Вечный поход, стр. 56

Фигура появилась в ожидаемом месте через ожидаемое время. Ну, с богом! Целясь в белое пятно лица, я начал смертоносное движение кисти. И вдруг! Всполошённое подсознание дало мгновенный импульс: ОТБОЙ!

Я не верил своим глазам. Передо мною стоял… Щуплый мужичок с кривой сучковатой палкой в руке.

Митрич?! Не может быть! Второе пришествие мессии, блин…

Я продублировал свои мысли вслух. Громко. Чтобы скрыть растерянность.

– Митрич!!! Сколько лет, сколько зим!

Подавленный, перепуганный человечек, в котором я вовремя опознал знакомого крестьянина – вздрогнул всем телом и обмяк. Палка с шелестом упала в траву.

Я вышел из-за ствола. Ожившее грязно-зелёное пятно.

– Ну что, дядя? Опять приличного человека за лешего принял?

Вместо ответа Митрич затравленно уставился на меня. Перекрестился слабеющей рукой. И осел, глядя снизу вверх, как на икону. С его глазах страх отчаянно боролся с радостью.

– Эге-гей, дядя! Как слышишь меня? Приём! – потряс я его за плечо.

Радость победила страх, растянула губы в осторожной улыбке.

– На-аши… – скорее выдохнул, чем сказал Митрич. – Партиза-аны…

– Ваши-ваши, – невесело усмехнулся я. – Признал… Ты мне лучше вот что скажи, куда ты родимую деревню дел? Растащил, как муравей по брёвнышку? Или оптом французам продал?

– Да ты чё?! – округлил глаза Митрич. – Нешто такое возможно? Я тут малёхо рассудком не тронулся! До сих пор в толк не возьму… как это… понимашь… Хрень какая-то… я ж как увидал…

Его лицо задёргалось. Скривилось. Глаза предательски увлажнились – вот-вот задождит.

– Стоп, славяне! – Я подал ему руку, помог подняться. – Рыдать не будем. Будем рассказывать… Давай, батя, по порядку.

Однако по порядку – не получалось. Митрич то божился, то, забывшись, чертыхался. Нёс совершенную околесицу. И всё же минут через двадцать, прокашлявшись от пары глотков поднесённого мною спирта, подсушив слякоть на лице дымом дарованной сигареты, постепенно пришёл в кондицию рассказчика. И поведал о своих мытарствах. По всему выходило, что были мы в равном положении. Ни он, ни я процесс исчезновения деревни не видели. И он, и я лишились многого. Митрич потерял кров и всё нажитое, не говоря уже про родственников и односельчан. Я же лишился своего арсенала, что в моём положении на весах судьбы весило никак не меньше.

Вот это я прокололся, так прокололся… Но кто ж мог знать, что без вести способны пропадать не только люди, но и местности?!

Постепенно речь Митрича стала более связной, в ней кристалликами проступила информация о случившемся. Но эмоции всё же раз за разом захлёстывали его, и он начинал взывать. В основном – ко мне…

– Лексей, ну ты помнишь свои слова? Помнишь? Ты ж сказал, что воды вокруг деревни вовсе не видел… Я ещё серчал, как это, мол, ежели вся округа – сплошь речка! Ты потом ушёл, а я… Да нет, думаю, чем партизан не шутит… Одним словом, подался я за околицу. Проверить…

Никакой речки, якобы огибавшей ранее деревню с трёх сторон, а тем паче многочисленных потайных бродов, он не отыскал. Это повергло крестьянина в самый настоящий ступор… Некоторое время очумело пошатавшись по окрестностям, оказавшимися разительно отличающимися от привычных с детства, Митрич вернулся назад. И вот тут-то – увиденное смяло его окончательно.

Забродье – его родимая деревня! – исчезло. Вместе с домами, заборами, огородами и тремя улицами. Вместе с родной семьёй, односельчанами, живностью. Наконец, вместе с французами, их лошадьми и обозами. Пропала! Причём, именно за ту пару часов, что он потратил на поиски речки.

Объяснить этот убийственный факт его мозг был не в состоянии, да и предложить хоть одну версию – как сие могло случиться? – не смог. Данное прикосновение к Неведомому леденило кровь и вселило безотчётный панический страх в нутро Митрича, и без того-то не отличавшегося приступами героизма. Правда, сейчас, по мере успокоения и осознания непоправимой утраты, в него вошла пустота. А в глазах поселилась тоска, смешанная со страхом и ожиданием непременной беды.

