Мир приключений 1980 г., стр. 74

Никаких романов друг с другом, никаких романтических отношений. У Ру, по-моему, одно в голове- разбогатеть и доказать своим родителям и этому недоделанному жениху свою самостоятельность и везучесть. Еще она любит приключения, прямо мечтает о приключениях, совсем не амурных.

Утиный Нос — тоже. Женщинами особенно не интересуется, ему всё пари да пари. Он хочет, когда заработает как следует, открыть букмекерскую контору. Только этого никогда не произойдет, потому что все деньги он как раз в букмекерских конторах и просаживает. Неудачник…

Я. Что я? Все становится мне безразличней и безразличней. Вколю себе дозу — и ладно. На, какое-то время наступает покой, а потом снова этот проклятый страх. Скорее бы уж все кончилось…

Ну, а Рокко заботят деньги.

Итак, забрали мы наши набитые деньгами чемоданы, забрали пистолеты (теперь это стало привычкой), без всяких трудностей (молодец Рокко!) прошли контроль воздушной безопасности и сели в самолет.

Тут-то и начались всякие неполадки. Наш «боинг» повредил шасси, и нам грозила ночевка в Москве, а это значило опоздать в Токио, где нас ждали.

Но Рокко и тут нашел выход из положения. Обменял билеты, и мы пересели на самолет «Аэрофлота», который летит прямиком из Москвы в Токио.

Пересели и через сорок минут вылетели.

Казалось бы, все в порядке. Лети и радуйся. Но тут новая неприятность. Вернее, пока еще не неприятность, но тревожный сигнал. Кажется, мы попали в ловушку. Во всяком случае, с нашего «боинга» на тот же самолет «Аэрофлота» пересели двое типов, которые вызывают у Рокко большое беспокойство. По его мнению, это полицейские агенты, которые следуют за нами. А если так, мы «засвечены» и в Токио нас ждут совсем не те, на кого мы рассчитываем.

Глава VI. ПОХИЩЕНИЕ

Сидим в первом классе, пьем шампанское, смотрим в иллюминаторы. Высота чуть не десять километров, а внизу всё как на ладони, ни облачка. Да, страна! Как подумаешь, что из конца в конец пролететь ее чуть не полсуток требуется! Полдюжины Европ, обе Америки втиснуть можно. А грабить в ней, говорят, некого! Нет миллионеров.

Странно. Наверное, грабителей хороших нет. Эх, дали бы мне! Или полиция у них здорово работает? Впрочем, о таких вещах лучше не думать. Полиция…

Может, у русских она и хорошо работает, а вот у нас не очень. Я этих двух сразу засек — того «спортсмена» и второго — поджарого.

— Зря беспокоишься, Рокко, — Утиный Нос мне говорит, — я понаблюдал — они, по-моему, только здесь в самолете и познакомились.

— А ты, — говорю, — хотел бы, наверное, чтобы они в форме летели или с вывеской на груди «Мы из полиции»? Они тебе такой спектакль разыграют, что и не опомнишься, как в наручниках будешь.

— Ты думаешь? — Утиный Нос забеспокоился.

Это с ним редко бывает, обычно он не любит волноваться. Помню, когда вместе по пушерам работали, он такое над ними вытворял, что даже меня выворачивало. А сам, как мясник, стоит себе спокойно, ногти чистит — он чистюля, Утиный Нос, — и нож или там дубинку аккуратно вытирает. Потом вдруг спохватывается: «Пошли, пошли, а то конторы закроются. Сегодня, знаешь, матч…» И бежит. Вот только это его может вывести из равновесия, что не успеет в букмекерскую контору — заключить пари на очередного идиота, которому вечером другой идиот будет вышибать на ринге остатки мозгов!

Ру спит в своем кресле, посапывает, как младенец. (Да уж, младенец, с булыжником в руке!)

Белинда — вот та волнуется. Она всегда волнуется. Вообще-то ей пора бросать наш бизнес — нервы не выдерживают, да еще колется, а это уж последнее дело. Но куда ей деваться? Привыкла. Привыкла к деньгам, к легкой жизни, к нам, ко мне. Только к страху никак не привыкнет.

Я ей сказал однажды (так, для проверки):

— Слушай, Белинда, ты не устала? Не надоело со мной мотаться, рисковать на каждом шагу, бояться?..

— Ну, а если надоело, — усмехается, — ты что мне можешь предложить взамен? Законный брак с церковным обрядом? Тихую жизнь в белом домике у речки? Может, детей заведем? Или ферму — будем кур разводить?

