Люди Волка, стр. 28
— Мой отец — Меченый Коготь!
— Меченый Коготь только воспитал тебя. Твой настоящий отец — этот человек из Сна. — Она странно улыбнулась. — А ты обещал даровать ему сына? Интересно, что бы это значило?
Они долго молчали.
— Вероятно, — задумалась Цапля, — я что-то упустила. Радуга — это цветная дорога на север, в страну Детей-Чудищ. По ней Сновидец может попасть в самое средоточие их битвы. Может, в этом все и дело? Битва Добра со Злом?
— Может быть.
— А ты можешь как-то это разъяснить? Он растеряно моргнул:
— Я никогда не понимал моих Снов. После них я бывал… ну…. как бы сказать…
— Что-то надо со всем этим делать.
— Что?
— Об этом потолкуем после. А пока что скажи, какие чувства внушали тебе твои Сны? Казалось ли тебе, что Народ погибнет от рук Других? От рук твоего отца?
— Волк сказал мне, что… — Он замялся, смущенно сгорбившись.
— Что?
Бегущий-в-Свете посмотрел на пылающие угли:
— В Великом Леднике есть проход. — Волк показал тебе его? Он уверенно кивнул:
— Волк сказал, что, если мы пойдем этой дорогой,
Народ будет спасен.
Цапля подняла брови и глубоко вздохнула:
— Тогда идите, и поскорее. Времени у вас немного.
Другие скоро будут здесь. Я видела это.
15
Издающий Клич ползком пробирался в проходе в нору, очищая его от наметенного ветром за ночь снега. Это не лучший способ, но времени прорыть нору поглубже на таком холоде у них не было. Ветер белым облаком поднимал снег у него за спиной. Он думал, куда им можно двигаться дальше. По ветру? Какой в этом толк? Путь пойдет через болотистое ущелье, поросшее ивняком и лиственницей. Как же они минуют его? А дети, а те, кто ослабел дорогой… Они отстанут, отобьются от отряда… и пропадут.
Он топтался на снегу, глядя на нескончаемый водоворот бури. Снизу тянуло холодом. Буря продлится еще не один день.
— Это конец, — прошептал он.
Сил охотиться у них не было. Одна надежда — найти останки еще какого-нибудь зверя. Тогда бы они еще чуток протянули.
— Может, надо было идти на север, — сказал он, глядя на спящую Зеленую Воду. Ее широкий нос редко дышал во сне.
— Прости, жена, — шептал он. — Я пошел вслед за этим дурнем — и завел тебя сюда.
Он коснулся ее руки и почуял холод. Он знал — это будет неплохая смерть. Лучше, чем от какой-нибудь гнойной болезни. В конце концов волки изгложут их тела.
«Вот в чем оказывается дело, Волк! — вдруг с горькой усмешкой подумал он. — Ты заморочил голову бедному мальчишке, чтобы он привел сюда твоим родичам на прокорм целый Народ».
Он оперся лбом на руку и тихо засмеялся.
— Что ж, так и надо. Я бы так же поступил на твоем месте. Каждый должен заботиться о своих.
— Потому что все мы — одно, муж мой, — отозвалась Зеленая Вода тем торжественным тоном, которым говаривали в былые времена отцы и деды у пылающих ночных костров. — Некогда мы все были звездами. Отец Солнце сбросил нас с неба на землю. Выхухоль увидела, что мы упали с неба в море, и принесла нам земли, чтобы наше ложе было мягким. Отец Солнце вдул жизнь в нас и другие упавшие звезды и сделал всех нас братьями. Мы едим волков. Они едят нас. И все это — единая жизнь.
— Как-то ты спокойно ко всему этому относишься. Она слабо пожала плечами.
Он лег рядом с ней, обнял и прижался к ней щекой.
— А кто помолится за нас, чтобы нас взяли назад на небо?
Ветряная Женщина завыла снаружи, струя снега ворвалась к ним в нору.
— Может, Волк…
— Надеюсь.
Она прижала к себе Издающего Клич, и он задремал. Во сне он проходил этапы своего пути сначала — и снова был юношей. Робкая улыбка и нежные, понимающие глаза Зеленой Воды преследовали его — гордого молодого охотника, который только что принес свою первую добычу. Вот он, первый его трофей, — лисья туша перед разожженным огнем. Но Зеленая Вода и тогда не теряла здравомыслия. Она все предвидела, все знала заранее. И даже смерть их первого ребенка от голода, во время Долгой Тьмы, не выбила ее из колеи. Она погоревала — и совладала со своим горем и опять стала жить будущим.
