Гонки на выживание, стр. 25

– Роза? – Никакого ответа.

Даниэль схватил ее за запястье и безуспешно попытался обнаружить пульс. Он прижал ухо к ее груди, прислушиваясь к сердцебиению. Ничего.

Роза Бернарди была мертва.

Даниэль спотыкаясь вбежал в ванную, и его вывернуло наизнанку. Он включил холодную воду, смочил лицо, шею, руки. Его лицо, отраженное в зеркале, было почти таким же белым, как у Розы. Даниэль переборол страх и вернулся в гостиную. Нужно было взять себя в руки и найти выход.

Уйти он не мог. Его видели в отеле, его могут опознать. И он не мог, был просто не в состоянии оставить Розу совершенно одну.

Что она сказала в последнюю минуту? Почему она так сказала? Может, она хотела таким странным способом наказать себя за то, что изменяла Джо?

Мысль о Бернарди подействовала на Даниэля лучше ледяного душа. Кто звонил нынешним утром: сама Роза или ее секретарша? Наверняка Роза была осторожной: она бы ни за что не захотела причинить боль Джо.

Даниэль подошел к кровати, заставил себя взглянуть на нее, коснулся ее обнаженной лодыжки. Слезы защипали ему глаза, он почувствовал, как возвращается лихорадочная дрожь. Нет! Этого нельзя допустить! Надо действовать.

Сердечный приступ мог случиться где угодно и с кем угодно, в любом месте. Если он сумеет перенести Розу обратно в гостиную, на диван… Телефонная служба подтвердит, что его вызвали на деловую встречу.

Он огляделся по сторонам в поисках ее туфель. Одна лежала в нескольких футах от кровати, другая у самой двери в гостиную. У окна, на светлом ковре, валялся кружевной поясок с резинками и оба чулка. Даниэль поднял их, расправил и положил в ногах кровати вместе с поясом. Взяв один чулок, он аккуратно скатал его, чтобы не зацепить и не порвать: ему много раз приходилось видеть, как это делают его подружки, одеваясь после свидания. Нет, неправильно, сперва надо надеть пояс. Даниэль отложил чулок и взялся за пояс. Аромат ее духов чувствовался в комнате еще сильнее, чем раньше, он проникал прямо в ноздри… и к нему примешивался еще какой-то запах…

Даниэль бросился в ванную, нашел туалетную бумагу и полотенца, смочил бумагу водой. В спальне он осторожно расстелил полотенца под бедрами Розы и очень бережно принялся обтирать влажной бумагой ее ляжки, слипшиеся темные волосы…

Господи, что он делает? Любое мертвое тело, найденное в номере отеля, непременно будет подвергнуто вскрытию. Его опять охватила нервная дрожь. После вскрытия Бернарди все узнает. Даже если ему все известно о поведении Розы, о ее слабости, это ничего не значит. Человек с такой репутацией, наделенный такой властью, сицилиец, обожающий свою жену, мать своих детей… Рано или поздно Бернарди непременно доберется до Даниэля. И что потом? Бернарди его убьет или покалечит. Он содрогнулся. И все же мысль о физическом насилии казалась ему не самой страшной. Были и другие формы мести – вполне в рамках закона. Совершил ли он преступление – вот вопрос? Хороший адвокат мог бы свести происшествие к непредумышленному убийству, а это будет означать… тюремный срок. Мысль о тюрьме показалась Даниэлю невыносимой.

Хватит терять время. Осторожными, легкими прикосновениями Даниэль осушил кожу Розы и вытащил из-под нее полотенца. Бумагу он спустил в туалет, а полотенца развесил сушиться на горячей трубе. Он вернулся к Розе. Пояс с легкостью застегнулся на ее тонкой талии, но когда он поднял ее ногу и начал натягивать чулок, слезы брызнули у него из глаз, обожгли щеки, а в желудке опять заворочалась тошнота…

Наконец все было сделано. Даниэль проверил время: одиннадцать тридцать три. Женщина мертва, его жизнь опять лежит в руинах, а не прошло и двух часов! Он вытер пот с лица, наклонился и с трудом поднял ее, держа под мышки. Пришлось ненадолго прислонить ее к изголовью кровати, чтобы одернуть костюм и застегнуть блузку. Он вновь наклонился, чтобы ее поднять. Ее мертвые глаза смотрели прямо на него.

Без четверти двенадцать Роза Бернарди была в гостиной, тяжело осевшая, почти лежащая на том самом диване, на котором сидела раньше. Все было как раньше: кофейные чашки, окурки сигарет. Не было смысла что-либо здесь менять.

Он вынул из портфеля записную книжку и задумался. В разделе «Для заметок» вписал на первую неделю ноября: «Дж. Бернарди. Званый обед. Сюрприз. 50 персон. «Карлайл»?» Закрыв записную книжку, Даниэль положил ее на кофейный столик, спрятал вечное перо во внутренний карман пиджака, затем в последний раз проверил спальню и ванную, чтобы убедиться, что все в порядке.

Он вернулся в гостиную, вытер потные ладони и взялся за телефонную трубку.

Быстро собрав самые необходимые вещи и сделав единственный телефонный звонок Роли, которому он не стал ничего объяснять, а просто предупредил о своем внезапном отъезде, Даниэль немного перевел дух.

В пять часов пополудни того же дня он сидел в такси, медленно продвигавшемся по 59-й улице к мосту, ведущему из города. Он знал, что, будь у него больше времени, чтобы обдумать случившееся, он все равно поступил бы точно так же. Управляющий отеля и местный врач выслушали его сообщение о сердечном приступе у Розы, не задавая лишних вопросов. Но патологоанатом – это совсем другое дело. И Джо Бернарди тоже не удовлетворится его версией. Не в первый раз ему приходилось менять прежнюю жизнь на новую.

Уже на территории аэропорта Айдлуайлд, подъезжая к терминалу, шофер обернулся и посмотрел на Даниэля.

– Куда путь держим, приятель?

– В Париж, – сказал он после секундного замешательства.

17

Официант в черном фраке торжественно сервировал фирменное блюдо – клецки по-зальцбургски и скрылся за красными бархатными гардинами, отделявшими кабинку от других посетителей ресторана. Герман Рудесхайм, человек, ради встречи с которым Андреас проделал путь в четыреста километров по извилистой, то и дело петлявшей дороге, с аппетитом принялся за еду.

Несколько минут Рудесхайм сосредоточенно ел, затем откинулся назад в своем инвалидном кресле и окинул Андреаса критическим взглядом.

– Итак! – провозгласил он. – Рискну предположить, что вы считаете себя самым смелым, отважным и одаренным парнем во всей Европе. Как у вас с физической подготовкой?

– Я тренируюсь каждый день, – ответил Андреас. – Бегаю, играю в теннис, поднимаю тяжести.

– Хорошо. Как можно больше упражняйтесь со штангой. Гонщику требуются шея и плечи тяглового быка. Как у вас со зрением?

Андреас пожал плечами.

– У меня никогда не было проблем… – Этого мало. Вы проверяли периферийное зрение?

– Нет, но…

– Развивайте его. – Рудесхайм умолк, чтобы наполнить рот новой порцией десерта. – И советую вам заняться стрельбой по тарелочкам – отличное упражнение на координацию.

Немец нетерпеливо задвигался в кресле на колесиках. Его громадный мускулистый торс казался нелепой скульптурой, которую какой-то безумный дизайнер втиснул в инвалидное кресло. Ниже пояса он был парализован после аварии в гонках на чемпионате Германии в 1935 году. Но автоспорт так и остался смыслом всей его жизни. Рудесхайм изнурял себя ежедневными тренировками и ежегодно тратил тысячи марок на поддержание собственного парка гоночных машин.

– Как у вас с нервами?

– Я не боюсь, сэр.

Рудесхайм запрокинул голову и расхохотался так, что вены вздулись на его мощной шее.

– Не боитесь? – издевательски переспросил он. – Желторотый птенец! Вы гордитесь собственной смелостью, Алессандро? А гордиться-то и нечем. Ни один гонщик, если, конечно, он не полное дерьмо, не станет подвергать себя опасности. Хороший гонщик все сделает, чтобы избежать ненужного риска…

– А как же победить, если не рисковать?

– Я сказал «ненужного риска». Вы должны слушать внимательно, Алессандро. Я не могу тратить время на вшивого юнца с шилом в заднице, не желающего прислушаться к голосу мудрости и опыта.

– Извините. – Андреас покраснел.

– Не извиняйтесь, – смягчился Рудесхайм.