— А что, — говорю серьезно, — почему бы нет? Мы еще молодые, можем многое успеть.

— Не валяй дурака, Рокко, — сердится, — было время, любили друг друга и то не поженились. Такие, как мы, не женятся, им и любить-то заказано. А уж теперь и подавно. Ну какой ты муж? Какая я жена? Убийцы мы, воры, контрабандисты, по нас петля плачет…

Слышу уже истеричные нотки и сразу прерываю:

— Заткнись! Я тебе раз навсегда запретил подобные разговоры вести! А то…

Она втягивает голову, словно ждет, что я ее ударю (бывает такое).

— Извини, Рокко, — говорит, — что-то нервничаю сегодня. То ли эта задержка самолета, то ли не спала. Извини, я сейчас вернусь — пойду лицо освежу.

Как же! Знаю, зачем она уходит в туалет, — сейчас вколет себе очередную дозу. Белинда даже знойным летом не носит теперь платьев без рукавов, чтобы не видны были следы уколов на руке.

Возвращается спокойная, медлительная, немного сонная. Сначала у нее всегда так после укола.

— Слушай, — говорю, — дело плохо. По-моему, эти двое — ты знаешь, о ком я говорю, — держат нас на поводке. Давай решать, что будем делать.

— С Утиным Носом говорил? — спрашивает.

— С ним говорить нечего, ты же знаешь. Когда надо дать волю рукам — он ас. А насчет мыслей… Ру тоже не советчица. Нам решать.

— Как тебе представляется обстановка? — спрашивает.

Вижу, с ней все в порядке, она в форме.

— Я думаю, где-то мы споткнулись: или за клиентами следили, или продал кто-то…

— Это исключается, — говорит она решительно, — тут ты молодец: так поставил дело, что, кроме нас, никто не подпущен.

— Тут я молодец, — ворчу, — а в остальном шляпа. Так?

— Перестань, Рокко, — берет меня под руку, — ты же отлично знаешь, что во всем молодец. Без тебя мы бы пропали, да вообще бы ничего не было — ни нас, ни фирмы.

— Ладно, ладно. Так вот, обстановка. Пусть не продали, пусть мы не ошибались — я тут все передумал десять раз, не вижу ошибок, — но, так или иначе, на наш след напали. Спрашивается, почему не взяли еще дома, ну хоть в аэропорту, с полипными? Потому что хотят знать наших приятелей в Токио. Это как дважды два…

— А зачем за нами людей посылать? — перебивает Белинда. — Куда мы из самолета денемся?

— Вот именно. Ты умница. Могли сообщить приметы — встречайте, мол; нет — посылают нянек. Зачем? Ну, конечно, для подстраховки: вдруг по приметам не узнают, вдруг мы в пути переоденемся, нацепим парики, ты бороду отрастишь, — смеюсь, — я — косы. Или выходить будем поодиночке. К другим пассажирам пристроимся. Мало ли что, но это значит, что в лицо нас японцы не знают. Не оттуда идет прокол. Другой вариант: по каким-то соображениям наша полиция не хочет с япошками делиться этим делом. Хочет сама все выяснить. Тогда в Токио не их полиция будет ждать, а наша, и притом тайно от японской.

— А зачем им это? Они в Интерполе все связаны…

— Э, Белинда! Они там в Интерполе как пауки в банке. Что на поверхности лежит — то, конечно, общими силами, никуда не денешься. А если поглубже, надо еще посмотреть. Ну к чему нашим дорогим отцам-полицейским выдавать нас с нашими миллионными чемоданами японским коллегам, когда можно эти миллионы самим взять, не себе в карман, разумеется, но для нашей страны, а не для Японии? Государственные интересы. Логично?

— Логично-то, логично, — Белинда сомневается, — но, думаю, все проще. Если нас «засветили», то наверняка в Токио весь аэропорт набит полицией, а эти едут для связи, для участия в допросах — словом, как представители. Мы же все-таки не японские граждане. Может, они нас сразу и обратно повезут. Только уж не в первом классе, — усмехается.

— Тоже может быть, — соглашаюсь.

— А чем нам это грозит? — спрашивает.

Я смеюсь:

— Ничем хорошим. От чемоданов не откреститься. Сто человек видели, как их с нами вместе в самолет доставили. Ну, образцы можно в самолете выбросить, пистолеты — в уборной. Так ведь сразу же найдут и в два счета докажут, что наши. Словом, лет по десять, а то и по двадцать можем заработать…