Свидание с морем, стр. 14

— Игорь, ты хоть и не совсем дисциплинированный мальчик, но верный товарищ, — сказала Верона Карловна. — Ты не откажешься проводить Борю до ангара. Ему одному идти так далеко трудно. Пусть он опирается на плечо друга.

— Помогу, конечно, — сказал Игорь, — что за вопрос.

— Идите, мальчики. Если в пути или ночью ты, Боря, почувствуешь острую боль, немедленно обращайся в медицинскую часть.

— В ту же минуту обращусь! — Дунин приложил руку к сердцу.

Верона Карловна проследовала дальше.

— Молодец Ворона Карковна! — шепнул Дунин. — Нам только этого и надо. Если тебя внизу дежурный застукает, скажешь, что исполняешь приказание. Ну, веди!

Они пошли к тёмной аллее. Опираясь на плечо Игоря, Дунин хромал и морщился.

На веранде музыкального салона стояла Лариса с девочкой из второго отряда по имени Света. Надо сказать, что Света обожала Ларису, а Лариса любила Свету за две вещи: за то, что она её обожает, и за то, что хорошо играет на пианино. Но Света говорила, что играть на пианино каждый может научиться в музыкальной школе, а вот танцевать так, как танцует Лариса, — этому никто не научит, и без таланта — никак...

— Эй, Дунин, — сказала Лариса. — Ты зачем хромаешь?

Дунин остановился:

— Чтобы доставить тебе удовольствие.

— Слышишь, Светка? Опять врёт. Давай у Игоря спросим, он человек правдивый, я убедилась. Однажды с Мариной Алексеевной так честно разговаривал, что та его за волосы подёргала. Игорь, Дунин вправду хромает, чтобы доставить мне удовольствие?

Игорю казалось, что он то ли парит в воздухе, то ли плывёт в податливой и тёплой морской воде. Он с трудом понял, о чём его спрашивают.

Усилием воли собрался, вернулся на землю и сказал:

— В общем-то, это верно. Лариса покачала головой:

— Придётся поверить, хоть и непонятно, какое удовольствие.

— Как это какое? — сказал Дунин. — Тебе всегда приятно, когда у меня неприятности.

— Чудеса, опять не врёт! — сказала Лариса.

Она повернулась к Свете, и они о чём-то тихо захихикали.

Когда зашли в темноту, Дунин буркнул:

— Дура она всё-таки. И язва.

Показалось, что чёрная туча заволокла мир, и дышать стало трудно. Руки взметнулись. Игорь бросился на Бориса, свалил на землю, обрушился на него и стал колотить.

— Болван сумасшедший... — прохрипел Дунин. — Здесь же колючек полно, ведь больно!..

Исчезла чёрная туча, и разжалось горло.

Игорь вспомнил, какие твёрдые на этом месте растут колючки. Конечно, больно, если на них ляжешь! Босой ногой наступишь — и то взвоешь...

Он поднялся и помог Дунину встать.

— Умная она, умная, — бормотал Дунин, — а ты самый настоящий безмозглый... Это же надо так... Даже слова такого на языке нету... Иди и сам стыривай свою грамоту. Для них же стараешься, головой рискуешь, а они... Одна презирает, другой набрасывается, кулаками молотит...

— Ну, прости, — сказал Игорь. — Не знаю, как вышло. Надо было тебя словами, а я не успел подумать.

— Ладно, — смилостивился Дунин. — Если просишь прощения, тогда прощаю. Но больше никогда, так и запомни! Сперва думай. И если тебе что не нравится, работай словами, а то руками каждый дурак может, если зарядку регулярно делает... Спину наколол жутко. В ангаре мне одеколоном потрёшь. Идём.

Пришли в ангар.

Спина у Дунина оказалась в мелких красных пятнышках. Игорь старательно протёр её одеколоном.

— Теперь терпимо, — сказал Дунин, морщась, и поставил флакон в тумбочку. — Забудем про это... Но ты психопат, это точно... Смотри, всё приготовлено: карандаши, тушь, краски акварельные, перья, резинки, бритвочки, калька прозрачная. Можно приниматься за дело.

— А печать? Печать рисовать нельзя. Игорь в упор посмотрел на Дунина.

— Печать не рисуй, — спокойно сказал Дунин. — Печать будет самая настоящая.

— Это как же?!

Дунин достал из тумбочки лист папиросной бумаги:

— Прошлогодняя накладная на запчасти к мотору. Она никому не нужна, папа просто забыл выбросить. Вырежем из неё печать и приклеим.

