкими и узкими языками пены: в этих местах теплые воды перемешиваются с холодными. От судна к самому горизонту тянется белыми точками поплавков ярус. Между поплавками иногда расходятся круги, и показывается над водой высокий черный парус. Это парусники, попавшиеся на крючок, плавают по окружности на «поводце».

– У тебя все готово? – спрашивает Виктор. – Сейчас начнем.

– Все в порядке, – говорю я и спускаюсь на палубу.

Там в ожидании рыбы стоят весы, лежит мерная доска, блестят воткнутые в плашку остро отточенные ножи.

Судно ложится на левый борт и через несколько минут подходит к покачивающемуся на зыби концевому буйку с флажками. Слава, прикусив нижнюю губу, раскачивает над головой кошку. Она со свистом летит в воду и зацепляется за вешку. Бригадир поворачивает рычаг скоростей ярусоподъемника и кивает головой.

– Начали, ребята...

Парусник. Их очень много в этих местах. Почти на каждом седьмом-восьмом крючке бьется длинная плоская рыбина. Подтянутый за «поводец» к судну, парусник делает отчаянные попытки вырваться. Извиваясь всем телом, – он взмывает свечой в воздух, поднимает дыбом свой великолепный плавник, а потом, взметнув хвостом каскад брызг, падает обратно в воду. Еще и еще выскакивает он из океана, сверкая на солнце, как клинок, выхваченный из ножен; но нет, крючок не разогнется, капроновый «поводец» не лопнет. Подтащив рыбу к лазпорту, Валентин хватает парусника за нос-шпагу и рывком вытягивает рыбу из воды. На палубе его уже ждут боцман и мы. Валентин подтаскивает нам рыбину за рыбиной. Парусники крупные, тяжелые. Они не хотят взвешиваться, сопротивляются при попытке их измерить. Приходится пускать в ход кувалду. Да, рыбы много. Уже через пару часов работы от тяжелых, непослушных рыбьих тел начинает ныть спина и очень болят ладони рук: подтаскивая или оттаскивая рыб, приходится все вре-184 мя брать их за «носики». «Носы» у парусников шершавые и покрыты слизью. От них на ладонях остаются болезненные ранки, которые никак не могут зажить, – их разъедает морская вода, а свежую кожицу, даже сквозь перчатки, «счищает», как наждаком, какой-нибудь слишком живучий парусник.

Рыба, рыба, рыба... Кажется, конца-краю не будет этим длинноносым рыбинам. Но отдыхать некогда: Виктор запланировал сделать анализ почти пятистам рыбам, и мы таскаем, взвешиваем, измеряем, снова таскаем, вскрываем рыбьи животы, желудки, берем пробы гонад...

А рядом трудится Михаил Афанасьевич. Взмах секиры – нет головы, еще взмах – хвост в сторону, еще удар – и черный парус летит за борт. Обмытые, вычищенные туши партия за партией отправляются в трюм. Там, в морозильной камере, рыба проделает свой последний путь до плавбазы, а уже на ней – к прилавкам магазинов.

К вечеру, когда работа на палубе подходила к концу, неожиданно похолодало, горизонт на северо-западе потемнел. Вскоре появились тяжелые, густо-фиолетовые, лохматые тучи. Они неслись нам навстречу, быстро расползаясь по всему небосводу. Тихо, душно. Солнце чуть просвечивает через серую пелену. Океан замер, даже зыбь больше не качает судно. Потом, как вздох, пролетел над водой, взрябил ее, свистнул предостерегающе в снастях ветер, а затем, как бы набравшись сил и смелости, тугой и стремительный, налетел на судно, толкнул его в железные борта и завыл диким воем, заметался в надстройках и мачтах теплохода. Океан вспух короткими крутыми волнами. Волны подняли белые воротники пены и торопливой толпой побежали под днище судна, а теплоход безжалостно разрубал их своим острым форштевнем.

