Невский проспект, стр. 26

– Товарищ Дего! – позвал голос.

Бертран Бертранович поднялся по-военному быстро, растер руками лицо и нашел очки, слетевшие во время сна. После двадцати часов работы немудрено уснуть на месте.

Тем временем посетитель прошел по кабинету, внимательно рассматривая обстановку. Над рабочим столом топорщил усы отец народов в металлической рамке, а под ним сияло личико трехлетней Женечки. В коридоре слышались чьи-то шаги. Возле коллапсера постоянно дежурили энкавэдэшники.

К аппарату, однако, не подходили – боялись излучений, которые, по слухам, вызывали бесплодие. Дего слухи не пресекал – чем меньше этой братии рядом, тем лучше.

И этот господин – не дай бог назвать его так вслух! – этот товарищ не посетителем себя чувствовал, а самым настоящим хозяином. В конце концов, от воли этого партийца зависело дальнейшее будущее всего проекта. Сорок пятый год был для профессора Дего не только годом победы, но и временем мучительнейшей неизвестности. Непонятно было – что ждет их дальше! Удачная выброска десанта в сорок третьем, несколько операций, о которых не узнают даже самые дотошные историки, но от которых во многом зависели итоги минувшей войны. Это с одной стороны. С другой – нереализованные возможности, ничтожный, в общем масштабе, эффект, который, по мнению некоторых ответственных работников, бывших в курсе проекта, не оправдывал средств и усилий, вложенных в коллапсер.

Об этом, в частности, и завел речь товарищ, который продолжал бродить по кабинету, заложив руки за спину. Такая у него была манера.

– Я не совсем понимаю, – Дего был полон решимости отстоять свое детище, несмотря ни на что, – какого эффекта можно ждать при минимуме информации?

– В том-то и дело, товарищ Дего, – кивнул гость, – полноценное использование вашей машинки невозможно без прямого сотрудничества с целым рядом служб, что, в свою очередь, невозможно по соображениям безопасности. Я готов изъясниться прямо – сейчас выше всех выгод, которые вы нам можете дать, оказывается проблема безопасности. Если о вашем детище станет известно врагу – трудно сказать, чем это обернется для нашей страны. Секреты быстро перестают быть секретами, дорогой профессор. Однако я пришел не для того, чтобы огласить приговор – есть перспективное направление, в котором мы с вами будем работать в ближайшее время!

Дего тяжело вздохнул.

– Откровенно говоря, – сказал он, выслушав чиновника, – я надеялся, что наше изобретение послужит чему-то большему, чем составление прогнозов на текущую пятилетку.

– Бертран Бертранович, – партиец сложил руки на груди, будто вознося молитву, – позвольте сказать вам откровенно! Вы великий ученый, достойный занять место рядом с Эйнштейном! Только вот плод, так сказать, вашего знания – сродни атомной бомбе! Поверьте, человечеству лучше было бы без таких открытий! Но не будем философствовать – оставим это бесцельное занятие западным демагогам. Советская наука должна смотреть в будущее.

И в нашем случае это не изящный оборот, а самый что ни на есть жизненный факт!

Он подошел ближе и вперился взглядом в глаза Дего. Тут Бертран Бертранович понял отчетливо, что партийный товарищ пьян. Был какой-то праздник, вспомнил он – сам Дего о праздниках никогда не помнил. Партиец нахмурился и, погрозив ему пальцем, открыл рот, чтобы исторгнуть еще какую-нибудь глупость, но профессор его уже не услышал…

Дего открыл глаза в своей квартире на Садовой. Во сне на мгновение он перенесся в прошлое, причем без всяких чудо-механизмов. Только радости от этого путешествия не было никакой. Словно сон этот был еще одним предостережением о готовящейся катастрофе.

Тогда тоже речь шла о запуске с целью наблюдения. И Дего мог поклясться, что рапорт об этом эксперименте уже был составлен, как составлялись заранее протоколы допросов врагов народа. И наверняка там описано светлое будущее советского государства, процветающего под неусыпным оком товарища Сталина.

