100 великих казней, стр. 69

Тогда-то и настала минута, предусмотренная в Инструкции Власьева и Чекина. Они ответили Мировичу, что сопротивляться не будут, а сами закололи Иоанна Антоновича. Однако в официальных' бумагах нет никаких данных о подробностях убийства Иоанна Антоновича. Там просто сказано, что оба офицера вместе «умертвили» его.

Между тем Мирович, получив известие, что гарнизон сдается, вбежал на галерею, схватил Чекина за руку и спросил: «Где государь?» Чекин сказал: «У нас государыня, а не государь». Мирович, толкнув его, закричал: «Поди, укажи государя и отпирай двери». Чекин отпер, в комнате было темно. Мирович, держа Чекина левой рукой за ворот, а правой сжимая ружье со штыком, сказал: «Другой бы, каналья, заколол тебя!» Наконец он вошел в каземат и увидел на полу мертвого Иоанна.

«Ах вы, бессовестные! — вскричал он. — Бойтесь Бога! За что вы пролили кровь невинного человека?»

Солдаты требовали у Мировича позволения заколоть Чекина и Власьева, но Мирович не разрешил, сказав: «Теперь помощи нам никакой нет, и они правы, а мы виноваты!» Затем он подошел к мертвому телу, поцеловал у него руку и приказал вынести тело на кровати из казармы на гауптвахту. Тело было выставлено перед строем солдат. Мирович велел взять в честь скончавшегося Иоанна на караул и сказал: «Вот наш государь Иоанн Антонович, и теперь мы не сколько счастливы, но бессчастны, и я более всех! За то я все и перетерплю: вы не виноваты, вы не ведали, что я хотел сделать, и я за всех вас буду ответствовать и все мучения на себе сносить».

К нему подошел комендант, сорвал офицерские знаки и сорвал шпагу, затем приказал арестовать Мировича. Солдаты повиновались.

Тотчас же Власьев и Чекин отправили донесение о случившемся графу Панину. Началось расследование «без огласки и без всякой скрытности» — как велела Екатерина Панину. Ведь по делу проходило более 200 человек! Власьев и Чекин получили по 7000 рублей вознаграждения и были отставлены от всякой службы — награждены и наказаны одновременно. Жизнь их была в опасности. Поэтому для них был подготовлен корабль, на котором они отправились в Данию.

Позже они вернулись в Россию и получили повышение в чинах. Во время расследования Мирович взял всю вину на себя. Когда ему грозили пыткой, он отвечал: «Знавши меня, неужели вы надеетесь успеть сим средством в своем намерении?» Екатерина, узнав о предполагаемой пытке, строжайше запретила ее:

«Оставим несчастного в покое и утешим себя мыслью, что государство не имеет врагов».

Монаршия милость этим и ограничилась: 17 августа 1764 года Екатерина II издала Манифест о казни путем четвертования подпоручика Смоленского пехотного полка Василия Мировича. Однако Высочайшее Собрание не согласилось с чрезвычайной на их взгляд жестокостью Екатерины. К тому же столь кровавые меры могли вызвать в народе, сочувствовавшем Мировичу, нежелательное волнение. 9 сентября Собрание вынесло приговор: «Мировичу отсечь голову, и оставя тело его народу на позорище до вечера, сжечь оное вместе с эшафотом. Из прочих виновных разных нижних чинов прогнать сквозь строй, а капралов сверх того написать вечно в солдаты в Дальние команды».

Любопытен рассказ Квитки о казни Мировича «Мирович, ведомый на казнь, увидел любопытствующий народ, сказал находившемуся близ него священнику. „Посмотрите, батюшка, какими глазами смотрит на меня народ. Совсем бы иначе на меня смотрели, если бы мне удалось мое предприятие“. Прибыв на место казни, он спокойно взошел на эшафот. Мирович был лицом бел и замечали в нем, что он и в эту минуту не потерял обыкновенного своего румянца. Одет Мирович был в шинель голубого цвета. Когда прочли ему сентенцию, он вольным духом сказал, что благодарен, что ничего лишнего не возвели на него в приговоре. Сняв с шеи крест с мощами, отдал провожавшему его священнику, прося молиться о душе его. Подал полицмейстеру, присутствующему при казни, записку об остающемся своем имении. Сняв с руки перстень, подал его палачу, убедительно прося его сколько можно удачнее исполнить свое дело и не мучить его. Потом сам, подняв свои длинные белокурые волосы, лег на плаху. Палач был из выборных, испытан прежде в силе и ловкости и… не заставил страдать несчастного». Впечатление, произведенное казнью Мировича, было чрезвычайно сильно и взволновало народ, но и не только народ. В записках Порошина сказано: «Великий князь и наследник престола Павел Петрович, узнав о кровавом событии, опочивал весьма худо».

