Семейный стриптиз, стр. 89

– Мишель! Можешь ты образумить эту идиотку? У ме­ня уже нет слов! – Она выскочила из кухни и грохнула две­рью спальни.

Мишель посмотрела на Джаду. Та упрямо отвернулась.

– Она права. А ты нет, – сказала Мишель.

– Могла бы и не поддакивать, – буркнула Джада. – Знала бы ты, каково мне было годами жить в этом доме, чтоб ему провалиться! У тебя-то, Золушка, все было в ажуре. Мне же, между прочим, приходилось изо дня в день драить некрашеные полы на кухне! А голые стены в ван­ной? А гостиная, доделать которую у него так руки и не дошли? Да что там гостиная – в прихожей вместо абажура сколько лет пластмассовый каркас висел с жалкой лампоч­кой посредине. И теперь он изволит достраивать дом для нее! – Выпалив все это на одном дыхании, Джада шлепну­ла ладонью по стойке, размазав лужу от кофе Энджи. – Я его умоляла. Я сама купила панели для отделки стен и собственными руками приволокла в дом. Предлагала на­нять кого-нибудь со стороны, раз уж он сам не может. Какое там! Мистер отказался. Мистер был оскорблен. Ты жила в доме с картинки, а я – среди строительного мусора!

– Джада, прошу тебя, успокойся. Давай не будем забы­вать о главном. У меня больше нет дома. Я все бросила – диванчики, думочки, занавесочки… Вот что важно, и ты сама это знаешь.

– Важно или не важно – не тебе решать! Мишель невольно отшатнулась.

Черт! Обидела! Не хотела, но обидела свою лучшую по­другу. Ну почему эти белые так уверены в себе? А еще обвиня­ют чернокожих в чванстве.

Джада честно и долго пыталась заглушить мысли о мести, но всякий раз терпела поражение. Оставить дом, в который было вложено столько сил – ее сил! – на память Клинтону, лжецу и тунеядцу?! Не будет этого!

– Ладно, прости меня, Мишель. Я прошу тебя об одном: выслушай! Я все продумала. Если ты согласишься, уверена, что мы и Энджи уговорим.

Мишель тяжело вздохнула:

– Приклеенный к матрацу член, киднепинг, отказ от содействия властям, а теперь еще и… это! Может, проще примкнуть к мафии?

– Может, проще закрыть рот и выслушать? Говорю же, я все продумала.

Она не только все продумала, но и убедила Мишель по­мочь.

Не слишком охотно, но та набрала-таки бывший до­машний номер Джады. Трубку, разумеется, сняла Тоня, и Мишель пригласила к телефону Клинтона. Мадам «няня» была явно недовольна, однако после долгой паузы Клин­тон все же ответил.

– Ты, должно быть, слышал, что я переезжаю, – без предисловий начала Мишель. – С Фрэнком проблемы и все такое… одним словом, я подумала – не захочешь ли ты взять что-нибудь из мебели? У меня есть очень симпатич­ная кушетка, диванчик и… да много еще чего.

Энджи остановилась рядом и молча слушала, театраль­но закатывая глаза. Она еще не дала согласия на участие в «авантюре», но ее сопротивление было сломлено.

Клинтон, вечный приживала, ухватился за щедрое пред­ложение обеими руками. Чего и следовало ожидать. Джада знала этого гнусного лицемера как свои пять пальцев. Малышам нельзя играть с детьми «наркодельца», а взять за­дарма мебель из «проклятого» дома – это пожалуйста.

Мероприятие было назначено на воскресенье. Мишель предупредила Клинтона, что, если к тому времени она будет уже в пути, его впустит ее адвокат. Небрежно опира­ясь на кухонную стойку, Мишель договаривалась о встрече совершенно бесстрастным тоном, как будто делать подар­ки злейшему врагу своей лучшей подруги для нее самое обыденное занятие. Но тут внимание Джады, следившей за переговорами, неожиданно отвлекло нечто странное. По­разительное. Немыслимое.

– Слушай-ка! – шепнула она Энджи. – Это сон – или ты видишь то же, что и я?

– Лично я вижу подготовку к уголовному преступле­нию, – прошептала в ответ Энджи.

– Да нет же! Взгляни на стойку.

Мишель, заканчивая разговор, машинально барабани­ла пальцами по пластиковой поверхности стойки, залитой кофе, заставленной грязными чашками. И не хваталась за тряпку!

– Она и не думает наводить чистоту!

– Бог мой! – Энджи округлила глаза. – А ведь верно. Положив трубку, Мишель оглянулась на подруг:

– В чем дело? Привидение увидели?

