Топало, стр. 12
Будущие капитаны
В это время мимо них снова проходил капитан Петров.
— Что такие невеселые? — спросил он. — Никак поссорились?
— Немного, — призналась Зойка. — Товарищ капитан, а девчонок в капитаны берут? — спросила она.
Родька хмыкнул, всем своим видом показывая, что уж он-то бы таких глупых вопросов не стал задавать.
— Берут. Особо настойчивых.
— Я — особо. А можно в рубку заглянуть? Только одним глазком!
— Ну, если одним! Что ж, пойдемте!
Родька поплелся за ними. Опять эта Зойка вперед выскочила!
Они поднялись на самую верхнюю палубу, куда посторонним вход воспрещен. Ребята уже пытались там однажды погулять, но их быстренько оттуда погнали. А сейчас сам капитан шел рядом с ними.
С палубы было видно все вокруг далеко-далеко. На правом берегу — поля, на левом, крутом — леса, а впереди — река, бегущая к горизонту.
Зойка стояла и с восхищением смотрела на эту широту. Она и забыла, что у нее под мышкой тапочки.
Петров открыл дверь рубки и пригласил ребят.
— Будущих капитанов привел, — сказал он седому штурману.
Штурман ничего не ответил. Он вел корабль. И, конечно, не подозревал, что вместе с будущими капитанами в рубку вошел домовой.
Ребята огляделись. Сколько различных приборов! Рычаги какие-то, кнопки.
— А где колесо? — спросила Зойка. — Должно быть колесо!
— Это раньше был штурвал, — объяснил капитан Петров. — А сейчас — пульт управления. Видите кнопочки? Нажмешь на красную — теплоход поплывет вправо, нажмешь на зеленую — влево.
— А если надо остановиться или быстро плыть? — спросила Зойка.
— На это есть рычаги. Вот они, видите.
Седой штурман Иван Васильевич Карпов держал в руках рычаги управления, не вступая в разговор. И вдруг ему показалось за спиной его кто-то стоит и пыхтит у левого уха. Он оглянулся. Пыхтение прекратилось. Штурман потер ухо и решил, что во всем оно виновато: не то слышит. Потом то же самое произошло с правым ухом. Седой штурман потер правое ухо. Что за наваждение?
В это время капитан Петров подвел ребят к карте, на которой были указаны даже самые маленькие пристани.
— Вот и ваши Ключи, — показал капитан.
И тут ему почудилось то же самое, что и штурману. Он тоже оглянулся, никого не увидел и смущенно покашлял.
— Так что скоро будут ваши Ключи, — сказал он и снова почувствовал, что за спиной кто-то есть. — М-да… — Он посмотрел на расписание. — Проплываем мимо них завтра утром в восемь тридцать.
Зойка видела, что капитан вдруг стал рассеянным и вроде все к чему-то прислушивается. Понятно к чему: мало того, что Топало проник в рубку, так он еще и пыхтит. Они с Родькой понимающе переглянулись. Надо было скорее уходить, пока домовой окончательно себя не выдал.
— Большое спасибо, — поблагодарила Зойка.
Капитан Петров пожал им руки, но лицо его было бледнее обычного. А у седого штурмана заболела голова, в висках застучало.
Ребята спустились на палубу.
— Топало, ты зачем с нами пошел? — сердито спросила Зойка. — Кто тебя звал?
— Дожидайся, когда позовут, — проскрипел Топало.
— А здорово капитан побледнел! — рассмеялся Родька, забыв, что совсем недавно он бледнел точно так же, а может быть, даже больше.
— Кому нравится, если у тебя за спиной пыхтят! — вступилась за капитана Зойка.
Федулин подозревает
Родька заметил на палубе родителей. Они явно высматривали сына. Вместе с ними стоял Павел Михайлович Федулин. Он тоже помогал высматривать. И первый увидел.
— Вот они, голубчики!
— Ни за что не догадаетесь, где мы были! — воскликнул Родька.
— И догадываться не будем! — Федулин погрозил пальцем, — Нельзя детям одним бегать по теплоходу!
— Мы не бегали! Мы были в рубке! Нас сам капитан пригласил!
