Семейство Борджа (сборник), стр. 145

– О Господи! – воскликнула Аннушка, падая на колени. – Пожалей моего брата. Смерть приведет его к тебе без причастия.

– Да, да, молись за него, – поощрила Ванинка. – Я хочу, чтобы погибли их тела, а не души. Молись, разрешаю тебе.

Пока служанка молилась, Ванинка, освещенная пламенем пожара, продолжала стоять, скрестив на груди руки.

Пожар бушевал недолго. Дом был деревянный, хорошо проконопаченный, как все крестьянские избы. Занявшись в четырех углах, пламя вскорости вырвалось на улицу, и через несколько минут, не встречая сопротивления, превратило здание в огромный костер. Девушка с горящими глазами следила за работой огня, содрогаясь при мысли, что из пламени может вдруг выскочить полуобгорелый призрак. Наконец крыша обвалилась, и Ванинка вернулась в дом генерала, куда девушки проникли, никем не замеченные, так как Аннушка имела право отлучаться в любое время дня и ночи.

На другой день в Санкт-Петербурге только и было разговоров, что о пожаре в «Красном кабачке», из-под развалин которого были извлечены останки четырех обгоревших трупов. А так как трое крепостных генерала не вернулись домой, генерал не сомневался, что останки принадлежали Ивану, Алексею и Даниле. Четвертым, очевидно, был Григорий.

Причины пожара так и остались невыясненными. Дом находился на отшибе, и шел такой сильный снег, что никто не повстречал двух женщин. Ванинка была совершенно уверена в служанке. Ее тайна умерла вместе с Иваном.

Однако вскоре на смену страху пришли угрызения совести. Непреклонной перед лицом событий девушке оказался не под силу груз воспоминаний. В надежде облегчить душу она решила исповедаться, отправилась к попу, известному своим милосердием, и, рассчитывая на тайну исповеди, обо всем ему рассказала.

Священник был потрясен. Милость Господня безгранична, но человеческая имеет свои пределы. И поп отказался отпустить Ванинке ее грех.

Его отказ оглушил Ванинку, он отторгал ее от святого алтаря. Кроме того, когда на это обратят внимание, возникнут неизбежные подозрения в каком-то страшном грехе, невероятном преступлении.

Ванинка рухнула на колени перед священником и стала умолять его смягчиться ради ее отца, на которого падет ее стыд и бесчестье.

Поп глубоко задумался и решил, что ему удастся все уладить: Ванинка подойдет к алтарю вместе с другими девушками, а он остановится перед ней, как перед всеми, но скажет только: «Молись и плачь!» Никто ничего не поймет и все подумают, что она, как все, восприяла тело Христово. Это и все, чего добивалась Ванинка.

Исповедовалась она около семи вечера, и погруженная во мрак пустая церковь еще сильнее подействовала на нее. Поп вернулся домой бледный и дрожащий. Попадья по имени Елизавета дожидалась его одна. Восьмилетнюю дочку Арину она уложила спать в соседней комнате.

Женщина была поражена видом мужа. Поп попробовал ее успокоить, но его дрожащий голос лишь усилил ее страх. Она захотела узнать, в чем причина его волнения. Поп отказался отвечать. Елизавета, узнавшая накануне о болезни матери, решила, что он скрывает печальную новость. Это был понедельник, тяжелый день у русских. Утром, выйдя на улицу, Елизавета повстречала женщину в трауре. Она восприняла это как дурную примету.

Елизавета залилась слезами.

– Матушка моя умерла! – закричала она.

Тщетно пытался успокоить ее поп, уверяя, что его волнение не связано с матерью. Бедная женщина отвечала на уговоры криком: «Моя мать умерла!» Тогда, чтобы избавить ее от этого наваждения, поп признался ей, что причина его волнения – признание в преступлении, услышанное на исповеди. Елизавета не поверила ему. «Неправда, – твердила она, – ты хочешь скрыть несчастье». Крики ее возобновились еще пуще, начались судороги. Священник велел жене поклясться, что она сохранит тайну исповеди, и нарушил ее.