Слова кончились.

Утешать его не хотелось.

Себя – тем более.

Мы, не сговариваясь, молча сели в пышную траву. Устало привалились спинами друг к другу.

На моих губах блуждала непонятная улыбка. Зубы теребили кончик какой-то травинки. А глаза уныло уставились на всё ту же сосну, словно фотографируя её на память… Хотя бы её.

Что происходило с физиономией Митрича, мне было неведомо. Могу ручаться лишь за то, что самая хлипкая мышца его спины, ниже левой лопатки, противно дёргалась; остальные, напротив, закаменели.

Неспешный ветерок лениво копался в наших волосах, наверняка задавшись целью отыскать хоть какое-то подобие мыслей. Безрезультатно.

Вместо мыслей толпились одни обрывочные воспоминания. О пройденном пути. О невесть куда канувшей деревне Забродье… Правда, потом одна мыслишка всё же прихромала. Такая же неказистая и суетливая, как и мой собеседник.

«А что теперь с Митричем прикажете делать, барин?»

Решение, напротив, было величавым и неспешным. Выплыло белым лебедем.

«Что делать – что делать… Куда ж его девать, бедолагу? Как есть – будет сын полка. Хоть и переросток».

…Прошлое опять напомнило о себе осязаемым рваным куском, с которого так и капал жизненный сок.

– Фамилия, имя, отчество?

– Дымов Алексей Алексеевич, – устало отвечал я.

– Охарактеризуйте себя адекватно самовосприятию.

– Ну-у… Значит так… Довольно упитанный рослый детина… Немножко лучше себе подобных… В прошлой жизни был Ангелом… Разжалован за ненужную инициативу.

– Как оцениваете свой уровень подготовки?

– Самой последней цифрой…

– Сколько человек в вашей спецгруппе?

– Уже нисколько…

– Вы согласны участвовать в проекте «Вечная Война»?

– Да! Согласен…

Лампа наконец-то погасла. Вселенная погрузилась во мрак.

Это уже потом был рискованный и авантюрный поход сквозь незнакомую враждебную территорию. Вечный поход одиночки неизвестно куда сквозь непонятно что. Дело было после.

А вначале, как и водится, было – Слово.

И этим Словом было судьбоносное «Да!».

Интересно, отверг бы я соблазн, зная правду о том, куда ведёт предложенный нанимателями маршрут?

Надеюсь, что… никак НЕТ.

Человеку, вступившему на Путь Воина, с него не сойти. Иначе – какой же он Воин?

Верю, что Я в этом Походе не случайный путник. Боги Войны меня любят.

Глава семнадцатая

Легионы под дождем

Ночь сегодня, похоже, не собиралась сворачивать чёрные покрывала. Наоборот, укрыла и без того редкие мерцающие звёзды, перестелила свою постель и разметала на ней бесформенное тело. Задышала размеренно этой мглой, всякий раз выдыхая знойный липкий воздух. И мысли постовых о рассвете напоминали мольбу. Бесполезную, вязнущую в ночном небе.

А спустя полчаса, перед самым наступлением рассвета, ожидаемым долго и с нетерпением, они подверглись нападению с неожиданной стороны.

На этот раз атаковали сверху.

Резкий порыв ветра, ворвавшись в стройные ряды палаток, почти сразу же сменился шквальным ливнем.

Дождь, казалось, задался целью – взять штурмом военный лагерь римлян. Он с ожесточением забарабанил по бело-жёлтым спинам палаток, сшитых из козлиных шкур. Стенки восьмиместных папилио* и в самом деле трепетали, как крылья бабочек, ударяясь о деревянные рамы, будто старались вырвать из земли колышки, удерживающие канаты.

Тиций, принцип четвёртой центурии* Второго легиона, откинув полог палатки, ворвался внутрь, сопровождаемый струями воды. Выругался. До конца его смены – четвертой вигилии, знаменующей окончание ночи, – оставалось не так и много. А поди ж ты…

– А?! Что?! – вскинулся возле него боевой товарищ Лацио. – Тревога?

– Нет, спи… Везунчик. Всё нормально, если не считать дождь.

Тщательно выделанные и специальным способом пропитанные козлиные шкуры без труда справлялись с обрушившимися с неба потоками воды. Струи, охватив крутые натянутые бока палаток, стекали наземь и уносились мутными ручейками по предусмотрительно выкопанным в почве отводным каналам.*