Мемуары гейши, стр. 85

В тот же вечер я пошла в район Ханами-чо и нашла окейю, о которой мне говорила Анти. Помните подругу Хацумомо Корин, окейя которой сгорела в самые тяжелые годы войны? Так вот, этот пожар повредил и окейю, в которой сейчас жила Тыква. Сильно обгорели стены с наружной стороны, а часть крыши сгорела полностью, и ее наспех залатали досками.

Молодая служанка проводила меня в приемную, пропитанную запахом сырого пепла, и вернулась через какое-то время с чашкой слабо заваренного чая. Прошло довольно много времени, прежде чем дверь открылась, и вошла Тыква. В полумраке комнаты я практически не видела ее лица, но встреча с ней всколыхнула во мне такие нежные чувства, что я подошла к ней и крепко обняла. Она же отошла на два шага и поклонилась мне так официально, словно я была Мамой. Меня очень поразило это.

— Тыква, это же я, я одна! — воскликнула я.

Она даже не взглянула на меня, а опустила глаза на циновку, словно служанка, ожидающая приказаний. Расстроенная, я вернулась на свое место за столом.

Во время нашей последней встречи в войну лицо Тыквы оставалось таким же полным и круглым, как у ребенка, но с непривычным оттенком грусти. С тех пор она сильно изменилась. После закрытия оптической фабрики, где она работала, Тыква более двух лет занималась проституцией в Осака. Ее рот немного уменьшился, может, из-за того, что она держала его закрытым. И хотя лицо осталось по-прежнему широким, щеки опали, отчего она стала гораздо элегантнее. Я не стану сравнивать Тыкву с Хацумомо, но в ее лице после перенесенных лишений появилось гораздо больше женственности.

— Знаю, эти годы оказались непростыми для тебя, Тыква, — сказала я, — но выглядишь ты прекрасно.

Тыква не ответила, а лишь слегка наклонила голову, показывая, что слышит меня. Я поздравила ее с популярностью и попыталась расспросить о ее жизни после войны. Но она оставалась такой безучастной, что я начала сожалеть о своем визите. Наконец, после тяжелого молчания, она заговорила.

— Ты пришла сюда поговорить, Саюри? Но я ничего интересного не могу тебе рассказать.

— Дело в том, — начала я, — что недавно я видела Нобу Тощикацу, и... Он регулярно привозит в Джион одного важного гостя. Я хотела узнать, не будешь ли ты так любезна помочь нам развлечь его.

— Ты наверняка передумала делать мне это предложение, увидев меня.

— Почему же? Думаю, Нобу Тощикацу и Председателю, то есть Ивамуре Кену, доставит удовольствие общение с тобой. Все очень просто.

Какое-то время Тыква сидела, глядя в пол.

— Я перестала верить, что в жизни все так же просто, как кажется, — сказала она наконец. — Я знаю, ты считаешь меня дурой...

— Тыква!

— ...но я думаю, существует какая-то другая причина, которую ты мне не называешь.

Тыква слегка поклонилась, словно извиняясь за свои слова.

— У меня есть другая причина, — сказала я. — Честно говоря, я надеялась, что после всех этих тяжелых лет мы должны стать друзьями. Мы столько всего пережили вместе, прежде всего Хацумомо. Мне кажется совершенно естественным, что мы должны снова видеться.

Тыква ничего не ответила.

— Председатель Ивамура и Нобу пригласили Министра в следующую субботу в чайный дом Ичирики, — сказала я. — Если ты составишь нам компанию, я буду очень рада.

Я положила на стол принесенный ей в подарок пакет чая, поднялась из-за стола и попыталась перед уходом сказать что-то приятное. Но она выглядела такой озадаченной, что я решила уйти.

Глава 31

В течение пяти лет, пока я не видела Председателя, я время от времени читала в газетах о трудностях, испытываемых компанией — не только о противоречиях с военным правительством в последние годы войны, но и борьбе против Оккупационных властей, желавших ликвидировать его компанию. Я бы не удивилась, если бы эти трудности его сильно состарили. На одной из фотографий у него был очень напряженный взгляд.