Маленькая Арина проснулась при первых же криках матери. Обеспокоенная и любопытствуя, что же происходит между родителями, она соскочила с постели и стала подслушивать под дверью.

Таким образом, тайна греха была замята, а тайна преступления разглашена.

Наступил день причастия. Семеновскую церковь заполнили верующие. Ванинка опустилась на колени перед алтарем. Сзади нее стояли отец, его адъютанты и слуги.

Арина тоже находилась вместе с матерью в храме. Любопытной девочке захотелось увидеть Ванинку, чье имя она услышала той ужасной ночью, когда ее отец изменил своему долгу. Пока мать ее молилась, она слезла со стула, смешалась с верующими и дошла до алтаря. Тут ее остановили слуги генерала. Но Арину было уже не удержать, она попыталась пробиться через них, ее схватили, она заартачилась, кто-то грубо оттолкнул ее, и ребенок ударился головой о лавку. Окровавленная девочка, поднявшись на ноги, закричала:

– Мужик, а какой заносчивый! Не потому ли, что принадлежишь даме, спалившей «Красный кабачок»?

Эти слова, произнесенные в тишине, предшествующей святому таинству, были услышаны всеми. Ванинка упала в обморок.

На другой день генерал отправился к императору и рассказал ему, как своему судье, всю эту длинную и страшную историю, которую Ванинка ночью после сцены в церкви, раздавленная долгой борьбой, которую вела сама с собою, поведала отцу.

Выслушав это странное признание, Павел задумался. Затем, встав с кресла, в котором сидел во время долгого рассказа несчастного отца, подошел к письменному столу и начертал:

«Попа, нарушившего нерушимое, то есть тайну исповеди, сослать в Сибирь и расстричь. Жену его – тоже, как не проявившую уважения к его священному долгу. Девочку оставить с родителями.

Горничную Аннушку тоже в Сибирь за то, что не рассказала своему хозяину о проступке дочери.

Сохраняю все свое уважение к генералу. Мне жаль его, и я вместе с ним огорчен постигшим его ударом.

Касательно Ванинки, не знаю, какого наказания она заслуживает. Вижу в ней лишь дочь храброго генерала, вся жизнь которого была посвящена служению своей родине. К тому же характер раскрытия преступления освобождает виновную от моей кары. Она сама должна назначить себе наказание. Насколько я понял ее характер, у нее хватит чувства собственного достоинства, чтобы сердце ее и угрызения совести помогли ей найти нужное решение».

Павел I вручил генералу незапечатанным пакет и велел отнести его графу Палену, губернатору Санкт-Петербурга.

Приказ царя был выполнен на следующий день.

Ванинка постриглась в монахини и в конце того же года умерла от стыда и отчаяния.

Генерал был убит под Аустерлицем. [175]

Иоанна Неаполитанская

(1343–1382)

В ночь с 15 на 16 января 1343 года мирно почивавшие жители Неаполя были внезапно разбужены колоколами всех трехсот церквей этого благословенного столичного города. Первое, что со страхом подумал каждый после столь нежданного пробуждения: либо город с четырех концов охвачен огнем, либо вражеская армия, таинственным образом высадившаяся под покровом ночи на берег, собирается беспощадно перерезать всех горожан. Однако по заунывному прерывистому звону со всех городских колоколен, что перемежался лишь редкими равными паузами, звону, призывавшему верующих помолиться за тех, кто при смерти, все вскоре поняли, что городу никакая беда не угрожает, в опасности только король.

Действительно, уже много дней было заметно, что в королевском замке Кастельнуово царит сильное беспокойство: дважды в день созывались королевские сановники, а вельможи, имевшие право беспрепятственного входа в монаршие покои, выходили оттуда весьма удрученные и печальные. И хотя смерть короля воспринималась как неизбежное несчастье, тем не менее, когда стало ясно, что пришел его последний час, весь город испытывал искреннее горе, которое легко станет понятно, если мы поясним: после тридцати трех лет восьми месяцев и нескольких дней царствования умирал Роберт Анжуйский, [176] самый справедливый, мудрый и прославленный король из всех, кто когда-либо занимал трон Сицилии. Он сходил в могилу, провожаемый сожалениями и восхвалениями всех своих подданных.