Непотопляемый «Тиликум», стр. 21

С палубы донесся громкий шум. Хлопали на ветру паруса, скрипели блоки, Фьете пронзительным голосом выкрикивал какие-то команды. Боже мой, до чего же отвратительный шум на этом паруснике!

Но вот наконец «Дора» легла на новый курс. Движения ее приняли весьма своеобразную форму, к которой я, а точнее сказать, мой желудок не был готов. Непреодолимый позыв вытолкнул меня из мастерской и устремил к релингу. К счастью, выскочил я на подветренную сторону, но это была чистая случайность. Оба юнги уже стояли там с зелеными лицами и кормили рыбок своим завтраком. Вслед за ними сорвался со стопоров и я.

— Эй, плотник, проверяешь, что было на завтрак?

— Не-е-е-т, наш плотник освобождает место для обеда. А обед-то — пальчики оближешь: горох со шкварками!

До чего, однако, бессердечны люди…

— Плотник, обтянуть бизань-шкот! Оба юнги, выбрать потуже кливер-фал!

Это был Янсен. Лучшее моряцкое патентованное лекарство против морской болезни и всяких прочих хворей — работа, напряженная работа. И «доктор» Янсен прописал нам это лекарство полной дозой.

Я рысцой потрусил на ют. По дороге пришлось еще разок задержаться у релингов, чтобы заодно отдать рыбкам и остатки вчерашнего ужина.

— Пошел, пошел, плотник, быстрее!

О господи, а вчера Янсен показался мне таким симпатичным человеком… Но дисциплина превыше всего. Я перешел на курцгалон и спустя минуту уже обтягивал бизань-шкот.

Живот пустеет — в голове светлеет. Я догадался, что «Дора» легла в дрейф. К нашему борту подвалил лоцманский бот, и толстый лоцман, что вел нас от Пагензанда, степенно спустился в него. Не имея хода, оба судна плясали на волнах, но в разном ритме. Маленький бот скакал «шотландочку», любимый танец нашей округи, а барк танцевал вальс. Это так скверно стыковалось, что меня опять потянуло к релингу. Теперь шла только зеленая желчь.

Бот отвалил. Янсен принялся командовать, паруса захлопали, реи задвигались, закачались; легкий толчок — «Дора» легла на правый борт и побежала. К сожалению, ритм ее движений опять переменился, по каковой причине я снова повис на подветренном релинге.

— Плотник, на баке разошелся палубный шов, проконопатьте его как следует. Боцман, найдите занятие обоим юнгам.

Будь мне немного получше, я бы дал Янсену по шее.

Фьете показал мне, где надо конопатить. Оба юнги сидели на корточках у самого бушприта и отбивали молотками ржавчину с якорной цепи. Так мы и стукали наперегонки. «Бах-бах», — тюкал конопаточный молоток, «пинк-пинк», — брякали юнги по цепи. «Дора» развернулась круче к ветру и полетела, торопясь в открытое море. Бак вздымался на каждый гребень, и каждый раз желудок мой екал, сдавливаясь книзу. Потом бак нырял в ложбину, а желудок подкатывался кверху, под самое горло. К релингу я больше не бегал: кроме воздуха, ничего в моем желудке уже не осталось.

Стоило нам застучать чуть пореже, немедленно возникал Фьете.

— Давай, давай, здесь вам не игрушки. Хотите, чтобы по вашей милости корабль утоп?

Совсем как у мастера Мааса на верфи. Только там, у «Шюдера и Кремера», было все куда как приятнее. Ветра за штабелями вовсе не ощущалось. Ни единой капелькой ледяной морской водицы не мочило наши рубахи. А главное, верфь не качалась. Желудок снова протестующе заурчал. Ханнес, Ханнес, бедный ты кутенок, еще вчера утром был ты счастливым плотницким подмастерьем, а сегодня все шишки на тебя валятся.

— Вот так, дорогие, кто на море не бывал, тот и горя не видал. Обедать пойдете?

Я отрицательно замотал головой. Оба юнги не смогли даже этого — слишком ослабли.

— Обеденный перерыв у нас два часа. Скантуйтесь за грот-мачту, там лежит старый парус.

С дрожью в коленях мы поплелись к грот-мачте. И в самом деле, чья-то добрая рука, господь ее благослови, догадалась расстелить там парус. Мы разом повалились на него. Теперь глаза закрыть и лежать, лежать, лежать. Кто-то сердобольный прикрыл нас краем паруса. Я сразу же заснул. Последнее, что я еще воспринимал, была неописуемая жалость к себе и жгучая злоба на весь мир вообще и на мореплавание в особенности.

