Прозрение, стр. 80

Он рыдал от отчаяния, молился: «Господи, помоги мне, пожалуйста!» Руки ныли, все мышцы болели, но лодка все крутилась и крутилась на месте. Он поднял глаза, но Майлза уже не было. Ему хотелось закричать, но он не мог. Служанка утащила его брата в воду. Он заболел, но никто не пришел его навестить и утешить. Он был один в темноте, как будто его наказали за то, что он не хотел просить прощения за какую-то шалость. Он так хотел сказать им о том, что сделал все, чтобы спасти брата, но язык отказал ему, и он не мог, не мог сказать им об этом. А он ведь действительно изо всех сил, изо всех сил пытался спасти Майлза…

«Если Господу угодно было взять одного из них, почему он выбрал Майлза?» Так сказал его отец и зашагал прочь. На следующий день он велел завести его в озеро, к Майлзу и служанке. Его насильно держали в воде, чтобы он пропал. Ему было страшно. Под водой водились страшные существа. Он дрался и вырывался, но и на следующий день его повели на озеро.

Он должен был остаться с Майлзом. Он больше не был им нужен… Но он-то нуждался в них. Он бился и вырывался, чтобы выбраться из озера. Он бился…

– Ну, ну, – сказал кто-то ласково. – Держись, старина.

Кто-то крепко взял его за руку и стал тащить на берег. Его звали обратно, в мир живых, помогали ему выбраться из воды. Он еще держал Майлза за рубашку, крепко держал, и им пришлось разжимать Алексу пальцы, чтобы унести его брата. Им были довольны. С ним разговаривали ласково, дружелюбно.

Шатаясь и опираясь на чьи-то плечи, он выбрался на берег. До него снова стали доноситься ржание лошадей, шум воды. Его положили на теплую траву и стали отхаживать другого.

– Кардью, оказывается, не умеет плавать. Кто-нибудь мог нас об этом предупредить до того, как мы зашли в реку! Если бы не этот парень из стрелкового полка, он бы погиб. А Перкинс, наверное, утонул. Вот чертова страна! Никаких карт, реки разливаются в три раза! Если бы меня кто-нибудь спрашивал, я бы отдал ее бурам без разговоров…

Рядом с Алексом раздался шорох, и чья-то рука опустилась ему на плечо:

– Как ты, старина?

– Все в порядке… Все хорошо… – пробормотал он, и призраки служанки и маленького мальчика, которого он когда-то пытался спасти, оставили его навсегда.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Там, где любой другой противник немедленно бы бросился с гор и вступил в бой с наступающими британцами, буры предпочли не вылезать из укрытия. Не то, чтобы они были трусами и боялись потерь. Они были достаточно отважны, но предпочитали не рисковать понапрасну своей жизнью, сохраняя свои силы для следующих боев.

В данной ситуации бурское командование сочло возможным подпустить англичан поближе и стрелять в них из безопасного укрытия, не подвергая риску жизни своих солдат. Многие из буров готовы были умереть за свою страну, но только в том случае, если не было иного выхода.

Голландцы искренне восхищались смелостью и мужеством англичан, которые, рискуя собой, бросались вперед навстречу смерти. Но в то же время они поражались их безрассудству, считая это глупостью.

Буры имели численное превосходство, и если бы они вступили в открытый бой, то и тут преимущество было бы на их стороне. Но они не хотели спешить. Они, притаившись на высоте, спокойно покуривали свои трубки, ожидая приближения противника.

Они прекрасно понимали, что каждый день, каждый час такого ожидания только изматывает и без того изможденный гарнизон Ледисмита. Вначале они предприняли две попытки взять город штурмом. Эти попытки не увенчались успехом: город отчаянно сопротивлялся.

Голландцы удивились такому мужеству. Они рассчитывали на относительно легкий успех. Буры полагали, что город готов сдаться добровольно. Но когда и вторая попытка взять город штурмом провалилась, буры решили прибегнуть к иной тактике.

