Армия Государства, которого нет, стр. 7
Недалеко от расположения нашей части находился пустырь. На этом пустыре стояло несколько частных недостроенных домов. Вот в один из них и привезли комбата. С машины кардаши сгружали комбата как бревно. Открыли борт и ногой столкнули на землю.
Может, в этом ничего такого уж страшного и нет, но это я так, о человеколюбии…
Затем комбата затащили в дом и начали бить. Продолжалось это недолго. После чего у комбата потребовали сдать все имеющееся в батальоне оружие, технику и имущество им, представителям Национальной Армии Азербайджана.
Комбат послал этих представителей на…, я надеюсь, понятно, куда.
Кардаши продолжили избиение подполковника. А потом один из них взял нож, и отрезал комбату мочку уха… Комбат застонал от боли, но на уступки не пошел. Тогда кардаш схватил подполковника за второе ухо и стал резать его, истерически вереща:
— Все русские свиньи, а свиньям уши резать надо!
Комбат не стал вступать в полемику, ему было больно, кровь текла по щекам: он понял, что это все, конец…
Однако, накричавшись, кардаш угомонился и прекратил издевательства. Комбату развязали руки и кинули какую-то промасленную тряпку, чтоб кровь вытер.
Комбат взял тряпку, разорвал ее и, отодвинувшись в дальний угол, стал вытирать кровь. А джигиты достали сигареты и закурили.
С тактической точки зрения кардаши поступили разумно, что привезли заложника в непосредственную близость к части. Она располагалась метрах в трехстах от этого недостроенного дома. Вот посудите сами. Где был взят в заложники подполковник? Около населенного пункта Аскеран. Где, скорее всего, его начнут искать? Там же, у Аскерана, но вовсе не в Агдаме.
Вот и мы в батальоне так думали, и совсем не предполагали, что комбат совсем рядом…
А ночью, когда кардаши уснули, комбату удалось бежать. Причем, джигиты уснули все, и комбат этим воспользовался… Это я о несении караульной службы, впрочем, не мне об этом судить. Может, в Национальной Армии так было принято, в смысле: ''Кардаш спит — служба идет!''
1-го февраля начальник особого отдела капитан Сердюк, посадив с собой в санитарную ''таблетку'' трех бойцов, отправился в Гянджу, в штаб 23-й Мотострелковой дивизии. Цель этой поездки была все та же: связаться со штабом 4-й Армии и получить задачу. А также доложить о случившимся с командиром батальона.
Миша Сердюк задачу выполнил. В смысле, связался и доложил. Но никаких конкретных указаний так и не получил. Ему только сообщили, что в ближайшие дни к нам в батальон прибудет представитель штаба округа. С этими новостями Миша и вернулся в часть.
Глава шестая. Приказы
Случай, произошедший с комбатом, был подлым, бандитским. Но для нас он не стал совершенно неожиданным. Мы прекрасно понимали, что что-то должно было произойти. Вот и произошло.
По идее, за командира нужно было отквитаться. Нельзя сказать, что его все любили, это фраза сама по себе неверна. Командиров не любят, их уважают или не уважают. Нашего комбата уважали, почти все уважали. А раз мы его уважаем, то нужно расставить точки.., нужно наказать виновных. Да, нам запретили применять оружие против местного населения, но при отражении открытого нападения — можно… Значит можно!
До этого у нас не возникало подобной мысли, но сейчас кардаши выдвинули определенные требования. Им нужно оружие и техника. И они доказали, что в достижении своей цели их ничто не остановит. Им глубоко плевать на наши жизни и наше здоровье. Комбат уже пострадал. И нужно что-то делать. А мстить кому? Это вопрос! Нет тех, кто уродовал командира, а местные ''народные фронтовики'' упорно твердят, что не их это работа. Они тут ни при чем. Все это сделали бойцы других формирований, или просто бандиты. Представители местного Агдамского Народного Фронта Азербайджана клялись нам в вечной дружбе и любви и возмущались поступком ''неизвестных''. Что делать?