Но до запуска не дошло. Он был и не нужен, этот запуск. Может быть, поэтому начали так поспешно расстреливать всех, кто так или иначе оказался причастен к этому проекту. Чтобы не портить, так сказать, отчетность по будущему. Или же отец народов прознал про их опыты и перепугался. При Иване Грозном казнили тех, кто пытался гаданием вызнать – долго ли еще царю жить. Подданные не должны задаваться таким вопросом. Правители предпочитают, чтобы их считали бессмертными. Как в том анекдоте, который недавно рассказала Женя. Про внука Брежнева, который спрашивает деда: «Когда я вырасту, я стану главнокомандующим, как и ты?» «Ну что ты, – отвечает с улыбкой Леонид Ильич, – разве может быть в армии два главнокомандующих?»

Женя нахваталась этих анекдотов от мужа – профсоюзного функционера, человека вульгарного, который умер от удара, читай – неумеренного пьянства. Но их поколение уже не боялось шутить. Если верить рапортам, которые он читал в кабинете Сонникова, мир, где побывали его эмиссары, будет лучше того, в котором они сейчас живут. Но это только в том случае, если товарищ генерал не запустит в будущее свои грязные руки.

Дего старался относиться непредвзято к людям, несмотря на род их занятий, но, вспоминая всех руководящих работников и особенно сотрудников «органов», с которыми ему пришлось общаться за свою жизнь, мог сказать только одно:

– Одним миром мазаны! – и уточнить, несмотря на воспитание: – Мерзавцы!

Тем же вечером ему стало плохо. Вызвали не-отложку, Евгения, причитая, шла за носилками. Дего видел над собой огни, огни мелькали – его везли куда-то. Он уже не чувствовал своего тела. Все кончено, зачем они еще мучают его? В его годы исход может быть только один. Вспомнил еще, что Ной Троцкий, о котором он думал совсем недавно, там, на Литейном, скончался на операционном столе и, как говорили многие, совершенно не случайно. Почти полвека тому назад.

Глава пятая

Нисхождение

Лондон встретил Джейн Болтон классическим туманом. Она предпочла бы остаться в поместье деда, приводя в порядок дела, но отказать сэру Арчибальду не могла, хотя при желании выдумать благовидный предлог не составило бы труда. Официально она уже не принадлежала к его ведомству. Откинувшись на мягкую спинку «Бентли», Джейн еще раз подумала, что поступила правильно, откликнувшись на просьбу. «Осталось так мало своих людей, – думала она – иных уж нет, а те далече». И еще был романс, который она слышала в России.

«Чем дальше живем мы, тем годы короче, тем слаще друзей голоса.

Ах, только б не смолк под дугой колокольчик, глаза бы глядели в глаза».

Всякий субботний вечер Кроу проводил в своем клубе, и этот вечер не был исключением. Это был старый лондонский клуб, один из оплотов англий-ской аристократии, куда нельзя было протиснуться с помощью купленных титулов. Джейн проводили в комнату, где члены клуба могли переговорить с посторонними с глазу на глаз. Она не успела устроиться в удобном георгианском кресле, как сэр Арчибальд присоединился к ней.

– Рад, что ты нашла время, – сказал он. – Надеюсь, путешествие было не слишком утомительным – эта погода весьма дурно влияет на здоровье. Суставы. Есть, говорят, какие-то древние греческие мази, но лично мне кажется, что лучшее средство в данном случае – это профессиональный массаж! Прошу прощения за стариковские жалобы! Как ты себя чувствуешь?

Сэр Арчибальд уделял ей повышенное внимание после гибели Дэнниса Болтона. О его смерти он сообщил ей сам, с бесстрастностью профессионала. Джейн подумала, что второй раз сэр Кроу выступает в роли ангела смерти для ее семьи. Сначала дед, ушедший из жизни добровольно при посредничестве старого друга. Теперь Дэннис. Только напрасно сэр Арчибальд переживал. Этот человек умер для нее значительно раньше – когда она впервые узнала о его предательстве.

– Тело уже отправили на родину?! – спросила она спокойно.

Кроу кивнул.

– Твое присутствие на похоронах совершенно необязательно, хотя, кажется, в Вашингтоне не хотят предавать огласке некоторые факты, касавшиеся профессиональной деятельности покойного. О мертвецах говорят либо хорошо, либо ничего!