Гонки на выживание, стр. 47

Рудесхайм кивнул.

– На паях.

– Но почему здесь? Вы покинули Бонн?

– Уже довольно давно. – Мужественное лицо Рудесхайма помрачнело. – Без Мары мне там совсем разонравилось. Я продал дом.

– Где же вы теперь живете? Уж конечно, не в Ньюпорте?

– Часть времени провожу здесь, – ответил Рудесхайм, пожав плечами, – но большую часть года я живу в Баден-Бадене. – Рудесхайм грустно улыбнулся. – Похоже, мне наконец-то удалось преодолеть свое пристрастие к «Рингу», Андреас. – Он помолчал. – Ты не можешь себе такого вообразить, верно?

Александра потянулась через стол, взяла мужа за руку, сжала ее и быстро выпустила. Ей стало неловко, она почувствовала себя чужой в компании двух мужчин, которых свела вместе. Вероятно, им хотелось остаться наедине.

Рудесхайм как будто угадал ее мысли.

– Ты счастливчик, Андреас. Она стала частью тебя. Вы с ней неразлучны, как были мы с Марой.

– Да.

Несколько мгновений Андреас молча смотрел на старика. Потом его лицо потемнело.

– Если вы сообща собираетесь отговорить меня от участия в гонках, предупреждаю, у вас ничего не получится! – Он обвел гневным взглядом обоих. – Я смогу и буду снова участвовать в гонках.

Рудесхайм остался невозмутим.

– Возможно, если есть на то божья воля. Но доктора не столь оптимистичны, как я слыхал.

Андреас повернулся к Александре.

– Ты не имела права действовать у меня за спиной!

– Не будь дураком, – оборвал его Рудесхайм, увидев огорченное лицо Александры. – Она твоя жена, она волнуется за тебя. Она имела полное право. В любом случае это я сделал первый шаг, – добавил он после небольшой паузы.

– Когда?

– На прошлой неделе.

– Почему же именно теперь? Почему не раньше?

– После твоей аварии, – объяснил Рудесхайм, – я ждал, что ты сам дашь мне знать. Я хотел приехать в Монцу, потом я готов был лететь в Нью-Йорк, когда тебя привезли обратно, но не решился. Я опасался, что, увидев меня, ты потеряешь всякую надежду.

Официантка подала десерт; и несколько минут они ели молча.

– Итак, – Рудесхайм взмахнул ложечкой как дирижерской палочкой, – каковы твои планы?

– А чем, по-вашему, я должен заняться, Руди? – с вызовом спросил Андреас. – Когда вы разбились, вы были уже трижды чемпионом Германии. Вас уважали все в мире автогонок, вы были звездой в течение пяти сезонов. У вас было время.

– Не так уж много, – покачал головой Рудесхайм.

– Конечно, этого недостаточно. Но все-таки вам удалось оставить след в истории автогонок. Вы писали статьи, книги. Если бы мне удалось стать чемпионом мира или хоть приблизиться к этому титулу, тогда, возможно, я бы занялся журналистикой, но я так и не стал знаменитостью – ни здесь, в Америке, ни даже в Швейцарии.

Александра больше не могла оставаться в стороне от спора.

– Могу я спросить: скольким автогонщикам довелось увидеть свои лица на обложке «Тайм» и «Ньюсуик»? Многие ли из них могут похвастаться собственным фэн-клубом?

– Все это ничего не стоит, Али. У меня нет имени. К следующему сезону меня забудут. – Андреас помолчал. – Если только я не вернусь на трассу и не выиграю гонки.

– А если ты проиграешь, тебя сочувственно похлопают по плечу. А потом тебя все равно забудут.

– А если ты погибнешь, – добавила Александра, – тебе посвятят страницу в какой-нибудь книге об автогонках, может быть, и целую главу. Но это тебя не воскресит.

– Во всем этом ничего нового нет, Али, – возразил расстроенный Андреас. – Ты всегда знала, что риск существует, но никогда не жаловалась.

– Конечно, нет! Я идеальная жена гонщика, а если ты настоишь на своем, возможно, стану в скором времени идеальной вдовой гонщика. – В ее голосе прозвучала горечь. – Я всего лишь констатирую факты. Напоминаю тебе, что ты еще жив, и я, например, этому рада, хотя тебе самому наплевать. – Ее прекрасные глаза были серыми, как грозовая туча. – Жизнь и смерть, Андреас. Об этом стоит подумать, тебе не кажется?

