Зловещее проклятие, стр. 22

– Артур Вениаминович, насколько мне известно, вы знали Новосад, как никто другой…

Майор начал осторожно и издалека.

– Она была моей невестой, – просто ответил Тихов.

– У нее были враги? Или, скажем точнее, недоброжелатели?

– Сложно ответить на ваш вопрос… Недоброжелатели, в общем-то, были. Мир артистов – это сложный мир. Высока конкуренция всегда предполагает конфликты – явные или тайные. Но враги, и чтобы так…

– В тот день она была у вас?

– Да. После того, как я уехал от Ольховского – надеюсь, вы помните нашу первую встречу? – мы с ней виделись. Она забежала ко мне на квартиру буквально минут на десять, а затем ушла. И больше я ее не видел.

– В котором часу это было?

Тихов задумался.

– Нет, точно сказать не могу, – сказал он спустя некоторое время.

– Хотя бы приблизительно.

– Кажется… где-то около двух часов дня…

В голосе артиста слышалось сомнение.

– Странно…

– Что именно? – спросил Тихов.

– Алифанова утверждает, что в это время они были еще в театре. По-моему, так… Сейчас проверю…

Майор полистал папку с делом.

– Да, все верно, я не ошибся.

– Честное слово, не помню. Может, немного позже. Если бы я знал, что это когда-нибудь понадобится…

– Если бы…

Дубравин сокрушенно вздохнул. Все мы сильны задним умом, подумал он.

– Артур Вениаминович, а как она выглядела? Я имею в виду не внешний вид, а настроение. Не была ли она взволнована, встревожена?

– Нет. Даже наоборот – смеялась, шутила.

– Может, таким образом Новосад маскировала свое истинное состояние?

– Ни в коем случае. Она не умела притворяться. Что на уме, то и на языке – так говорят про подобных людей.

– О чем вы говорили?

– Разве теперь вспомнишь… Я угостил ее чаем…

Тихов в задумчивости потер висок.

– Ах, да, она говорила мне что-то о своей новой роли. В тот день режиссер театра предложил сыграть ей главную героиню в одной из пьес репертуарного плана на будущий сезон, и Валя была на седьмом небе от счастья. Помнится, я ее поздравил…

– Значит, она ушла, а вы? Что потом делали вы?

– Вскоре мне позвонил Ольховский, и я поехал к нему.

– Зачем?

– Тогда вы, простите, нам помешали. Мы собирались сыграть в преферанс, ждали еще одного товарища. Но – увы…

– Каким транспортом вы ехали?

– Извините, но я не понимаю, зачем вам это нужно?

– Артур Вениаминович, у нас работа такая; знать по возможности все, что касается обстоятельств дела.

– То есть, вы хотите сказать, что проверяете мое алиби? Вы… меня… подозреваете!?

– Ни в коем случае. С какой стати? Но все-таки, как я говорил ранее, для нас все нужно и важно. Мы ведь как сборщики часов: пока на место не будет поставлен последний винтик, стрелки не закрутятся. Думаю, вам ясно.

– Если так…

Тихов успокоился.

– Я хотел поймать такси, но погода помните, какая была… Поэтому пришлось ждать троллейбус. Затем я пересел в автобус. Вот так и добрался к дому, где живет Ольховский.

– Игра состоялась?

– Конечно.

– Сколько времени она длилась?

– Закончили мы часов в одиннадцать…

Тихов ушел.

Дубравин посмотрел на задумчивого Белейко, за время допроса не проронившего ни единого слова, и спросил:

– Что ты о нем думаешь, Бронек?

– Холеный парнишка. Артист, одним словом.

– Считаешь, что и здесь играл?

– Не похоже. Переживает здорово.

– Еще бы. Потерять невесту. И какую…

– Как ты насчет чаю? – спросил Белейко.

И включил чайник.

– С удовольствием, – ответил Дубравин. – У меня, кстати, бутерброды есть.

– Не откажусь…

Друзья налегли на бутерброды с сыром и ветчиной.

В окно кабинета вместе с метелью заглянули ранние сумерки.

Глава 12. ИОНА ХРОБАК

Подполковник Драч, грузный и неторопливый в движениях, пока длилось оперативное совещание, ходил, не приседая.

Его левая щека вздулась, опухоль надвинулась на глаз, лицо кривила страдальческая гримаса.