Комбат дал команду прекратить поиски…
Два дня комбат провалялся в санчасти, а потом опять стал выполнять свои функциональные обязанности. По части он передвигался с ватой и бинтами на обоих ушах, и сам шутил по этому поводу:
— Во, б…, твою мать, как артиллерист после артобстрела. Ни черта не слышно!
После этого пошла обычная повседневная жизнь. Несение службы и ожидание… Ожидание прибытия представителя штаба округа и чего-то нехорошего. Так продолжалось до 14 февраля. А после этого различные события посыпались как снег на голову.
14 февраля кардаши захватили второй и третий наши караулы. Караулы эти находились не на основной территории части, а за городом. Оба караула были захвачены практически без боя. Помогли кардашам осуществить захват наши ''любимые'', ''дорогие'' прапорщики. А произошло это таким образом. Второй караул нес службу по охране склада НЗ ГСМ, а третий — по охране склада НЗ инженерных боеприпасов и имущества. С ГСМ понятно — это бензин и автомобильные масла. Весьма нужная вещь! А в третьем карауле хранились не менее ценные предметы: мины, тротил, огнепроводный шнур, взрыватели…
Начальниками этих складов были прапорщики. Естественно, у них был допуск на территорию своих объектов. И вот днем 14 февраля ко второму караулу подъехал грузовик. Наша, военная бортовая машина. Из нее вышел прапорщик и демонстративно закурил сигарету.
Из караульного помещения вышел караульный, проверил пропуск и открыл калитку. И пока прапорщик разговаривал с караульным, отвлекая его внимание, из кузова машины выскочили джигиты и быстро обезоружили весь караул.
Второй караул состоял из одного поста, поэтому, в его состав входило лишь четыре человека, и начальником его был сержант срочной службы. Кардаши разоружили троих, а часового, ударив по голове пистолетом, разоружил сам прапорщик.
Что-то подобное произошло и в третьем карауле. Только там при захвате был избит лейтенант — начальник караула.
Так вот, кардаши разоружили составы караулов и отправили их в часть пешком.
С этого момента в батальоне началось массовое дезертирство солдат. Убежала половина из оставшихся бойцов. Убегали по одному и группами, бежали днем и ночью. Некоторых ловили и возвращали в часть, а они опять убегали. И остановить этот процесс было невозможно. В конечном итоге 20 февраля, в день приезда полковника из штаба округа, в части осталось около шестидесяти солдат срочной службы. Любопытно то, что ни один солдат-азербайджанец не дезертировал. Все они оставались в батальоне.
Полковник приехал на ''УАЗике'' в сопровождении БТР. И всего лишь за двадцать минут до его приезда у нас заработала дальняя связь. И знаете, какой первый вопрос задал комбату полковник? Вопрос был:
— Ну, что командир, связь работает?
— Так точно! — ответил комбат.
— Ну, а ты плачешь, что связи нет. Нехорошо! — важно сказал полковник.
— Ну, во-первых, никто не плачет, а во-вторых, она только что появилась, — в тон полковнику ответил комбат.
— Ладно, ладно, сделали мы вам связь, — улыбаясь сказал полковник, при этом сделав ударение на слове ''мы''.
— И на том спасибо вам! — ответил комбат, сделав ударение на слове ''вам''.
— Не горячись командир. Я с радостной вестью к тебе приехал!
— Слушаю вас.
Комбат с полковником стояли и разговаривали на площадке у входа в штаб. В это время за забором части прозвучала короткая автоматная очередь. Полковник, как спринтер, вбежал в двери штаба. Комбат остался на месте. Потом сплюнул и сказал:
— Не волнуйтесь, это не у нас стреляют, а в городе.
— Что значит — в городе? — спросил полковник, выглядывая из дверей штаба.
— Ну, так… в городе. Кто-то кому-то не понравился, вот и пальнул. А может, просто так, пострелять захотелось.
После этого полковник вместе с нашим командиром зашли в кабинет комбата, и разговор продолжили уже там.
Минут через пятнадцать в кабинет командира вызвали моего непосредственного начальника подполковника Азарова и меня. Мы зашли в кабинет, и комбат, указав на стулья, произнес: