Такая как есть (Запах женщины), стр. 86

– Не забегаешь ли ты слишком далеко вперед?

– Тебе многому придется учиться заново.

– Если получится.

– И Нью-Йорк – самое подходящее место для этого. Там я впервые потеряла невинность – в отеле «Плаза». – Памела ностальгически вздохнула. – Это был настоящий покоритель дамских сердец. Думаю, в тот раз он расслабился и позволил себе удовольствие ради удовольствия, забыв о необходимости играть роль. – И задумчиво добавила: – Он соблазнил меня именно так, как мне хотелось быть соблазненной: легко, незаметно, без всякого усилия. После этого мы виделись только один раз. Причем когда мы снова встретились, он был внимателен, но не более. И все же ту ночь я вспоминала как нечто чудесное и неповторимое. – Памела снова вздохнула. – Мне казалось, что я умру от наслаждения.

Алекс молчала, и Памела внимательно посмотрела на нее:

– Ты хоть немного представляешь, о чем я говорю?

Алекс покачала головой. В ее ушах вдруг зазвучал голос Макса: «Ты хоть раз ходила на свидание? Держала кого-нибудь за руки? Обнималась на заднем сиденье в машине?» «Нет, – подумала она с грустью… – Да меня никто никогда и не приглашал».

В эту минуту в комнату вернулся Жак с бутылкой «Крю» и блюдом с сандвичами.

– Жак, вы ангел! – воскликнула Памела. – Это то, что нужно. Ох, как аппетитно пахнет!

Жак откупорил бутылку, налил шампанского в бокалы и спросил:

– Еще что-нибудь?.. Если что-то понадобится, позвоните.

Обе с аппетитом налегли на сандвичи, и на некоторое время в комнате воцарилась тишина. Первой его нарушила Алекс:

– Ты и в самом деле считаешь, что я смогу изменить свой облик?

– Конечно! Ты вполне соответствуешь нынешним представлениям о красоте. Ты станешь неузнаваема! Хочешь знать, как я добьюсь этого?

– Нет. Единственное, чего мне не хочется менять, – это лицо. Пусть оно останется таким, как есть. Взгляни на мать. Трудно найти женщину, которая выглядит лучше, чем она. Она сразу производит неотразимое впечатление. А теперь посмотри на ее жизнь – как она живет, что происходит с ней. Ее лицо – фальшивка. Если подделка ценных бумаг карается законом, то почему подделка лица остается безнаказанной? Я не хочу идти этим путем. Пусть я буду такой, какая я есть.

– Когда-то у меня была собачка по кличке Красотка. Нрав у нее был крутой, но я любила ее.

Алекс подняла бокал:

– Выпьем за правду!

– И за красоту, – ответила Памела.

Они выпили.

– Я – воплощение правды, а ты – красоты, – задумчиво проговорила Алекс. – Шампанское уже начало оказывать свое действие… Так что будь осторожнее. Красота привлекает внимание воров сильнее, чем блеск золота.

– Кто это сказал?

– Шекспир.

– Алекс! Неудивительно, что ты отпугиваешь мужчин!

– А что плохого в поэзии?

– Ничего – если это к месту. – Голос Памелы зазвучал неуверенно. – А у тебя был мужчина?

– Нет.

– Зато уж у твоей матери! У нее любовников было до чертиков!

– Я никого из них не знаю, кроме Рика Стивенса.

– Киноактера? Мне казалось, он будет целую вечность на экране. Но он так быстро и резко постарел, так незаметно ушел в тень.

– Еще один образчик фальшивки. Он ведь извращенец…

– У тебя такой беспощадный глаз, – Памела покачала бокалом. – Не все мужчины порочны.

– А я этого и не утверждала. – И, помолчав, Алекс спросила тоже не очень уверенным тоном: – А сколько их у тебя было?

– После… отеля «Плаза» у меня появился фотограф. Потом инструктор по горным лыжам… Потом был дивный француз. После него мне сделал предложение Фриц… А вот потом… Нет, пожалуй, не стоит вспоминать – обязательно перепутаю, кто за кем шел. А когда появился Крис… у меня уже никого не было, кроме Криса.

Алекс снова уткнулась носом в бокал с шампанским:

– А что произошло между Максом и Морой? Мне казалось, их связь более или менее крепкая.

– Нет. Это Море хотелось, чтобы так было. Но не Максу. Знаешь, она ревновала его к тебе постоянно.

– Ты с ума сошла! Ревновала ко мне?!

– Нет, серьезно. Все время устраивала ему сцены. Она чувствовала, что между вами что-то большее, чем просто дружба.

