Чувство бездны, стр. 69

– Время истекает, – напомнил майгол. – Мне пора. Сосредоточься на главном. И не бойся.

– Ну, положим, бояться меня отучили еще в…

Он осекся на полуслове, потому что майгол пропал. Беззвучно растворился в воздухе в одно мгновение, будто его и не было никогда.

Антон с открытым ртом постоял над парой вмятин в мокром песке. Потом медленно зашагал обратно, обуреваемый лавиной мыслей и хаосом чувств.

Идти было трудно. На половине дороги он вдруг почувствовал, что ноги наливаются непонятной тяжестью. Даже в глазах потемнело… Или ему показалось, и это солнце укрылось за тучу? Ему почудилось, что он находится на грани безумия. Мысли почему-то заворочались в голове тяжело, неохотно, вязко. Где он? В каком пространстве, в каком времени? В прошлом или настоящем? И есть ли между ними разница здесь, на Ае? И почему он не должен пытаться понять всю эту чехарду?.. Чтоб окончательно не свихнуться? Или он уже давно и бесповоротно свихнулся?.. Еще полтора года назад, едва сошел с трапа крейсера… О небеса…

Он задрал голову вверх, в катлейское небо, если, конечно, оно было катлейским… Полной грудью вдохнул терпкий и влажный воздух катлейского океана, если, разумеется, он был катлейским… Осмотрел рыжую медь скал, над которыми угрожающе скрипели деревья, окинул взглядом хмурые россыпи каменных осколков и валунов. Увидел Аню: она спешила ему навстречу, махала рукой и, кажется, что-то крикнула. Лицо у нее было какое-то растерянное.

Ноги совсем отказывались повиноваться. Антон неожиданно для себя подумал, что бессмысленно идти куда-либо дальше. Он тяжело сел на песок. Аня была совсем недалеко, она замедлила шаг, наверное, ей тоже стало трудно передвигаться. Она продолжала что-то слабо выкрикивать, но он не слышал ее. Он попытался улыбнуться и почувствовал, что стремительно слабеет. Быстро темнело.

Ничего этого нет, думал он, никакого побережья и майголов, никакой спасательной операции… Все это лишь сон, игра чьего-то воображения, баловство Аи – все что угодно, только не реальность… Не реальность. Это значит, что сейчас им не надо стеречь майголов и ждать прибытия кафсианских грузовиков. А потом не нужно будет загонять, заносить, заталкивать это несчастное племя в металлические чрева, озаряемые желтым светом. У них не будет никакой необходимости связываться с центром спасения и докладывать обстановку… а потом вызывать своих, и узнавать, как там продвигаются дела у Пашича, и когда назначен вылет с Катлеи. Не надо будет опекать Товича с Кроу, к которым он уже успел привыкнуть… Ничего этого делать не надо.

Потому что все это уже было однажды в его жизни. Потому что он это отчетливо помнит. Все, вплоть до мелочей.

Помнит, как совсем скоро появятся длинные, похожие на исполинские огурцы кафсианские грузовики и увезут майголов… А они с Аней останутся тут, на побережье вдвоем и будут ждать, когда за ними прибудет катер с учебки. Они совершенно точно не пойдут на восточный берег острова, где оставались Кроу и Тович. И парни тоже не потащатся к ним… Все останутся на своих местах, потому что порядком устали. Какое-то время они с Аней будут здесь вдвоем – он это абсолютно точно помнит. Разве мог он такое забыть? Они с Аней вдвоем… На опустевшем, погружающемся в сон острове. Только они и еще легионы розовых рачков, которые с наступлением заката прекратили познавать мир и впали в ступор под лучами исчезающего солнца.

