Право руля! – 3 (полная версия), стр. 79

А во избежание недоразумений на тему «что есть что?» в том же приказе прописали: высота потолка в салоне лаборатории должна быть не менее 1 метра 85 сантиметров, на полу должна лежать резиновая дорожка шириной 60 сантиметров и длиной не менее 3 метров, чтобы испытуемый похвастался устойчивостью походки. В салоне передвижного пункта должны быть два рабочих сиденья для медицинского персонала, сиденье для испытуемого и рабочий стол, мебель с вешалкой для верхней одежды, холодильник для хранения биологических проб, умывальник, биотуалет и мусоросборник. Предельно допустимая концентрация летучих горючих веществ в салоне не должна превышать установленной нормы.

В шкафчиках передвижной лаборатории кроме традиционных алкометров должны храниться тест-полоски для выявления наркотических средств в моче, стерильные флаконы из дрота, колпачки алюминиевые, стеклянные сосуды с пробками, резиновые перчатки, термометры для измерения температуры мочи и тела, тонометры, фонендоскопы, шпатели, неврологический молоточек, саквояж врача «Скорой помощи», комплект головодержателей и постельных принадлежностей, нормативно-правовые документы и методические пособия, регламентирующие порядок медицинских экспертиз!

И, самое главное, – передвижной пункт для проведения медицинского освидетельствования должен иметь регистрационное удостоверение Минздрава России.

Если все вышеперечисленное оборудование запихнуть в стандартную карету «Скорой помощи», то кузов «Газели» треснет по швам, а врачу-наркологу в обнимку с биогоршком останется место только на крыше…

А СУДЬИ ХУ?

Они делают это не по злому умыслу: просто Кодекс об административных правонарушениях и родной язык оказались им не по зубам – мудреные больно. Да и прошлые заслуги лишают возможности судить, а лишь помогают расправляться. А потому и производят судьи на свет божий невразумительные постановления, которые, кажется, сочинял непроходимый троечник – студент юрфака.

Архивы дел о нарушении ПДД, пылящиеся в судебных застенках, можно глубоко не рыть: остолбенеть заставляют уже те, что оказались сверху…

Ну, взять, к примеру, вот это – еще не пожелтевшее, которым мировой судья судебного участка №100 столичного района «Якиманка» Пугачев (не Емельян…) в угаре борьбы за справедливое возмездие так разошелся, что за выезд на полосу встречного движения припаял водителю Е. пять месяцев из максимально возможных четырех.

Или вот это – совсем свеженькое, вынесенное тем же (видимо, подслеповатым) судьей, из которого следует, что водителю С. необходимо назначить наказание в виде штрафа, а потому постановлено: лишить его права управления на пару месяцев.

Удивит и решение, вынесенное Федеральным судьей Красногорского суда Подмосковья Мордаховым, в котором он по-отечески заботливо сетует: мол, привлеченный к ответственности С. не просил рассмотреть дело с его участием, стало быть, в суд его можно и не вызывать. Как будто за право участвовать в деле теперь необходимо торговаться…

Посмеяться сквозь слезы можно и над тем, которое вынесла мировой судья участка №5 Панфиловского района столицы Васильева: не прав, – сказала судья, – водитель Е. в том, что передал руль водителю М., предварительно не проверив его на состояние опьянения. Как будто на Е. такая обязанность (притом, что он – не врач…) возложена законом.

Впрочем, откровенно слабые представления судей о положениях Кодекса – только маленький кусочек всеобщей большой беды…

Почти поголовно не владеют судьи и русским языком. Каша из норм права и перлы «изящной» словесности образуют состав главного судейского блюда – перловой каши.

В одном, не выходящем за формат странички, постановлении, пасынки Фемиды умудряются налепить – в среднем – порядка двадцати пунктуационных, десятка орфографических и столько же – фразеологических ошибок. Иногда понять, что именно хотел сказать судья, просто невозможно! Если бы судебные постановления вдруг довелось оценивать учителям средней школы, неисправимые неучи пожизненно сидели бы за партой, а не в кресле судьи.

