Джон Леннон, стр. 111

«Леннон верил в насилие, — утверждал Вебберман. — Иначе он никогда бы не познакомил меня с такими людьми, как тот парень из ИРА. Он предчувствовал, что в Майами должна была случиться заварушка. И все-таки дал нам денег. Правда состоит в том, что он действительно финансировал волнения в Майами».

Скорее всего, Леннон пошел бы значительно дальше, если бы его не остановили иммиграционная и натурализационная службы, которые в марте 1972 года потребовали его депортации. Леннон пользовался в Соединенных Штатах статусом исключительного гостя. Не имея возможности получить визу обычным путем, поскольку в свое время он был осужден в Англии за хранение наркотиков, Джон пользовался временным разрешением Госдепартамента, полученным для него Алленом Кляйном, который смог уговорить конгрессмена Джонатана Бингема походатайствовать за Леннона. Едва получив на руки шестидесятидневную визу, Джон Леннон включился в подготовку революции в Америке. Правительство не считало его сколько-нибудь опасным, но вместе с тем отдавало себе отчет в том, какую выгоду могут извлечь из дружбы с Ленноном политические противники существующего режима. Поэтому встала необходимость убрать его из страны. Когда Джон и Йоко почувствовали, что запахло жареным, они бросились на поиски хорошего адвоката по вопросам иммиграции и вскоре нашли одного из лучших — Леона Уайлдса.

Будучи ортодоксальным и консервативным евреем, Леон Уайлдс не имел ни малейшего понятия о том, кто такой Джон Леннон. Поэтому он отнесся к нему как к любому другому клиенту. Джон и Иоко, со своей стороны, никогда не были с ним достаточно откровенны и сообщали Уайлдсу только ту информацию, которая, по их мнению, могла «мотивировать» его действия. Они избегали говорить о том, что хотели бы постоянно проживать в Соединенных Штатах, а придерживались той версии, что им якобы необходимо здесь находиться, чтобы решить вопрос об опеке ребенка. Они отрицали то, что принимали наркотики или что собирались принять участие в знаменитом революционном турне. Естественно, они не проронили ни слова о том, что давали деньги людям из ИРА или погромщикам в Майами. Вероятно, самой большой их ошибкой явилось то, что они утаили личность тех длинноволосых молодых людей, которые, точно апостолы, сидели вокруг их кровати, в то время как Уайлдс совещался со своими клиентами, поскольку один из этих апостолов оказался Иудой.

С другой стороны, когда у адвоката спросили, не пытался ли он выяснить у своих клиентов правду по всем этим щекотливым вопросам, он признался: «Я никогда не касался в беседах с Джоном этих вопросов, наверное, потому, что сам не желал слышать на них ответы или считал, что он не скажет мне правду и я потеряю мотивацию. Я действительно хотел помочь этим людям. И у меня возникли бы серьезные проблемы, если бы я почувствовал, что они стремятся свергнуть наше правительство. Это совсем не то, что представлять чьи-то интересы на уголовном процессе, где вы обязаны сделать для своего клиента все, что только возможно. В нашем случае я мог отказаться в любой момент». Умение Йоко манипулировать людьми в собственных интересах не подвело ее, когда она принялась за Леона Уайлдса. Он поверил, что Ленноны стали жертвами слишком усердных борцов с наркотиками и объектом несправедливого преследования со стороны правительства США.

Стратегия, избранная адвокатом, была проста. Он потребовал для Леннонов разрешения на постоянное жительство, упирая на то, что в данном случае речь шла о воссоединении семей, что являлось одним из основных принципов закона об иммиграции. Иоко, будучи матерью ребенка-американца, имела право на статус резидента. Если этот статус будет присвоен ей, но в нем будет отказано Джону, правительство окажется виновным в разделении семьи. Уайлдс проинструктировал Йоко о том, какое заявление она должна была сделать для прессы: «Меня вынуждают сделать выбор между дочерью и мужем». Что же касалось обвинения, связанного с наркотиками, то Уайлдс, который понятия не имел о том, что такое «травка», прекрасно знал, что гашиш нигде и никогда официально не причислялся к группе наркотиков. То, что не было запрещено законом, не могло являться основанием для отказа.