Ее слова повисли в воздухе.

– Я задал вам вопрос, Руди, – прервал молчание Андреас. – Как, по-вашему, что я должен делать?

Рудесхайм посмотрел ему прямо в глаза.

– Пройдись под парусом.

– Что?!

– Я приглашаю тебя пройтись со мной под парусом, друг мой. Постой рядом со мной, пока мое кресло крепят к палубе. Пусть тебя обдует соленым ветерком, пусть тебя окатит брызгами волна.

– И что мне это даст, кроме потери времени и отрыва от тренировок?

Рудесхайм грубо фыркнул.

– На борту у тебя будет куча возможностей для накачки мышц, Алессандро. Морской воздух тебя взбодрит, улучшит твой аппетит.

Александра с надеждой взглянула на мужа.

– Это замечательная идея, Андреас, неужели ты не видишь?

– А как же ты?

– Обо мне не беспокойся, у меня куча дел. Я должна закончить портрет дочери Тео Салко ко дню ее рождения.

– Ну, так ты поплывешь?

– А разве у меня есть выбор?

– Браво! – Рудесхайм грохнул кулаком по столу. – Все-таки кое-какие мозги у этого парня есть.

30

Андреас провел две недели в море со своим учителем – четырнадцать незабываемых дней в окружении капризных стихий, – и они оказались именно тем взбадривающим тело и дух средством, в котором он так нуждался. Он вернулся на Манхэттен другим человеком: закаленный, энергичный, как никогда полный решимости вернуться в большой спорт. Он замечательно выглядел, его светлые волосы еще сильнее выгорели на солнце; после своего возвращения на берег новоявленный моряк и его подруга двое суток не выходили из спальни, творя чудеса и достигая новых высот в постели королевских размеров.

– Что тебе больше всего понравилось, дорогой? – прошептала Александра ему на ухо, чувствуя себя обессилевшей, но радуясь его вновь обретенной неутомимости.

– То, что было сегодня в пять утра, – не задумываясь ответил Андреас и еще крепче обнял ее.

Она засмеялась и слегка укусила его за ухо.

– Не со мной, глупыш, а с Руди.

– Ах с Руди! Понятно. Дай подумать… – Он откинулся на подушки и закрыл глаза. – Пожалуй, лучше всего был последний обед.

– Что же вы ели? – спросила она.

– Омара, разумеется. Пойманного собственноручно. Это было объедение. Мы облагородили его кальвадосом на рашпере.

– Кто попал на рашпер? Кальвадос или омар?

– Не придирайся, ты прекрасно меня поняла. Я овладел американским наречием не хуже, чем кулинарным искусством.

Александра села в постели, как подброшенная пружиной.

– Вот оно!

– Что?

– Впервые не знаю, с каких пор… наверное, вообще в первый раз в жизни я слышала, как ты совершенно самозабвенно рассуждаешь о чем-то кроме автогонок.

Он с нежностью улыбнулся.

– После аварии мне еще ни разу не было так хорошо, как сейчас, Али.

Она высвободилась из его объятий.

– Кажется, меня осенила гениальная идея.

– Может, поделишься со мной?

– Только после того, как все хорошенько обдумаю, – сказала Александра с загадочным видом.

Идея, посетившая Александру, выражалась двумя словами: ресторан «Алессандро». Ей пришлось чуть ли не месяц спорить, взывать к его разуму, уговаривать, чуть ли не умолять, прежде чем Андреас согласился хотя бы признать, что эта мысль стоит того, чтобы ее обдумать, и еще два месяца прошло, пока он наконец не решился испробовать ее на практике.

С помощью Рудесхайма, согласившегося вступить с ними в партнерство, ресторан «Алессандро» должен был стать для Андреаса альтернативой прежней жизни. Не заменой автогонок, конечно, но духовной отдушиной, пока время не залечит его раны.

В Нью-Йорке было бесчисленное количество ресторанов, кафе, закусочных, баров и других заведений, предлагавших еду и питье, причем каждую неделю открывались все новые и новые. Лишь очень немногие из них начинали процветать, некоторые имели весьма скромный успех, большинство мгновенно прогорало. Но Андреас и Александра решили рискнуть.