А, между тем, статья 24.2 КоАП РФ гласит, что производство по делам об административных правонарушениях ведется на русском языке – государственном языке Российской Федерации. Но никак не тарабарском.

Поскольку абракадабра из невразумительных мыслей, изложенных к тому же с грубыми ошибками, даже по блату не тянет на твердую тройку, едва ли не каждое судебное постановление по причине его явного несоответствия требованиям вышеуказанной статьи Кодекса может (и должно!) быть признано не имеющим юридической силы.

Иными словами, если бы Генеральная прокуратура с привлечением специалистов по русскому языку (в одиночку ей тоже не справиться) смеха ради подвергла анализу «продукцию» судебных органов, вносить протест ей пришлось бы, пожалуй, на всё вышедшее из под судейского «пера».

Ведь (что самое печальное!) шедевры судейского творчества, будучи однажды заготовленными на компьютере, тиражируются почти в неизменном виде…

В те недалекие времена, когда судья рисовал решение или постановление от руки, а судья очень богатого суда – аж на пишущей машинке, перед законом все мы были почти равны: любой вердикт им приходилось сочинять с чистого листа, докапываясь до истины даже в процессе написания оного. Теперь же, когда однообразные заготовки по любому делу бережно хранятся в компьютере, любому судье вполне достаточно лишь изменить имена действующих лиц, номера статей и формулировку «приговора».

Думать при этом совсем не обязательно: шаблон подскажет…

А формулировки, заготовленные в шаблонах постановлений, не оставляют водителю шансов на выживание: «суд находит показания инспекторов ДПС убедительными и достоверными…», «обстоятельств, смягчающих вину водителя не выявлено…», «верить водителю нет оснований, потому как он пытается уйти от ответственности…».

Даже если при рассмотрении дела показания сотрудников ДПС покажутся судье сомнительными и противоречивыми, доказательства вины неубедительными, а дело – сфабрикованным во имя повышения гаишных показателей, на лучшую участь у «виновника» все равно надежды нет. Ведь для торжества справедливости приемным детям Фемиды придется переделывать целиком (!) в творческих муках некогда рожденное постановление. Было б чего ради! Тем более что скоро обед, да и девчонки заждались в курилке…

Прямо хоть компьютер у судей отбери!

Мировой судья 1 судебного участка Балашихинского района Московской области Левачев, например, так и вовсе не утруждает себя даже компьютерной обработкой шаблонов: заготовив и размножив на ксероксе десятки постановлений с пустыми графами для фамилий и номеров статей, в которых помимо прочего прямо, еще до рассмотрения дела сказано, что «вина водителя полностью доказана…», он лишь изредка вычеркивает в шаблоне совсем уж ненужные фразы. Той же болезнью страдает и мировой судья участка №156 столичного района «Хорошево-Мневники» Полеонов. Как, впрочем, и сотни других.

А посему подлежит констатации чрезвычайно печальный факт: еще до того, как перед судьями предстанет некто, якобы нарушивший ПДД, они заранее знают, на какой «приговор» бедолага обречен…

Исторически сложилось так, что дела о нарушениях ПДД рассматривают судьи по… уголовным делам. Те самые, перед которыми, как правило, предстают темные личности, нередко – с кровавым прошлым, закованные в наручники и злобно разглядывающие зал суда из клетки.

Профессиональная деформация личности такого судьи в рамках административного дела неизбежно вынуждает его видеть такого же преступника и в лице обыкновенного водителя, переехавшего левым колесом две сплошных. И преступником такой водитель становится для судьи уже с первого взгляда, что называется – по определению.

Не поддающийся осмыслению для европейского суда факт: в России судьями могут стать (и становятся!) бывшие милиционеры и опера, привыкшие ловить; бывшие следователи и прокуроры, обученные обвинять; начальники колоний и тюрем, поднаторевшие заключенных содержать. Между тем, в цивилизованных странах судья – бывший полицейский или прокурор – это нонсенс, конфуз, недоразумение. Надеть мантию судьи там может только бывший адвокат. То есть тот, кто, прежде всего, научился защищать.