Несмотря на это, очень скоро Уайлдс убедился в том, что стандартная процедура наталкивалась на стену. Когда он обратился к своему старому приятелю Солу Марксу, директору местного отделения иммиграционной службы, то ему был оказан более чем холодный прием. Много лет спустя Уайлдс узнал о том, что Маркс получал указания прямо из Вашингтона. Причиной, по которой правительство так ополчилось на Джона Леннона, стал доклад Юридического подкомитета Сенатского комитета по внутренней безопасности. В этом документе, который 4 февраля 1972 года лег на стол Генерального Прокурора Джона Н. Митчелла, отмечалось присутствие Леннонов на концерте в поддержку Джона Синклера, но особый упор делался на планы проведения общенационального турне во главе с Ленноном, «в результате которого сейфы „новой левой“ оппозиции должны были пополниться весьма значительными средствами, что автоматически привело бы к столкновениям между этой группой и представителями закона в Сан-Диего». Было очевидно, что Генеральный Прокурор связался с иммиграционной службой, которая отдала распоряжение как можно скорее убрать Джона Леннона из Соединенных Штатов.

Вся информация, представленная в этом докладе, приписывалась анонимному источнику, который, очевидно, был прекрасно осведомлен обо всем, что происходило на Бэнк-стрит. Несмотря на то, что Леннон понятия не имел об этом докладе, информация о котором всплыла только через несколько лет, к тому времени он уже старался проявлять максимум осторожности. Он предупреждал всех знакомых о том, что его дом находится под наблюдением, а все телефонные разговоры прослушиваются. Однако, как выяснилось позже из обнародованной части досье на Леннонов, заведенного в ФБР, никакого специального наблюдения за ними не велось. Агенты получили инструкцию приглядывать за Леннонами, но их отчеты демонстрировали откровенное незнание объекта наблюдения даже в таких деталях, как домашний адрес. В действительности единственным уязвимым местом Джона и Иоко было их пристрастие к наркотикам. Леннон опять принялся за героин и собирался этим летом пройти очередной курс лечения. Механизм депортации Леннонов, запущенный в действие, растянулся на несколько лет, периодически приводя к кризисным моментам и обрекая Леннонов на тягостное ожидание.

Каким бы ни было истинное положение вещей, разочарование Леннона в своем политическом гуру в точности повторило ту же схему, которая сложилась в его взаимоотношениях с теми людьми, с которыми он связывал большие надежды, -с гуру от религии, от психиатрии и всеми остальными спасителями, которые в конечном итоге принесли ему одно только разочарование. В данном случае, как, впрочем, и всегда, он не только отрекся от своих политических убеждений, но и высмеял саму идею о Джоне Ленноне как политическом деятеле. В 1980 году он подвел итог радикалистскому этапу своей жизни, выразившись следующим образом: «В конце шестидесятых — начале семидесятых я окунулся в так называемую политику, скорее из чувства вины, чем по какой-либо другой причине. Вины за то, что был богатым и считал, что мира и любви было недостаточно и требовалось пойти под пули или получить по морде, чтобы доказать свою принадлежность к народу. Я делал это наперекор собственным инстинктам». И тем не менее стоило его политической деятельности пойти вразрез с личными интересами, как он тут же эту деятельность прекратил. Весной 1972 года Джон Леннон окончательно отвернулся от политики.

Глава 47

Общественные благодетели, охотники за людьми

В первых числах июня 1972 года, когда, по идее, Джон и Йоко должны были заниматься раскруткой своего нового, только что вышедшего альбома «Some Time in New York City» [184], они внезапно исчезли. В течение целой недели никто не получал от них никаких известий. Когда они вновь выплыли на поверхность, то оказались на другом конце страны, в Калифорнии. Они позвонили в Нью-Йорк из дома, расположенного в Оджей, который им предоставили знакомые и в котором в течение многих лет жил Кришнамурти. Однако Ленноны вовсе не собирались возвращаться к религии. Официально они заявили, что отправились в туристическую поездку по стране, но на самом деле Джон и Иоко опять решили поиграть в Бонни и Клайда.