– Ты, случайно, не хочешь вытереть стойку, Ми­шель? – сладким голоском поинтересовалась Джада.

– Да пошла эта стойка! Тут дела поважнее.

– Невероятно, – прокомментировала Энджи. Джада вскочила и крепко обняла Мишель.

– Растешь, Золушка!

ГЛАВА 64

Мишель было необходимо обеспечить себе надежное алиби на время «прощального салюта» Джады, как она в мыслях называла предстоящую авантюру. Прикинув воз­можные варианты, она остановилась на визите в тюрьму. В самом деле, где еще тебя сфотографируют, заставят расписаться при входе и выходе и проследят за каждым твоим движением? Забавно! Отправиться в тюрьму, чтобы… не отправиться в тюрьму. Фрэнку, в конце концов, все равно, какая причина привела жену на свидание, а окружной про­курор, возможно, выразит желание узнать местонахожде­ние Мишель Руссо на момент эскапады Джады Джексон.

Во встрече с Фрэнком, собственно, необходимости не было; просто Мишель казалось, что последнее свидание поставит точку в этой печальной главе ее жизни, а иначе останется ощущение незавершенности. Теперь, когда на­стало время пускаться в самостоятельное плавание, она ре­шила попрощаться с прежней жизнью. Четырнадцать лет как-никак не шутка. Думать о них (по примеру многих об­манутых жен) как о «загубленных лучших годах» Мишель не желала, но и отмахнуться от них было бы несправедли­во. Даже по отношению к Фрэнку. Одним словом, Ми­шель решилась на свидание.

Тюремная реальность оказалась еще страшнее, чем в ее воображении. Мишель заставили пройти через детектор, обыскали и повели по бесконечному, как ей от ужаса пока­залось, коридору со стенами мерзкого грязно-зеленого цвета и мощными даже на вид железными дверями. При мысли о ее Фрэнке в этом жутком месте Мишель затошни­ло. Мертвую тюремную тишину нарушал лишь звон клю­чей на связке охранника, пока к этому леденящему душу звуку не присоединился скрежет одной из дверей-близне­цов. Страж впустил Мишель в комнату для свиданий, где за массивным столом уже дожидался Фрэнк.

Он выглядел таким маленьким и… жалким! Серая тю­ремная роба – штаны и рубашка, сидевшие на нем меш­ком, – делала его похожим на дворника или слесаря. Лицо казалось пепельно-серым в сравнении с угольно-черными волосами. Но больше всего Мишель поразил не цвет, а вы­ражение его лица – угрюмо-бесстрастное, замкнутое. Ка­менное.

– Ты этого хотела? – спросил Фрэнк, как только Ми­шель устроилась за столом напротив него.

– Нет, Фрэнк. Я этого не хотела.

– Даже в страшном сне мне не могло привидеться, что из всех людей на земле меня предашь именно ты, Мишель!

Она думала, что готова к любому повороту разговора, но Фрэнку удалось с первой же минуты вывести ее из себя. Он гнул все ту же линию, цеплялся за годами отшлифован­ный фокус, пытаясь перевернуть все с ног на голову: Ми­шель – кукла безмозглая, а он – – мудрец; верно только то, что делает он, а остальное не стоит и выеденного яйца.

Чему удивляешься, дорогая? Он всегда был таким, просто ты не замечала. Что ж, в эту игру можно сыграть и вдвоем.

– Ты не оставил мне выбора. Ты мне угрожал. Не нужно было мне угрожать, Фрэнк. Я всегда считала, что каждый из нас превыше всего ставит интересы другого, затем детей, а уж потом думает о себе. Мне очень жаль, что это оказалось заблуждением. К счастью, я вовремя поняла, что теперь мне придется заботиться о детях за двоих. Я не могла позволить, чтобы за решетку упрятали не только их отца, но и мать.

– Я никогда тебе не угрожал!

– Само собой. И не бил никогда. – Мишель достала из сумочки кассету. – Хочешь, прокручу? Это запись всего того, что ты наговорил мне в кафе.

– Убери! – прошипел Фрэнк. – Тут кругом видеока­меры.

– Ладно. Итак, на чем мы остановились? На мне дети, которым я сейчас нужна больше, чем когда-либо. Они столько выстрадали, что, боюсь, еще не скоро оправятся. Мы отсюда уедем – из города, из округа, куда-нибудь по­дальше. Хватит с нас полиции, газетчиков и всего прочего. Мы начнем все заново, но без тебя. Ты разрушил все собственными руками, Фрэнк. Хоть это-то ты понимаешь?