Талер чернокнижника, стр. 52

– Ах, Ника, Ника… Что ж, коль ты так решил, то я ничего не могу поделать. Я прошу только одно – будь осторожен и внимателен. Какое-то время тебе придется ходить по городу как по минному полю. Старайся делать это не пехом, а езди в такси. Так безопасней.

– Спасибо за совет, па. Бывай здоров.

– До свидания, сынок. Храни тебя Господь. И звони нам почаще.

– Непременно…

На этом наш разговор и закончился. Он оставил на душе какой-то странный осадок. Так бывает, когда пьешь воду из старого и очень ржавого трубопровода. Как ты ее не очищай, а во рту все равно чувствуется привкус железа.

Сонное состояние, которое одолевало меня по дороге домой, куда-то испарилось. Разъяснения отца по поводу дедовских штучек меня не очень удивило. Дед, сколько я его помню, всегда чудил. Он точно был не от мира сего.

Но мы привыкли к его странностям и считали, что так и должно быть. Нам почему-то казалось, что он занимается детскими игрушками, настолько несерьезными (на наш взгляд) были темы его исследований.

Мне, например, они казались сродни средневековым схоластическим диспутам, когда монахи и другие ревнители католической веры спорили, сколько может уместиться дьяволов и дьяволят на кончике иглы.

Только став гораздо старше и начитавшись эзотерической литературы (во времена перестройки это было ново и модно), я вдруг понял, что мой дед и впрямь был серьезным исследователем непознанного, которое лежало за пределами материального мира.

И все равно мне это было неинтересно. Меня больше увлекала история – та ее часть, которая касалась денежного обращения. Нумизматика закрыла весь мой горизонт, и мне было наплевать на всяких домовых, леших, вурдалаков, гномов, инопланетян и параллельные миры.

Оказалось, я был неправ.

Глава 20

Когда ситуация прижимает человека, что называется, к стенке, и перед его мысленным взором уже маячит отделение солдат со стволами, нацеленными ему в грудь, он сразу же сбрасывает с себя тонкую скорлупу цивилизованности и начинает драться за свою жизнь всеми подручными средствами – ногтями, зубами, кулаками, увесистой дубиной…

Так случилось и со мной. Первый испуг прошел, и где-то в глубине моей души начал просыпаться питекантроп. Нет, не питекантроп; скорее, средневековый типаж. Я вдруг уверовал во всяческую чертовщину, в колдовство и даже переселение душ.

А что мне оставалось делать?

Слишком много необъяснимых происшествий, с точки зрения нормальной логики, случилось за очень короткий период. И почти все – с мои участием.

Назойливый нищий, чокнутый «лозоходец», любитель лодочных прогулок с физиономией, исполосованной шрамами, и уродливый убийца-фантом нанизывались на нить времени как бусины одного ожерелья. Что все это значит?

Я теперь почему-то был совершенно уверен, что все убийства – дело рук этих монстров. Эта уверенность снизошла на меня как озарение, хотя в деле я видел лишь убийцу Альфреда.

От этих мрачных мыслей меня начало трясти. Я прошел на кухню, достал из холодильника бутылку водки, налил полный стакан и выпил его одним духом, словно это была не сорокоградусная, а слабенькой сухое винцо.

Занюхав водочный дух хлебной коркой – мне кусок в горло не лез – я прошел в кабинет и начал поочередно открывать все ящички и дверки дубового секретера-монстра. Мысль, которая пробила меня, когда по жилам пробежала горячая спиртовая волна, показалась мне очень даже толковой.

Я искал оберег, который подарил мне дед незадолго до своей кончины. Это была совершенно нелепая вещица на гайтане, сплетенном из разноцветных шелковых нитей. Она представляла собой бесформенную серебряную пластинку с какими каббалистическими знаками, в которую были впаяны девять маленьких камешков. Из них я знал только рубин и изумруд. Остальные показались мне разноцветным галечником, который можно свободно найти на берегах Черного моря в районе Коктебеля.

«Спасибо, дедуля, – поблагодарил я, когда дед надел оберег мне на шею. – Классная штучка. Модец…»

В то время и впрямь было модно носить на шее разные побрякушки и псевдоамулеты. А самым козырным приколом была замшевая безрукавка и медвежий клык на кожаном шнурке, болтающийся в районе солнечного сплетения. Как у вождя индейцев-апачей.