Время от времени он прикасался толстыми, словно обрубленными, пальцами к щеке и морщился – у него болел зуб.

Майор Дубравин, с потемневшим от хронического недосыпания лицом, а оттого хмурый больше обычного, изредка косился на замерзшие окна кабинета начальника ОУР.

Наконец ударил крепкий морозец, и майор озабоченно пытался вспомнить, надел он младшему сыну вторые колготки, шерстяные, или нет.

А тем временем старший лейтенант Белейко, стараясь незаметно ослабить чересчур туго затянутый галстук, докладывал результаты своих изысканий:

– …Басалыго найти не удалось. Никаких следов. Ее подружки-спекулянтки слезно клянутся, что не видели Алину почти неделю.

– Аэропорт, вокзалы?… – спросил Драч.

– Проверил. Сомнения только по поводу железнодорожного вокзала. Думаю, что она все же в городе.

– Линейную милицию предупредили?

– Так точно.

– Фотографии?…

– Размножены и розданы участковым, постовым, по райотделам.

– Тэ-эк… Что у вас есть по Чугунову?

– Проверяя знакомства и связи с Басалыго, я натолкнулся на некого Хробака Иону Лукича, – ответил Дубравин. – Он проходил по делу ее мужа – как свидетель. Впрочем, если судить по материалам того дела – о продаже ворованных машин на запчасти, – Иона Хробак в свидетели попал только благодаря счастливой для него случайности. И следственной недоработке. Он занимался реализацией деталей на автомобильном рынке. А их поставлял ему муж Басалыго. На суде Хробак заявил, что понятия не имел о происхождении деталей. Он отделался лишь крупным штрафом…

– Прошу поконкретней, – раздраженно бросил Драч.

Он проглотил таблетку анальгина и запил ее водой.

– Возвратимся к Чугунов, – сказал подполковник.

Драч болезненно поморщился и перевел взгляд на Белейко, который был основным докладчиком.

– Евгений Тарасович дал мне задание проверить, не существует ли какая связь между Хробаком и Семкой Заикой, которые были односельчанами…

Видно было, что Белейко немного волнуется.

– Так вот… жили они на одной улице. Иона Хробак дружил с отцом Чугунова, а значит, знал Семку достаточно хорошо. Это первое. И второе: Хробака опознали по фотографии жильцы обворованных квартир, где он представлялся то деревенским гостем, то стекольщиком.

– Наводчик?

– У нас с Евгением Тарасовичем на этот счет сомнений нет: Хробак – наводчик.

– Тэ-эк…

Драч повеселел.

– Неплохо… – сказал он с удовлетворением. – Версия, вполне, я бы сказал, подходящая. Итак, треугольник: Басалыго, Чугунов и Хробак?

– Связаны они крепко, – уверенно сказал Дубравин. – Сомнений в этом нет. А значит, не исключена возможность, что Семка теперь скрывается у Ионы Хробака.

– Логично. Басалыго “засветилась”, деваться ему вроде некуда, – подытожил Драч. – Это если судить по нашим данным, – добавил он осторожно.

– Чугунов уверен в надежности своего убежища, – ответил ему Дубравин. – Судя по всему, его связь с Хробаком давняя. Но Семка никогда в процессе следствия и на суде не упоминал своего односельчанина. Потому и думает теперь, что бояться ему особо нечего.

– Согласен, – сказал подполковник.

И с нетерпением посмотрел на часы.

– Закончили, – сказал он. – Дубравин и Белейко, прошу остаться. Остальные могут быть свободны…

Хробак, невысокий плосколицый старик с коротким приплюснутым носом, семенил по тротуару, кутаясь в длинный не по росту полушубок.

Иона нес в руках объемистую хозяйственную сумку. Она была почти доверху набита съестными припасами.

Хробак шел, не оборачиваясь и не глядя по сторонам. Казалось, что его интересовал только плохо почищенный от снега тротуар.

Но его выпуклые темные глаза, чуть подернутый сизой пленкой, были насторожены и подмечали малейшие изменения в окружающей обстановке.

Возле продовольственного магазина Хробак сбавил ход и поставил сумку на землю. Он долго шарил по карманам полушубка, пока не вытащил носовой платок, которым и воспользовался, при этом незаметным, но острым взглядом окинув улицу и тротуар позади.