Мы – славяне!, стр. 21

Якуты в старину срывали пучок живой зелёной травы и пускали по течению реки: где она остановится, там и устраивались жить. Северные славяне, карелы и скандинавы (племена, селившиеся в основном по берегам рек и озёр) часто использовали для гадания первый строевой лес (о мифологическом значении всего «самого первого» смотри подробнее, например, в главе «Границы во времени»). Согласно севернорусским преданиям, случалось, что лес, доставленный по воде к намеченному месту, вдруг сам собой отплывал прочь, уводя следом и людей. Похожие верования отразились и в рассказе об основании столицы современной Швеции – Стокгольма. В буквальном переводе это название означает «Остров Бревна»: «сток» по-шведски «бревно», «гольм» (правильнее «хольм») – «остров». Когда настало время выбирать место для города, по водам озера Меларен пустили бревно. Течение затащило его в пороги, туда, где воды озера изливаются в Балтийское море. Там оно и застряло у берега островка…

Мы – славяне! - i_057.png
1. Подвеска с изображением Божества и двухконей. X век. 2. Бронзовый игольник с изображением коней по сторонам здания (храма?). XI век. 3. Бронзовая застежка-фибула. X век. 4. Кованый железный светец на деревянной подставке. Первая половина XIX века

Столь же часто Боги выражали свою волю через посредство священных животных, причём едва ли не чаще всего этим животным был конь. Подробнее о мифологическом смысле, который древние люди придавали коню, говорится в главе «Обереги». Здесь лишь заметим, что культ коня был свойствен как славянам (восточным и западным), так и многим их соседям – финно-уграм, балтам, германцам. Все эти народы (исторически довольно поздно освоившие верховую езду, в особенности конный бой) считали коня тесно связанным со светлыми, солнечными Богами: благородное животное не только хранило человека от сил зла, но и как нельзя лучше подходило для гаданий самого различного рода.

Гадание было для наших пращуров не просто способом заглянуть в будущее, как обычно понимают его теперь. Гадание должно было в первую очередь раскрыть волю Богов: помогут или не помогут в намеченном деле?

Собираясь закладывать новую деревню, уже в христианские времена славяне нередко запрягали в сани молодого, «неезженого» жеребца и, усердно помолясь, отправлялись с ним в лес. Там в сани грузили первое подходящее строевое дерево, после чего жеребцу позволяли идти, куда ему вздумается. Где он останавливался, можно было селиться. В частности, так выбирали место для церкви; хотя при внимательном рассмотрении все элементы обряда, кроме молитв, оказываются чисто языческими. Здесь и мистическое значение всего «самого первого» (впервые запряженный конь, первое дерево), и непременные сани (в какое бы время года это ни происходило; сравним с этим обычай зимою и летом везти покойного на кладбище в санях). Кстати, если на месте остановки коня в самом деле закладывали сруб (церковь для будущей деревни), привезенное «самое первое» дерево устанавливали посередине будущего здания. В главе

Мы – славяне! - i_058.png
Конь, запряженный в сани. Фрагмент русского лубка. XIX век

«Что нам стоит дом построить?» показано, что подобное дерево имело смысл «Мирового Древа» вновь создаваемой домашней или деревенской Вселенной. И вот тут русский этнографический материал поневоле заставляет вспомнить скандинавские мифы. Мировое Древо наших северных соседей называлось «Иггдрасиль» – буквально «Конь Игга», где Игг – «Ужасный» – было одним из имён-прозвищ Одина, верховного Бога скандинавов…

Выбор места для дома

Выше было описано, каким образом выбирали место для поселения, точнее, для его ритуального центра: языческого святилища либо, позднее, церкви. Но после того, как Боги указывали людям мыс на озере или поляну в лесу, на этой довольно обширной территории требовалось ещё отыскать конкретное место для каждого дома. Конечно, тот или иной уголок облюбовывали в первую очередь из практических соображений: чтобы не затапливало в паводок, чтобы было солнечно и не задували холодные ветры, чтобы поблизости была вода и так далее. К тому же требовалось, чтобы место было «добрым». Наши предки знали множество способов это проверить, и в любом из них, помимо более или менее ярко выраженного рационального начала, присутствует главная идея славянского язычества – о гармонии Вселенной и о роли Человека в этой гармонии. Вот некоторые способы определения «хороших» мест.