— Не пойдёт, — сказал Игорь. — На грамоте печать киевская.

— Ой, какой ты сумасшедший, — вздохнул Дунин. — Думаешь, что каждый, как ты, Ларискину грамоту наизусть изучает до последней буковки? Висит она на стене под стеклом, и ладно. Кому до печати дело, что на ней там написано мелким шрифтом, киевская она, хабаровская или мелитопольская? Главное, стоит.

Накатило что-то давящее и щемящее, неизвестно, как называется. Показалось, что в похищении грамоты и возвращении её законной владелице нет ничего героического, одно сплошное безобразие. Что же такое начнётся на свете, если так и поведётся: один отобрал, другой у него стибрил... Ну, отдаст он грамоту Ларисе. А она что? Под подушку запрячет до отъезда?

Очень превосходно.

Ездила на конкурс, старалась, волновалась, танцевала лучше всех, заслужила первое место под гром аплодисментов, а потом всё это тайком под подушку...

Может, пусть уж лучше она висит на стенке?

Весь этот поток мыслей отразился, наверное, на его лице.

— Струсил?

Дунин посмотрел в упор. Игорю стало стыдно, и все сомнительные соображения сразу покинули голову.

— Нет, задумался... Приклеить печать — это умная идея.

— Наконец-то понял. Пойдём, ключ подберём. Покопавшись в ящике с ключами, подобрали такой, который точно укладывался в отпечатке на мыле.

— Иди домой, — сказал Дунин. — После отбоя вылезай не сразу, подожди, пока все заснут. Услышишь: на веранде дежурный по лагерю будет с вожатым разговаривать, спрашивать, все ли на месте, всё ли в порядке. Когда дежурный уйдёт, ещё немного подожди и тогда в полной тишине, бесшумно и таинственно выскакивай в окошко... Не забудь притворить, когда вылезешь. Открытое окно — это след и улика. Я буду ждать тебя между двух больших камней за тёти Шуриным складом, знаешь? Сигнал у нас будет такой... — Дунин три раза свистнул. Игорь повторил свист. — Так одна птичка свистит, не знаю, как она называется, потому что она ночная, днём её не видно. Теперь иди. Смотри только не засни, а то всё пропало.

— Ну, что ты, разве можно заснуть!..

Игорь вернулся на Фестивальную площадь. Массовка близилась к концу. Валентина Алексеевна объявила белый танец танго — это когда девочки приглашают мальчиков.

Лариса не пригласила никого и танцевала со Светой.

Игорь сидел на скамье с таким озабоченным выражением на лице, что ни одна девочка не решилась к нему подойти.

Глядя, как Лариса танцует, Игорь убеждал себя в том, что, если он не возьмёт грамоту, её форменным образом стибрит кто-нибудь другой, и грамота пропадёт навсегда.

«Конечно, грамоту надо спасать», — решил Игорь, и все сомнения отпали.

Глава восьмая

Игорь выбрался через окно бесшумно, таинственно и успешно. Прокрался на цыпочках до угла здания, где лежала тень.

Дальше шёл осторожно, избегая света повсюду понатыканных фонарей и ступая мягко, как охотящийся тигр, потому что в ночной тишине, нарушаемой лишь звоном цикад, каждая сухая веточка под ногой ломалась с оглушительным треском.

За тёти Шуриным складом фонари, к счастью, кончились, но началась такая темнотища, что пришлось идти, вытянув вперёд руку, чтобы не наткнуться глазом на острый сук.

Как ни осторожно он ступал, Дунин услышал. Свистнул по-птичьи. Игорь ответил и, подправив на слух направление своего движения, подошёл и упёрся рукой в шершавый бок камня.

— Не трусишь? — спросил Дунин.

— Что ты выдумываешь, — обиделся Игорь. — Пойдём. Дунин поправил зловещим шёпотом:

— Не «пойдём», а подкрадёмся.

— Я и крадусь.

— Тише крадись, топаешь, как бегемот на танцах. Повторяй мои движения, ступай след в след. Если я щёлкну пальцами, вот так, падай и прижимайся к земле по-пластунски.

Игорь ступал след в след совершенно беззвучно.

За тёти Шуриным складом посветлело, сюда уже проникал свет фонарей. Игорь вдруг обмер: у Дунина сзади под ремень, как топор у лесоруба, был заткнут огромный пистолет.