И такую женщину он погубил!
Их снова стало засыпать снегом. Сколько его намело? Пойти опять очистить вход в нору? Да нет, не стоит. Пусть вход сюда заметет, пусть они задохнутся — тем лучше. Быстрее прекратятся мучения.
Завыла собака. Ну и что, собаки всегда воют. Такая уж у них повадка. Воют, дерутся, ищут себе пропитание… Что им, собакам, еще делать?
Он покачал головой и прислушался к голодному завыванию… Собака?! Но они же съели всех собак!
— Почудилось, — пробормотал он. И вдруг у входа в нору появилась черная собачья морда и уставилась на Него.
Издающий Клич моргнул. Он явственно слышал своими ушами, как фыркает и скребется животное. Это не обман зрения. Еда! Он потянулся за копьем, чувствуя, как дрожат его ослабевшие руки. Что делает с людьми этот проклятый голод…
— Назад, Черный! — послышался резкий голос, прежде чем он успел схватить свое оружие. Зеленая Вода проснулась и сейчас сидела рядом с ним. В глазах ее светилась отчаянная надежда.
Черный пес исчез в снежном коловращении. Издающий Клич собрался с силами и пополз к выходу. И тут в лазе показалась голова старухи в кожаном капюшоне.
— Голодаете? — спросила старуха. — Хорошенькая буря выдалась. Сейчас не время сидеть дома у огонька. Вот я и набила жиром две кишки, сделала лыжи да и пошла к вам.
Издающий Клич удивленно поглядел на нее:
— Ты — Дух Долгой Тьмы? Пришла пожрать мою душу?
— Что ты городишь? — толкнула его в бок Зеленая Вода.
Старуха присвистнула, в проеме показался черный пес, полностью загородив свет.
— Черный! — приказала старуха. — Пошел! — Она пошевелилась, и пес пустился наутек.
— Где Обрубленная Ветвь? — спросила старуха, и в глазах ее вспыхнул недобрый огонек.
— Должно быть, в следующей норе. Ты знала ее? — спросил Издающий Клич.
Она мгновение смотрела на него.
— Знала ли я ее? Двадцать пять Долгих Зим назад я поклялась убить ее, если она опять появится у меня на пути. Долго же мне пришлось ждать!
Издающий Клич тревожно поглядел на Зеленую Воду.
Холод. Пляшущая Лиса не чувствовала ничего, кроме голодного бурчания в желудке. Только слабое дыхание Старухи Кого-ток напоминало ей, что она не одна, что существуют другие люди, что в мире есть тепло, солнечный свет и веселье.
Ветряная Женщина ворошила снег вокруг них, образуя кристаллики льда на их плащах из шкур карибу. Шкуры не спасали от холода. Лежа на расстеленных на снегу в два слоя парках, они медленно коченели.
— Кто помолится за нас Блаженному Звездному Народу, кто споет погребальную песню? — вслух спросила она.
— Может, Мамонт, а? — пробормотала старуха, даже не шевельнув седой головой, лежавшей на плече у Лисы.
— Мы здесь уже четыре дня. Интересно, остался ли еще кто в живых, кроме нас?
— Чего я боюсь — так это что ты опять захочешь пи-пи, — ответила старуха. — Ты встанешь, и я окоченею.
— Придется встать. Если не выпустишь из себя лишнюю влагу, быстрее замерзнешь. Она выступит потом, и с ней уйдет последнее тепло.
— Ах, я знаю это. Но сил у меня нет подняться, девочка моя. Хрястнусь задницей в снег — и все, конец мне придет. Слаба я стала… совсем слаба.
Пляшущая Лиса закрыла глаза.
— Спасибо тебе, Кого-ток, что коротаешь время со мной. Я и не думала, что еще выпадет мне…
— Ох, — прошептала старуха. — Мне в радость быть рядом с тобой. — Повернувшись, она поглядела на звездное небо. — Жаль, что мы обе не пошли за Бегущим-в-Свете. Там была Сила. Волчий Сон.
— Я пыталась.
— Я знаю. — Старуха вздохнула, шевельнув головой. — Я… знаю.
Пляшущая Лиса услышала, как зашуршал снег рядом, и подняла угол плаща. Но отсюда, с земли, все казалось огромным белым облаком. Еще не вовсе стемнело, но она ничего не могла разобрать. Как ужасно, что душе ее именно так придется покинуть тело!