Ни в коем случае не годился участок, где ранее проходила дорога: чего доброго, по ней могли «уйти» из дому достаток, жизнь и здоровье. (В главе «Выбор деревьев для строительства» рассказано о мифологическом смысле дороги и упомянуто, что смертельно опасными считались даже деревья, выросшие на старой дороге.) Нельзя было строиться там, где прежде стояла баня: банный дух, Банник, был существом в общем недоброжелательным – вдруг проникнет в новую избу да примется кого-нибудь обижать?.. Спорный участок земли также не подходил для строительства: в таком доме, считалось, до веку ладу не будет, сразу пойдут споры и ссоры…

Верным признаком «недоброго» места были также найденные в земле человеческие кости, оставшиеся без должного погребения. Если же на этом месте хищные звери задрали какое-нибудь животное, или ктото поранился до крови, или просто сломалась телега, опрокинулся воз, – строиться опять-таки опасались: разве в «добром» месте приключится такое? Лучше уж поискать где-нибудь в стороне!

Не годилось строить жильё и на месте дома, сожжённого молнией либо оставленного из-за болезней, наводнения, других несчастий. Там, куда однажды пал гнев Богов или случилась беда, всё это вполне могло и повториться…

Но если никаких недобрых признаков на облюбованном месте и не обнаруживалось – его непременно надо было «проверить». Вот как это делалось.

В главе «Хлеб» рассказано, какой божественной силой обладал этот священный для славян продукт. С хлебом, по мнению наших предков, была связана идея вечного возрождения, зарождения чего-то нового, живого, доброго, светлого. Соответственно, по хлебу очень часто гадали. Сажая хлебы в печь, «назначали» один из них на будущий дом. Если этот хлеб выходил высоким и пышным, стало быть, Боги благословляли строительство. Если же он поднимался плохо или вовсе разваливался – затея грозила бедой.

Хлеб, засеянное поле, женская беременность – в системе мифологического мышления древних славян эти понятия были тождественны и прямо связаны с образом «домашней Вселенной», а через неё – с Космосом, с гармонией мира. В самом деле, «знак засеянного поля» можно трактовать и как знак Вселенной со сторонами света, отмеченными перекрестьем, с Мировым Древом посередине. А теперь присмотримся к способу гадания, принятому в старину, в частности, у белорусов.

Приглядев место для хаты, хозяин приносил с четырёх разных полей по камешку (причём нёс под шапкой на голове либо за пазухой у голого тела) и раскладывал их на избранном месте, помечая будущие углы. Сам же становился в центр перекрестья – в центр Вселенной, на место Мирового Древа – и, обнажив голову, молился, причём с непременным обращением за благословением и помощью к умершим предкам. Через три дня приходили смотреть камешки: если они оказывались непотревоженными, значит, можно было строиться. Весьма показательно, что вместо камней иногда насыпали кучки зерна. Зерном же зачастую обводили контуры будущего дома, «скрепляя углы». И надо ли говорить, что такое гадание, как и сев хлеба, совершалось исключительно мужчинами. Женщины в нём не участвовали никогда.

Другим воплощением идеи плодородия, размножения, достатка у славян был крупный рогатый скот. О мифологической функции быков и коров, об оберегающей силе бычьего рога подробнее говорится в главах «Перун Сварожич» и «Женский головной убор». В отношении «мировой гармонии» упомянем ещё, что, согласно верованиям наших соседей скандинавов, самого первого предка Богов «вылизала» из солёного камня и выкормила своим молоком корова по имени Аудумла.