Антон и Аня будут сидеть на этом бревне, похожем на спину тигра, устало трепаться о всякой ерунде, травить байки из будней УКБ, но паузы будут становиться все длиннее, а реплики все короче… И он все время будет держать Аню за руку, словно боясь ее потерять. А потом неожиданно поступит указание от начальства их оперативной бригаде немедленно сняться с якоря и рвануть под всеми парусами на Сау-2. Безотлагательно, ибо политическая обстановка в песчаных провинциях вышла из-под контроля… В тот момент они оба поймут, что оставаться вдвоем им дано от силы минут десять, по истечении которых из низких, набухших туч возникнет десантная колымага антоновых сослуживцев. И заберет Антона на орбиту, оставив Аню дожидаться катера из учебки. И когда они поймут это, поймут одновременно и вдруг, тогда слова исчезнут из их общения полностью. Останутся лишь взгляды. Останутся глаза… Глаза Ани, глядящие на него неотрывно, пристально, будто пытающиеся сказать ему что-то без слов… Одни ее глаза близко-близко… Тепло маленькой руки… И еще ощущение чего-то необычного. Странное, щемящее чувство в груди… А когда десантный катер выпадет из облаков и станет опускаться прямо на них, и свист его двигателей заглушит все прочие звуки окружающего мира… когда они осознают, что отсчет пошел на секунды, тогда… Тогда он притянет Аню к себе и поцелует в теплые, солоноватые от морских брызг губы. Она задрожит всем телом в его руках, а он быстро развернется и побежит к трапу. Он не позволит себе обернуться, сам не понимая – почему. Лишь когда трап втянется и закроется люк, в самые последние мгновения, когда еще что-то можно будет успеть разглядеть в иллюминатор, пока матово-молочная пелена не скроет все, точно занавес – только тогда он все-таки посмотрит на нее напоследок. Увидит на миг, как она стоит неподвижно, опустив руки и закинув голову – одинокая, стремительно тающая желто-синяя фигурка посреди чужого вечернего берега, с волосами, развевающимися на ветру… И важными, очень важными, но так и не высказанными словами… Это непонятное чувство, это странное волнение, возникшее в его душе, не исчезнет еще длительное время. Оно будет держаться долго-долго и посещать его во сне вместе с образом Ани, и он не в силах будет понять, что же с ним происходит. А потом… потом… Потом умелой рукой все исправит время.

– Что с тобой, Антоша? Ты плачешь?

Он обнаружил, что уже не сидит, а лежит на мокром песке. Рядом стоит на коленях Аня и держит его за руку… Смотрит ему в глаза тревожно и нежно одновременно.

– Что случилось, любимый?! Что он сказал тебе?

– Нет-нет… – проглатывая комок в горле, произнес он. – Не в этом дело…

– А что тогда? Расскажи…

– Все хорошо, малыш… Иди ко мне.

Он привлек ее к себе, и она легла к нему на грудь. Вытерла слезы с его щек, покрыла поцелуями лицо.

– Какой же я был кретин тогда… – прошептал он. – Господи, какой я был дурак! Пять лет назад. Целых пять лет!.. Слепой, глухой идиот…

– Перестань. – Ее шепот возле его уха был горячим. – У нас с тобой все будет замечательно. Правда-правда.

– Обязательно!.. У нас все будет в шоколаде, как сказал бы Карл.

Он почувствовал, что силы окончательно покидают его. Ему показалось, что воздух стал какой-то густой и безвкусный. Не было слышно ни шороха волн, ни шелеста леса. Он с трудом поднял тяжелые веки и взглянул на небо – оно было совсем темное, словно предгрозовое. Облака застыли в движении, и это нисколько не походило на тот закат, что он видел пять лет назад.

Он запустил руку в волосы Ани.

– Волосы у тебя… снова такие длинные… – проговорил он непослушным языком. – Анюта, что-то происходит… Ты чувствуешь?

– Да… У меня глаза закрываются сами собой…

– Наверное, она возвращает нас обратно. Поцелуй меня…

Анины губы прильнули к его губам в опустившемся, почти ночном мраке. Веки Антона сомкнулись, окончательно погружая его в темноту и тишину.

Глава 27

Ангелы Аи

Когда он открыл глаза, то увидел утро.

Своды расщелины были озарены рассеянным светом. Стояла безмятежная тишина. Вчерашний ветер исчез полностью.

Аня подняла голову с его груди и улыбнулась, протирая глаза. Они сели на импровизированном ложе из веток. Антон покрутил затекшей шеей.

Саймона в расщелине не было.

– А я бы даже не удивился, если бы на тебе сейчас оказался твой комбинезон, – усмехнулся Антон. – Или та прическа…

– Или тут сидела бы парочка майголов, – добавила она.

– Участники чьего-то фильма… – задумчиво произнес он, вспомнив Мацуми. – Знаешь… Ая скоро совершенно лишит меня способности удивляться чему бы то ни было.