Иллюзия, стр. 34

«Воспойте Господа в новой песне; он творит для нас чудеса».

Приглушенно выругавшись, Найджел положил скрипку обратно в футляр, оставив музыку запертой внутри изящного корпуса.

Глава 10

Найджел наткнулся на имя Катрин пять дней спустя. Листки, казавшиеся отрывком из плохого романа, невинно лежали среди бумаг Доннингтона, заваленные счетами и свидетельствами предательства. В отличие от записок Доннингтона они были изощренно зашифрованы, так что Найджел чуть было не потерпел неудачу. Ему понадобилось пять дней, чтобы разгадать шифр – пять дней после того, как он едва не поцеловал Фрэнсис в музыкальной гостиной. «Милая Бетти, разве ты не веришь, что я сам обладаю ловкостью настоящей гончей?» Он отбросил посторонние мысли и сосредоточился на шифре.

Поначалу результат казался не стоящим затраченных усилий. Бумаги представляли собой обычные донесения из Франции, датированные 1813 годом, когда Россия вновь вступила в войну против Наполеона, когда произошли сражения под Дрезденом и Лейпцигом и Веллингтон вступил во Францию. Криво улыбнувшись, Найджел принялся расшифровывать записки. Они охватывали период времени после страшного отступления из Москвы, когда они с Лэнсом и Катрин жили в Париже, собирая сведения и отсылая их в Лондон. Этот оказавшийся не таким уж невинным роман еще раз доказывал, что французы были гораздо лучше осведомлены о намерениях англичан, чем можно было догадываться. Но теперь, два года спустя, это не имело значения.

А затем, подобно свернувшимся в клубок змеям, которые дожидались своего часа, со страницы на него глянули три предложения. «…Мы захватили британского агента, француженку, которая вращалась в высших кругах. Она вернулась с императором Наполеоном из России и была известна в Париже под именем княгини Катрин, вдовы князя Минского. Ее настоящее имя Катрин де Марбр».

Перо выпало из его руки.

Есть несколько видов мужества. Найджелу казалось, что он уже прошел все испытания. Но никакой опыт не мог подсказать ему, каких сил будет стоить продолжить расшифровку, обмакнув перо в чернила, один за другим перенести на бумагу содержание этих писем, открывавших невыносимую для него правду.

Когда он впервые увидел Катрин, ее голова была осыпана сверкающим инеем. Кристаллики льда искрились, подобно бриллиантам, в ее необычных темно-рыжих волосах, переливавшихся всеми оттенками красного дерева. Эта женщина была закутана в меха – необыкновенно дорогие и пушистые русские серебристые соболя. Запряженные в сани лошади встряхивали гривами, звон колокольчиков на сбруе разносился в прозрачном воздухе ночи. Катрин сняла руку с локтя Уиндхема, протянула Найджелу свои тонкие, унизанные тяжелыми перстнями пальчики и на своем превосходном хрипловатом французском – языке русской аристократии, который был для нее родным, – поздоровалась с ним.

Затем она повернулась к своему любовнику, подняла руку к его светловолосой голове и притянула его лицо к себе. На глазах Найджела и Лэнса она крепко поцеловала майора Уиндхема в губы. Катрин прямо-таки излучала чувственность. К тому же она была изысканна и красива, с гибким, как ветка ивы, телом. Они с Найджелом оказались в объятиях друг друга через час после того, как Уиндхем уехал в Лондон, и три дня не вылезали из постели.

Найджел заставил себя не останавливаться и продолжать писать. Каждая страница усиливала его страдания. Когда он вынужден был остановиться, чтобы очинить новое перо, то на мгновение засомневался, хватит ли у него сил продолжать. Тем не менее он заставил себя снова сесть за стол, хотя все его тело молило об отдыхе. Ровные строчки одна за другой ложились на страницы, и ужас постепенно заполнял его душу. Он даже не заметил, как кончился день и ночь опустилась на его лондонский дом. Очнулся, когда в кабинет вошел слуга, чтобы зажечь свечи. Найджел махнул ему рукой.

– Милорд?

Найджел быстро написал несколько строк на чистом листе бумаги, сложил его и запечатал, приложив перстень к горячему воску.

– Доставьте это лорду Тренту. Немедленно.