В субботу утром я проснулась очень рано и, раздвинув жалюзи, увидела сильный дождь, бьющий по стеклу. В такой тоскливый день я даже побоялась читать свой альманах. К полудню температура понизилась. Почти все вечеринки из-за ужасной погоды отменили. Анти позвонила в Ичирики, чтобы удостовериться, что вечеринка «Ивамура Электрик» состоится. Хозяйка сказала, что она не может дозвониться до Осака из-за оборванных телефонных линий. Поэтому я приняла ванну, оделась и, взяв под руку господина Бэкку, отправилась в чайный дом.

В Ичирики прорвало водопровод, и там царил хаос. Все служанки были заняты, и на меня никто не обратил внимания. Я прошла в комнату, где неделю назад развлекала Нобу и Министра, не надеясь увидеть в ней кого-нибудь из них. Мамеха оказалась за городом, и скорее всего ей было трудно вернуться. Прежде чем открыть дверь, я села на колени с закрытыми глазами. В комнате не было слышно даже шороха. С ужасным чувством разочарования, понимая, что комната пуста, я готова была встать и уйти, но решила на всякий случай открыть дверь... И увидела Председателя. Он сидел с журналом в руках и смотрел на меня поверх очков. От неожиданности и потрясения я потеряла дар речи. Наконец, собралась и проговорила:

— О боже, Председатель! Кто оставил вас здесь в одиночестве? Хозяйка очень огорчится.

— Она-то и оставила меня здесь, — сказал он и закрыл журнал. — Интересно, где она.

— Вам даже нечего выпить. Давайте я принесу немного сакэ.

— Это же сказала хозяйка. Поэтому если ты уйдешь, то, видимо, тоже не вернешься, и я останусь один на один с журналом на всю ночь. Я гораздо с большим удовольствием побуду в твоем обществе.

Он снял очки и, убирая их в карман, долго смотрел на меня, прищурив глаза.

Просторная комната с бледно-желтыми стенами начала казаться мне очень маленькой по мере приближения к Председателю, потому что ни одна комната не смогла бы вместить всех моих чувств к нему. Когда я увидела его снова, что-то безумное проснулось во мне. Удивительно, что я почувствовала скорее грусть, чем радость. Временами я переживала, что Председатель может сильно постареть во время войны, как это произошло с Анти. Уголки его глаз стали более острыми. Кожа вокруг рта начала обвисать, хотя, мне показалось, это придало его сильной челюсти своеобразное достоинство. Я уже хотела начать беседу, но он заговорил первый.

— Ты по-прежнему очень красива, Саюри.

— Я больше не поверю ни одному вашему слову. Этим вечером мне пришлось полчаса провести за косметическим столом, чтобы придать щекам румянец.

— Я знаю, тебе очень нелегко жилось последние несколько лет.

— Нобу рассказывал о трудностях, испытываемых вашей компанией...

— Давай не будем говорить об этом. Иногда мы сталкиваемся с неприятностями только потому, что представляем мир таким, каким рисуем его в нашем воображении, а не таким, какой он есть на самом деле.

Он грустно улыбнулся, и я не могла оторвать глаз от его рта. Его улыбка показалась мне прекрасной.

— Я предлагаю тебе на свое усмотрение изменить тему разговора, — сказал он.

Я не успела ничего ответить, как открылась дверь, и вошли Мамеха с Тыквой. Я очень удивилась, увидев Тыкву. Что же касается Мамехи, то она только вернулась из Нагой и очень спешила, потому что сильно опаздывала. Первое, что она спросила, поздоровавшись с Председателем и поблагодарив его за что-то, сделанное для нее вчера, почему нет Нобу и Министра. Председатель сказал, что ему тоже это непонятно.

— Сегодня был какой-то особенный день, — сказала Мамеха, как будто сама себе. — Поезд почти час стоял недалеко от станции Киото, и мы не могли выйти. Два молодых человека, наконец, выпрыгнули в окно. Думаю, один из них сильно ударился. А когда я, наконец, доехала до Ичирики, то у входа никого не оказалось, кроме бедной Тыквы, не понимающей, что происходит. Вы знакомы с Тыквой, Председатель?

До этого я не приглядывалась к Тыкве, но тут заметила на ней пепельно-серое кимоно с юбкой, расшитой бриллиантовыми точечками на фоне рисунка, изображающего горы и море, освещенные солнцем. Ни мое кимоно, ни кимоно Мамехи не могло сравниться с ним. Председателю также очень понравилось кимоно, и он попросил Тыкву встать и пройтись в нем. Тыква очень скромно встала и один раз повернулась.