– Торнадо! – раздался голос вахтенного из динамика. – Завинтить иллюминаторы, закрепить на палубе ящики с ярусом!

Торнадо? В течение всего рейса мы благополучно избегали встреч с этим знаменитым тропическим ураганом, и все же он нагнал нас у берегов Гвинеи. Натянув на голое тело заплесневевший в рундуке плащ, я вцепился руками в леера мостика и приготовился к встрече с торнадо. На душе немного тревожно: говорят, что торнадо опасен даже для океанских лайнеров, – но все же так хочется с ним познакомиться поближе!

Стало почти темно. Лишь с правого борта у горизонта пламенело в разрывах солнце, торопящееся на покой. Его алые блики скачут и мечутся по взбесившимся волнам. А те карабкаются одна на другую, крупные подминают под себя более мелкие. Волны громоздятся, сталкиваются, взрываются пенными каскадами. Когда теплоход проваливается между их трепещущими откосами, кажется, что живые холмы уже достигли черных неопрятных туч, что вот-вот они обрызгают красный солнечный диск и от него пойдет сейчас с шипением белый пар. Но тунцелов, вздрагивая и напрягаясь всем своим металлическим телом, вылезает из сырых ложбин, стряхивает с себя пену, поднимается на зыбкую вершину одной из волн, и становится видно – нет, не добросить волнам своих брызг до неба!

Картина мрачная и величественная. Ветер совсем сошел с ума, он с разгону бьется в судно, раскачивает его, валит с борта на борт и ухарски свистит на самых высоких нотах. Соленый воздух врывается в легкие, выдавливает из глаз слезы, отрывает пальцы от поручней. Ветер подхватывает большой пустой ящик, который не успели убрать, и, взметнув его выше мостика, швыряет в воду где-то позади теплохода. Он разрывает в клочья брезент, плохо закрепленный на шлюпке с левого борта, и мчится дальше, прыгая с волны на волну.

Спрятавшись за прожектором, я жду – ведь это еще не все! Ну, конечно, нет... Сейчас что-то должно произойти. И вот оно: одна из туч, тяжелая, рваная, спустилась к самым волнам, и из ее насыщенного влагой тела показался крутящийся вокруг своей оси толстый короткий сосок. И как по чьему-то приказу, из плещущих волн навстречу ему подскочил раскачивающийся из стороны в сторону длинный гибкий хобот. Сосок и хобот потянулись друг к другу, хобот разбух, потолстел, стал еще выше, а сосок вытянулся, стал тоньше. Еще мгновение – и это уже не сосок и хобот, а взвивающийся пенный водяной столб. Рядом с ним возникают второй, третий столбы... Вырастая на глазах, сотрясаясь в конвульсиях какой-то дикой, исступленной пляски, три водяных колосса двинулись нам навстречу, всасывая в себя воду из туч и океана. Ого! Так они и нас могут засосать. Куда там смотрят в рубке? А столбы смерча все приближаются, над головой грохочет гром, молнии крутыми зигзагами выскакивают из туч и вонзаются в воду. Так вот ты какой, торнадо! Страшный тропический ураган, сметающий с лица земли прибрежные африканские поселки, вырывающий с корнями деревья, разбивающий в щепы океанские теплоходы. Ну чего же они там, в рубке, думают? Нет, там, конечно, всё видят: слышно, как звякнул телеграф, судно резко рыскнуло в сторону, подпрыгнуло на волне и неосторожно зацепило клотиком за одну из туч. Туча глухо рявкнула и извергла на нас тяжелый дождевой водопад. Положив теплоход на правый борт, капитан уводит его прочь от водяных столбов и ливня. Вскоре ветер стих, небосвод очистился от туч, океан успокоился, вновь появились, исчезнувшие во время торнадо, чайки. А за кормой густо синела над горизонтом неширокая полоса: где-то там, нагоняя на все живое страх, мчался по океану торнадо.