– Слушаюсь, милорд. Слуга поклонился и вышел.

У Найджела было такое чувство, будто он несколько дней и ночей подряд принимал участие в изнурительном сражении. Будто опять целую неделю без сна и отдыха скакал вместе с казаками, и свирепый холод русских снегов пронизывал его до костей. Пытаясь унять дрожь во всем теле, Найджел достал из-за голенища сапога нож и устремил взгляд на его острое и опасное лезвие.

Найджел дал ей книги. Фрэнсис сидела по-турецки в бывшей детской с решетками на окнах и пыталась сосредоточиться на том, что читает. «Пособие для юных леди по изготовлению вин. Вина Франции». Последние пять вечеров они обедали вместе. Он просил дворецкого открыть несколько различных бутылок и учил ее смаковать вино и ощущать тончайшие различия букета. Все это странным образом напоминало уроки в гареме, хотя его легкие шутки создавали совсем иную атмосферу. После столкновения в музыкальной гостиной он обращался с ней со сдержанной любезностью.

Эти обеды продемонстрировали такое внимание к ее чувствам со стороны Найджела, какого она не могла себе представить. Если Найджел и ел мясо, то не у нее на глазах. Повара проявляли чудеса изобретательности в приготовлении блюд из злаков и овощей, вероятно, после соответствующих наставлений. Наверное, маркизу Риво было непросто давать объяснения своему надменному лондонскому шеф-повару, но он сделал это без всяких просьб с ее стороны. Фрэнсис приводило в смущение подобное великодушие Найджела.

Еще в Индии, чтобы защититься от людей, она научилась ограждать себя от всего личного. Так было гораздо безопаснее. Она потягивала вино, стараясь не смотреть на его руки. Она запоминала ароматы, не встречаясь с ним взглядом. Когда Найджел придет к выводу, что опасность миновала, он найдет ей герцога, и они больше никогда не увидятся. Почему-то эта мысль причиняла ей боль.

Все пять дней она не заходила в музыкальную гостиную, и он, вероятно, тоже. В своих непринужденных беседах за обеденным столом они ни разу не вспоминали о том, что произошло там. Он больше не открывал перед ней, как перед побежденным врагом, свое незащищенное горло. Эта картина преследовала ее. Она вновь взглянула на рисунки с изображением винограда и сделала попытку выбросить мысли о Найджеле из своей головы.

Внезапно дверь с треском распахнулась. Фрэнсис вскочила, и книги соскользнули на кровать. В дверях стоял Ланселот Спенсер, и в его широко раскрытых голубых глазах застыло что-то похожее на панику.

– Мисс Вудард? Могу я попросить вас спуститься вниз?

– В чем дело?

Плечи его были опущены, он как-то сгорбился, будто опасался удара.

– Риво послал сообщение лорду Тренту. Я приехал с ответом. – Лэнс провел ладонями по волосам. – Случилось что-то ужасное. Найджел у себя в кабинете, но он отказывается открывать дверь. Иногда только любовница способна достучаться до человека…

– Разумеется, – сказала Фрэнсис без лишних слов. – Иду.

Лэнс побежал вперед. У подножия лестницы он свернул в коридор, ведущий в комнату Найджела, и остановился как вкопанный. В дверях своего кабинета стоял Найджел и спокойно ждал. На нем были высокие сапоги для верховой езды с блестящими шпорами. Но вид был такой, будто что-то гложет его изнутри.

– Я ждал тебя. – Найджел прислонился к дверному косяку и скрестил руки на груди. Его глаза, не отрывавшиеся от Лэнса, были темны, как бездонные колодцы. – Но какого черта ты привел мисс Вудард? На большее у тебя не хватило воображения?

Спина Лэнса напряглась.

– Но ты не открывал эту проклятую дверь!

– С каких это пор, – сухо ответил Найджел, – лорд обязан впускать всякого глупца, стучащего в дверь его кабинета? Это вас не касается, Фрэнсис, – добавил он более мягко.

Фрэнсис растерялась.

– Нет, – сказала она. – Разумеется, нет.

Она повернулась и пошла прочь, но у лестницы была вынуждена остановиться. Она так сильно дрожала, что была не в состоянии подняться наверх.