«Эта штучка, как ты выразился, когда-нибудь может спасти тебе жизнь, – сурово ответил дед. – Носи оберег постоянно, и у тебя не будет никаких серьезных проблем. Только прячь его под одежду».

Конечно же, слова деда я пропустил мимо ушей. Еще чего – носить на своей интеллигентной шее примитивную блямбу, весившую почти сто грамм.

Какое-то время – пока дед не ушел навсегда – я таскал оберег в кармане и надевал на шею только тогда, когда приходил к нему в гости – чтобы не обидеть нашего дорогого патриарха. А потом и вовсе забыл про наказ деда, положив блямбу на вечное хранение в одну из ячеек секретера.

Но в какую именно?

Я рылся в своем скарбе битый час, пока мне, наконец, не попался на глаза искусно сплетенный шелковый шнурок. Как это обычно бывает, нужная вещь лежала на самом дне самого большого ящика, доверху забитого различными инструментами и химикалиями.

Созерцание оберега длилось не менее двадцати минут. Я тупо пытался понять, чем может мне помочь этот кусочек металла с галечными вкраплениями, если на меня из-за угла с ножом в руках наброситься тот урод, что убил Альфреда.

Решив, что такая сложная задача не для среднего ума, я протер оберег и гайтан спиртом и не без внутреннего сопротивления повесил его на шею – рядом с православным крестом. В такой ситуации, подумал я с отчаянием, мне не помешает помощь всех верхних сил, как совсем светлых, так и не очень.

Господи, прости меня грешного…

Прочитать молитву (или что-то вроде, так как знал лишь «Отче наш» и то с ошибками) я не успел – вновь зазвонил телефон. Но на этот раз обычный. Наверное, маманя, подумал я с легкой досадой. Начнется сейчас «плач славянки»…

Чтобы в очередной раз ее успокоить, мне нужно как минимум час времени. У мамани, как и у всех мужчин нашей семьи, были сильно развиты интуиция и предвидение. Если я где-то ушиб ногу, ей тут же это становилось известно. А стоило мне забуриться с теплой компашкой на чьей-нибудь даче, как маманя непонятно каким образом узнавала, где ее балбес пьянствует и номер телефона нашей «секретной» базы.

Это и впрямь была мистика. Став постарше, я уже не скрывал, где буду кантоваться следующую ночь. Зачем лишний раз напрягать родного человека?

Я поднял трубку:

– Алло!

И тут же невольно вздрогнул – голос в трубке был мужским.

– Никита, это ты?

– Кгм! В общем, да… это я. С кем имею честь?…

– Не узнаешь?

– У меня со слухом неважно.

– Бывает… Кхе, кхе… – Мой собеседник то ли прокашлялся, то ли коротко рассмеялся.

А вот теперь я узнал, кто звонит. На другом конце провода находился Паташон! Это удивило меня до полного изумления. Паташон не знал номера моего телефона и до сих пор не выходил со мной на связь ни разу.

Обычно мы все свои дела решали в клубе. Но наши бизнесовые контакты были очень редки, так как я не доверял Паташону, предпочитая общаться по вопросам пополнения своей коллекции с Князем.

– Здравствуйте, Иван Сергеевич. Какими судьбами?…

– Здравствуй, здравствуй, хлопчик. Не буду тебя долго интриговать. Ты в большой опасности, Никита. Прими меры.

Мое сердце екнуло от дурного предчувствия.

– Простите, но я не понял. О какой опасности вы говорите?

– Сегодня ко мне приходили какие-то странные люди… чтобы не сказать – нехорошие. Два старика в лохмотьях. Я поначалу подумал, что это бомжи-попрошайки. Но по их речам понял, что это не так. Они очень интересовались тем самым рудничным талером…

Блин! У меня по спине побежал мороз, а ладонь, которая держала трубку, мгновенно вспотела.

– А причем здесь вы?

– Ну, им откуда-то стало известно, что я купил его у Вацлава. Но я сказал, что монету мне пришлось перепродать. Деньги были нужны…