— Интересно! — оживился папа. — В следующий раз возьмите нас с собой.
— Обязательно возьмем! — пообещала Зойка. — Ой, я уже зажарилась! — Она стащила с себя курточку и завернула в нее тапочки.
— Я потому так тепло одета, что утром такой туман был, такой туман! — пояснила она, заметив удивленный взгляд Родькиной мамы. — Ну, я побежала!
— Занятная девочка, — произнес Федулин. — Очень занятная. Не скажете, почему она ходит с тапочками?
— Так надо, значит, — пожал папа плечами.
— Нет, так не надо! — возразил Федулин, отчего-то нервничая, а когда он нервничал, то говорил громко и быстро. — У них, я вам скажу, занятная семейка. Со странностями семейка!
— По-моему, милые люди, — сказала мама.
— Не спорю — не люблю спорить! Возможно, милые, но со странностями!
— Что-то никаких странностей я не замечаю, — сказал папа.
— Это вы не замечаете, а я замечаю, потому что живу напротив!
— Так какие же странности? — спросила мама.
— А чьи это тапочки, большие и дырявые? — спросил Федулин. — И почему девочка с ними ходит? Это разве не странность?
Мама, как и папа, пожала плечами.
— Странно, конечно, — неуверенно сказала она.
— Вот видите — и вы произнесли «странно». Не хотели, а произнесли!
— Дались вам эти тапочки, — зевнул папа.
— И не только тапочки… — Федулину хотелось поведать о многих странностях, которые он замечал в каюте номер сто два, но ничего определенного сказать не мог. То ему слышались какие-то непонятные шаги (выглянет из каюты — никого нет), то некий скрипучий голос. Что-то все ему слышится, слышится… А что — непонятно.
Родька внимательно слушал разговор. Неужели Федулин подозревает? Хотя представить, что в каюте напротив едет домовой, он уж никак не может.
Так ничего и не объяснив толком, Федулин ушел расстроенный.
— Я не приду к завтраку! — предупредил он. — Аппетита нет.
— Давайте и мы будем пить в каюте чай, — предложил Родька. — Папа говорит, много есть вредно, растолстеем за восемнадцать суток.
Папе ничего не оставалось, как поддержать Родьку. Мама сказала, что все зависит от нервной системы — кто толстый, кто тонкий. Если папа не будет есть даже целыми днями, то все равно не похудеет, потому что он совершенно спокойно ко всему относится, а она, сколько бы ни ела, все равно толстой не будет, потому что любая мелочь на нее действует.
— А я? — спросил Родька. — Буду толстый или тонкий?
— Ты весь в меня! — вздохнула мама.
Теплоход плыл по Волге к Каспийскому морю, а они сидели в каюте и пили чай. Папа при этом читал книгу «Пейзаж будущего». Он и в отпуске не забывал, что должен написать статью «Человек — преобразователь природы».
— Что-то нам Павел Михайлович такое загадочное хотел сообщить, но так и не сообщил, — сказала мама. — Некую тайну дырявых тапочек.
— Я знаю эту тайну, но не скажу! — заявил Родька.
— Может быть, она украла эти тапочки? — в шутку спросила мама.
— Зачем ей красть, да еще дырявые! — засмеялся Родька. — А вам не пришло в голову, что они едут не вдвоем, а втроем?
— Что не пришло, то не пришло, — сказал папа, не отрываясь от книги. — И кто же третий?
— Это и есть тайна!
— Наверное, какой-нибудь преступник, и они его прячут в каюте, — сказала мама.
— Смеетесь! А его и прятать не надо. Он — невидимый!
— Это не тот ли самый домовой, с которым ты познакомился? — спросил папа.
— Тот самый!
Родька понял, что опять проболтался. Ни слова больше от него не добьются.
А родители и не собирались донимать его расспросами. Детская психология им была понятна: дети выдумывают разные истории и в них верят. Им, взрослым, в детские игры уже не играть. А иногда хотелось бы вот так же, как Родька, поверить, что на теплоходе едет невидимка. Папа даже вздохнул. Да и маме что-то взгрустнулось.