Однако время — лучший лекарь. Через два часа морская болезнь у меня прошла, как и у сотен тысяч других моряков, бороздивших океаны со времен великого потопа. Янсен и Фьете позаботились, чтобы я все время был на свежем воздухе и не имел свободного времени для ковыряния в своих болячках.

Так или иначе, но на третье утро своей моряцкой карьеры я проснулся с волчьим аппетитом. Желудок урчал, требуя еды. Надо же, каких-то два дня назад отвергал все начисто, а сегодня, видите ли, сменил гнев на милость. Я быстро управился со своей утренней работой: замерил уровень воды в трюме и доложил вахтенному офицеру. Потом начался большой завтрак. Какая прелесть этот горячий чай (после я узнал, что пил жидкий кофе), что за чудо — хлеб (куплен в Гамбурге десять дней назад). Жаль только, что масла маловато, зато колбаса свежая (тоже десятидневной давности). Завтрак с камбуза в кубрик понес юнга. Лицо у мальчишки было белое, щеки впалые. Однако на еду он смотреть уже мог, и к релингам его при этом не тянуло. Нет, вы только гляньте на него, палуба качается, а ему хоть бы что, знай себе идет, балансируя кофейником и миской с хлебом. Черт побери, да ведь и сам-то я тоже никаких толчков больше не чую. Во время морской болезни мы обрели «морские ноги». Наши тела отлично приноровились и к килевой, и к бортовой качке «Доры». Да, да, любое ее движение они угадывали на полсекунды раньше и успевали приготовиться к нему.

Только на лампу, что болталась взад-вперед под подволоком, я глядеть пока еще не мог. Однако в ближайшие дни притерпелся и к этому. Теперь, работая на палубе, я с удовольствием смотрел, как топы мачт чертят широкие круги в весеннем небе. Порой ветром натягивало облака с холодным дождем, но вслед за тем снова сияло солнце. Казалось, и старая «Дора» тоже чуяла шпангоутами приход весны. Круто приводясь к ветру, она резво бежала на вест, к Английскому каналу. Движения ее были мягкими и гармоничными. Водяные глыбы так и норовили встряхнуть гордячку, как грушу, но ветер, неутомимо дующий в паруса, подпирал мачты и обращал буйный натиск волн в плавные покачивания. То, что вчера еще казалось мне дьявольской пляской, сегодня виделось быстрым, задорным вальсом, танцем, от которого кровь быстрее пульсирует в жилах.

8

Счастливая звезда капитана Вульфа. Морские байки. Навигация. Гороховое сражение.

Ветер дул неизменно от норд-веста, пытаясь порой зайти на чистый норд. В часы своих вахт капитан и штурман с довольными лицами маршировали по шканцам. «Дора» без всякой лавировки шла прямехонько к Английскому каналу. Фьете рассказывал мне, как в прежних рейсах они неделями лавировали у входа в канал и в самом канале, чтобы выйти в океан против вестового ветра.

— Это все нашего кэптена счастье, — сказал он.

Капитан Вульф считался баловнем судьбы. «Дору» он получил при весьма необычных обстоятельствах. Года три назад она пришла в Вальпараисо. Офицеры и большинство команды заболели желтой лихорадкой и умерли в течение нескольких дней. Остальные матросы покинули зараженный корабль. Почти год «Дора» плавучим гробом стояла на приколе. Одни только крысы справляли на ней свои крысиные свадьбы.

Когда компания выяснила наконец, где находится ее судно (трансатлантического телеграфа тогда еще не было), в Южную Америку послали Вульфа. Он разыскал «Дору» в каком-то портовом закутке. Корабль был в плачевном состоянии.

Наниматься на «Дору» поначалу никто не хотел, но кэптен Вульф сумел все же уговорить нескольких матросов. Они окурили весь корабль, перебили крыс и привели в конце концов «Дору» в более-менее сносное состояние, хотя, если говорить честно, в океан выходить на ней все же было очень рискованно. Вульфу удалось даже найти для нее груз, чилийскую кожу, в Лондон. Не иначе как экспортеры позарились на высокую страховую сумму: в мореходные качества «Доры» никто уже не верил. Одна лишь счастливая звезда капитана Вульфа да его высокое моряцкое мастерство довели «Дору» целой и невредимой до Лондона, а оттуда — с грузом угля — до Гамбурга. Об этом приключении ходило множество рассказов, и Вульф с тех пор приобрел славу счастливчика. Компания уверилась в его навигаторских способностях, а матросы безоглядно шли за ним, веря в его удачу.