Екатерина, желая развеять настроение граждан, устроила вскоре великолепные игры, карусели и турниры. Такие «заговорщики» ее не страшили.

ЕМЕЛЬЯН ПУГАЧЕВ

Страшись, помещик жестокосердый, на челе каждого из твоих крестьян вижу твое осуждение.

А.Н. Радищев

Пугачев Емельян Иванович (1742–1775) предводитель крестьянского восстания в России, ничтоже сумняшеся выдавал себя за покойного царя Петра III. На самом деле это был простой казак Зимовейской станицы на Дону. Царское имя придавало бунту характер законности и делало атамана особенно популярным в глазах народа, который тогда верил в хорошего царя, защитника народных интересов.

17 сентября 1773 года перед собравшимися казаками был прочитан первый манифест, написанный по приказанию Пугачева его «секретарем» — молодым казаком Иваном Почиталиным. Манифест встретили шумным одобрением. Затем все присутствовавшие были приведены к присяге. Отряд Пугачева насчитывал вначале около 80 человек. Окруженный свитой, Пугачев двинулся в поход в направлении Яицкого городка (теперь город Уральск).

Так началось грандиозное народное движение, крестьянская война 1773–1775 годов, вскоре распространившаяся с Урала на огромную территорию «от Сибири до Москвы и от Кубани до муромских лесов», по выражению А.С.Пушкина. Весь «черный народ» был за Пугачева. Кроме яицких казаков в восстании приняли активное участие измученные непосильным каторжным трудом и притеснениями администрации работные люди и приписные крестьяне уральских заводов, угнетенные народности Поволжья и Приуралья — татары, башкиры, казахи, удмурты, марийцы, чуваши, мордва, калмыки и др. Но основной движущей силой восстания были крепостные крестьяне.

В манифестах и указах Пугачева находили свое яркое выражение думы и чаяния широких народных масс, их ненависть к угнетателям и стремление к свободе. Здесь формировались лозунги и цели крестьянской войны. В составлении манифестов участвовали многие видные руководители движения — И. Зарубин (Чика), А. Соколов (Хлопуша), И. Белобородое, Салават Юлаев и др.

В своих манифестах Пугачев обещал казакам «вечную вольность», амнистию и прощение за совершенные ими проступки, право распоряжаться рекой Яиком со всеми землями, угодьями, соляными промыслами и рыбной ловлей от верховьев до устья, обеспечение деньгами, хлебом и боеприпасами.

Работным людям и приписным крестьянам уральских металлургических заводов, требовавшим освобождения от заводских работ или улучшения условий труда, Пугачев обещал те же, что и казакам, пожалования и вольности.

В районах, охваченных восстанием, истребляли всех помещиков и заводовладельцев, не успевших бежать. Крестьяне забирали землю, все повинности упразднялись. В народе говорили, что государь Петр Федорович «землю меряет и заборы утвердил, только столбы не поставлены». Крестьяне были уверены, что им дано освобождение. Вместо государевой администрации вводили самоуправление, наподобие казачьего круга, в котором принимало участие все взрослое мужское население. Местные выборные власти занимались военными вопросами, организацией продовольственного снабжения, поддерживали порядок. Пугачев сурово карал тех, кто «чинил» обиды населению. В некоторых местах Пугачев велел бесплатно раздавать бедноте продовольствие, соль, захваченные казенные деньги. В Пензе, например, он роздал 20000 пудов казенной соли, в Саратове было роздано населению 19000 четвертей муки и овса. Но эти популистские меры не могли помочь плохообученному и слабовооруженному казачьему воинству противостоять регулярной российской армии. Зимой 1774 года под Оренбургом войско восставших было разбито, а сам Пугачев был предан некоторыми своими соратниками и приговорен к смертной казни. Русская императрица Екатерина II в письме 29 декабря 1774 года писала Вольтеру с презрением: «Маркиз Пугачев, о котором вы опять пишете в письме от 16 декабря, жил как злодей и кончил жизнь трусом. Он оказался таким робким и слабым в тюрьме, что пришлось осторожно приготовить его к приговору из боязни, чтоб он сразу не умер от страха».