– Но ведь это не так, – покачала головой Алекс. – Макс не обращает на меня ни малейшего внимания. – Она процедила эту фразу сквозь зубы. – У Макса такое чувство красоты, он так требователен в вопросах секса… Он в некотором роде профи в этой области. Как-то он признался мне, что работать в индустрии косметики – для него как бы приз. Он получает от этого удовольствие.

«Ага! – подумала Памела, уловив горечь, прозвучавшую в голосе Алекс. – Так вот где собака зарыта».

– Мы с ним всегда были друзьями. Только друзьями и никем более. – Алекс повторила это как заклинание, как магическую защитную формулу.

«Но тебе очень бы хотелось изменить это», – снова подумала Памела:

– Что ж, – усмехнулась она. – Я только сказала то, что видела со стороны. В любом случае теперь ее место свободно.

– Потому что она дура. Потрясающе красивая, но тщеславная, жадная и глупая.

Памела подняла бокал:

– За Мору. – Памела усмехнулась. – Я знаю, ты считаешь, что я пьяна.

– Это еще надо проверить, – отозвалась Алекс. – А я только однажды напилась в стельку. И такого успела натворить! Но сегодня я освободилась от всего и хочу снова напиться.

– И я тоже.

Когда Жак поднялся к ним снова, он обнаружил их спящими в креслах. Он бесшумно пересек комнату, забрал пустые бутылки, бокалы и тарелки и вышел.

19

Нью-Йорк, 1988

Утро в Нью-Йорке выдалось чудесным – казалось, над Манхэттеном опрокинули кристальную чашу. Чистые ясные лучи восходящего солнца, отраженные стеклянными плоскостями небоскребов, дробились на тысячи мельчайших брызг, солнечных зайчиков, которые вновь сливались в какое-то неповторимое сияние. Девушка – служащая компании «Черни», стоявшая неподалеку от офиса, смотрела на безоблачное, синее небо и думала о том, какое это счастье – жить на свете. Если бы только не вся эта нервотрепка. Она снова взглянула на часы. «Еще минуту», – подумала она и, прищурив глаза, стала всматриваться в поток машин на проезжей части улицы, ступив на край тротутара. Кажется, на этот раз она не ошиблась, это в самом деле машина мадам. Она подняла сумочку, которую держала в руках, к лицу: «Машина мадам приближается к зданию… Повторяю… Машина приближается к зданию». Известие тотчас разнеслось по всем этажам. Окна распахнулись, чтобы выветрился запах сигарет, служащие бросились приводить в порядок себя и свои столы; девушки прекратили красить ногти, подкрашивать губы, сплетницы быстро разошлись по своим местам.

Макс Фабиан оглядел большую комнату, в которой проходили совещания. Тут и там стояли группы людей…

– Все в порядке, господа. Готовимся к штыковой атаке. Мадам уже вошла в здание.

Внушительного вида мужчина достал упаковку таблеток, вынул две штуки и запил водой. Остальные пригладили волосы, поправили галстуки и одернули рукава пиджаков.

– Господи, боюсь, что мадам не понравится… Все это не понравится, вот увидите, – все время повторял один из них.

– Расслабьтесь, – спокойно сказал Макс, – и не паникуйте раньше времени.

Он дождался появления Евы у двери лифта:

– Мадам… – Он отвесил ей преувеличенно вежливый поклон.

– Добрый день, Макс! Все готовы?

– Все ждут вас.

– Хорошо. Идем ко мне.

Кабинет Евы был угловым, поэтому две его стены были стеклянными: Ева отдавала предпочтение дневному свету. Две других стены украшали фотографии из самых популярных журналов – «Таймс», «Лайф», «Ньюсуик», «Пари-матч», «Вог», «Харперз». В помещении не было зеркал. Они располагались в соседней комнате, где она переодевалась в тех случаях, когда задерживалась допоздна и должна была куда-нибудь идти прямо из офиса. Джонеси обычно подготавливал нужный туалет. Ее стол напоминал пустую городскую площадь: кроме трех телефонных аппаратов, на нем ничего не было. Она не оставляла на столе ни единой бумажки. То, что ей необходимо было запомнить, записывал секретарь. Помещение не производило впечатления служебного кабинета. Ковер теплого серебристого цвета, низкий диван, четыре больших кресла окружали кофейный столик. За письменным столом стоял простой стул с высокой спинкой. Люстры тоже не было. Вместо нее повсюду были расставлены светильники на хрустальных подставках с серебристыми абажурами в тон ковру. В комнате витал аромат духов последней композиции. Когда Ева приезжала в Нью-Йорк, секретарю вменялось в обязанность опрыскивать помещение соответствующими духами.