Не пытаясь ворваться в осажденный город, они с тех пор стали ежедневно подвергать его разрушительному обстрелу. Буры выжидали, понимая, что силы осажденных истощаются и время на их стороне.

Они с любопытством взирали с высоты на медленно разворачивающих свои фланги англичан. Многие из голландских офицеров считали, что своей медлительностью и нерасторопностью англичане сами же губят своих соотечественников в Ледисмите.

В то же время британское командование провело предварительную рекогносцировку местности, на что ушло два дня. Изучив доставленные ему сведения, генерал Уоррен пришел к выводу, что буры заблокировали основную дорогу к Ледисмиту.

Значит, надо было ехать в обход, то есть, заняв плоскогорье, пересечь равнину у подножия горного хребта Спайонкоп. Но повозкам там было не проехать, поэтому их решили перевезти через Тугелу, в то время как солдаты с четырехдневным запасом провизии в вещмешках должны были идти через плоскогорье. Но как? Никто не знал.

В течение нескольких следующих дней было сделано несколько удачных вылазок и незначительных боевых операций. Кавалерия даже чуть было не взяла под контроль основную дорогу на Ледисмит.

Но Баллер, недолюбливавший кавалерийского генерала, приказал кавалерии вернуться на исходные позиции и заняться охраной скота. Шанс был упущен.

Это было накануне двадцать третьего января. Они сидели на берегу реки и ожидали чего-то, как будто дело происходило не во время войны, а во время какого-то пикника.

Им всем нужна была победа. Они желали этой победы ради тех, кто остался дома и следил с тревогой и замиранием сердца за тем, что происходит в далекой Африке. Им было стыдно проиграть в этой войне с фермерами.

Положение усугублялось тем, что силы, брошенные на освобождение двух других осажденных городов, Кимберли и Мейфикинга, были наголову разбиты и потери перевалили за тысячи.

Британскую общественность нужно было подбодрить, восстановить веру Британии в ее сыновей и мужей, исполнявших свой воинский долг. Никогда еще армия и народ так не жаждали блестящей победы.

Тем временем генерал Баллер и генерал Уоррен, которые друг друга терпеть не могли, сошлись на военный совет, состоявшийся двадцать третьего января, и приняли решение, которого ни один из них не хотел и не предполагал принять, и все потому, что они потеряли способность рассуждать здраво из-за взаимной неприязни.

Баллер стал обвинять Уоррена в непозволительном бездействии, а подчиненный ему Уоррен для того, чтобы оправдаться в его глазах, тут же предложил вышестоящему генералу наспех сработанный и плохо продуманный план, суть которого состояла в том, чтобы отправить на перевал одних солдат, без лошадей.

Баллер запальчиво указал Уоррену на то, что с огромной высоты Спайонкопа буры могли с легкостью наблюдать за передвижением английских войск по предложенному Уорреном маршруту, и поинтересовался, собирается ли Уоррен прежде занять Спайонкоп. Уоррен сказал, как отрезал, что, разумеется, это входит в его планы. И роковое решение было принято. Баллер уехал, приказав атаковать Спайонкоп этой ночью или отступать через реку. Итак, войска получили приказ штурмовать совершенно незнакомую гору, обладание которой вряд ли давало армии большое преимущество, – объект, которого не было в плане операции до этого утра. Тем не менее офицеры полка, считая, что лучше атаковать хоть что-то, чем сидеть в бездействии, спокойно приняли этот приказ, несмотря на то, что у них не было ни карт, ни планов, равно как и проводника из местных, который мог бы показать им проход в этих скалах. Роты, намеченные к участию в штурме, получили приказ готовиться к бою, и дух солдат начал подниматься.

«Ледисмит! Мы идем на помощь!» – дружно кричали они.

Прислонясь к дереву, Алекс вглядывался в кромешную тьму. Нет ничего более черного, чем африканская ночь, когда луна и звезды скрыты за облаками. Единственное, что указывало на то, что рядом есть люди, около двух тысяч людей, – это шуршание травы и потрескивание случайно сломанной ветки, когда кто-нибудь из них, не в силах сдержать волнение, делал неосторожное движение.