Четверо в тельняшках, стр. 10

С пароходов летели запахи самых дальних стран, но па-па, мама и Шурка увидели «Медузу» и смотрели только на неё.

Она стояла в дальнем конце причалов. Она пришвартовалась в тихом закоулке, и мелкая зыбь шлёпала в её просмолённые борта. На тонких мачтах паруса были свёрнуты, сходни опущены, ни один человек на палубе не показывался, корабль словно дремал.

А Яша Капитан вдруг начал покашливать, покрякивать и выговаривать звук «о».

— О-о, — тянул он, как певец перед выходом на сцену. — О-о! О-о-о! О-о-о-о!

Сначала «о» получалось негромкое, сиплое, потом погромче, а под конец совсем отчётливое.

— У Яши снова прорезывается капитанский голос, — шепнула мама. — Сейчас крикнет — и нас выбегут встречать матросы.

Но Капитан кричать не стал, он взглянул на ручные часы:

— Экипаж завтракает!

— Булябезом? — спросил Шурка.

— Нет, обыкновенным киселём да кашей. А вас попрошу вот о чём… Вы тут минутку постойте, а я поднимусь на корабль, приготовлю экипаж к встрече почётных гостей.

— Ну что ты, Яша! — взволновался папа. — Какие мы почётные гости? Лучше как-нибудь так, потихоньку пройти на корабль…

— Теперь я тебе не Яша, теперь я тебе корабельное начальство! Стой, не возражай, жди моих дальнейших распоряжений! — сказал Яша таким голосом, что не только папа, но и мама возражать не посмела.

Яшин голос был ещё не очень громок, но звучал он уже совсем по-капитански.

— Ждите здесь, да подтянитесь! — повторил Капитан и направился к «Медузе».

По пути он поклонился дряхлым старичкам и маленьким ребятишкам, которые сидели на причальных тумбах и на ступеньках набережной. Старички кутались в чёрные матросские бушлаты, делали вид, что приглядывают за внучатами-карапузиками, но на самом деле смотрели во все глаза на корабль.

Смотрели, вспоминали свою матросскую молодость и немножко грустно улыбались Капитану.

Капитан ступил на трап, доски трапа прогнулись и загудели.

Шурка глянул на макушки мачт: не дрогнут ли?

Мачты не дрогнули, «Медуза» могла принять и сотню таких тяжеловесов, как Яша.

А тот поднялся на капитанский мостик, вынул серебряный свисток-дудку, пронзительно засвистел.

И тотчас из люков, из дверей, из корабельных надстроек посыпались мальчишки, мальчишки, мальчишки, мальчишки!..

Мальчишки в тельняшках, мальчишки в морских брюках!

— Капитан вернулся! Капитан! — загалдели они.

— Смирно! Поднять вымпел! — отчеканил Капитан. Над грот-мачтой взвился вымпел.

— Салют в честь гостей! — приказал Капитан.

Три медные пушки бабахнули с борта настоящим холостым залпом. Три — потому что гостей было трое.

— Прошу на борт! — махнул Капитан гостям и придирчиво окинул их взглядом: подтянулись ли?

Гости подтянулись.

Папа обнял покрепче глобус, все трое поправили колпаки и взошли на палубу морской походочкой.

Капитан одобрительно кивнул, а мальчишки зашептались:

— У нас на борту китобои! Бывалые, учёные… Смотрите, у них глобус.

«Китобои» отдали честь матросам и чинно поднялись на мостик.

— Отчаливаем? — спросил Капитан. — Отчаливаем! — сказал папа.

Капитан глянул на перистые облака, предупредил:

— Но ветерок нынче с посвистом, как бы нас не качнуло.

— Чепуха! Выстоим! — заявила мама.

И Шурка повторил:

— Чепуха!

Кто-кто, а он-то готов был отправиться в самую страшную бурю.

Тут Капитан расправил усы, в глазах у него запрыгали весёлые точечки. Он наклонился к папе и шепотком, так, чтобы мама не услышала, сказал:

— Может, примешь командование кораблём, а?

Шурка навострил уши, закивал, заморгал папе:

— Давай, мол, давай, соглашайся!

Но папа вдруг затоптался, покраснел и ответил:

— Благодарю, Яша… То есть благодарю, Капитан! Лучше командуй ты, а я стану отмечать наш путь карандашиком на глобусе.

— Ух, зря мы тренировались, что ли! — возмутился Шурка и только хотел напроситься в капитаны сам, как Яша подал такую оглушительную команду, что у Шурки в ушах звякнуло.

Капитанский голос вернулся к Яше полностью.

— Поднять фор-стеньга-стаксель! — грянуло над кораблём.

— Что это такое? — раскрыл рот Шурка. — Я таких слов от папы и не слыхивал!

— Поставить бом-кливер, грот-марсель и фок! — словно взорвалось и пошло греметь на капитанском мостике.

«Мамочки, как же это мальчишки-матросы не путаются?» — совсем опешил Шурка, а непонятные команды всё гремели и гремели, и мальчишки их понимали.

Они, как шустрые белки, взлетали по верёвочным лестницам вверх, бегали под самым небом по реям-перекладинам, ловко распускали полотняные паруса.

Корабль ожил, стал медленно разворачиваться.

— И нас возьмите! — нестройно закричали с набережной старички — бывшие матросы.

— И нас прокатите! — зашумели внучата-карапузики. Капитан широко развёл руками: извините, мол, не могу!

Одни из вас очень старенькие, другие маленькие, брать таких пассажиров на борт не разрешается.

— Охо-хо, — вздыхали печальные старички. — Где ты, наша буйная молодость?

— Оё-ёй, — говорили внучата. — Уж скорей бы немножко состариться, что ли…

А красавица «Медуза», огромными лепестками выгнув паруса и чуть накренив мачты, стремительно шла догонять убегающий горизонт.

Глава тринадцатая

КРАХ! КОНФУЗ! ПОРАЖЕНИЕ!

Свежий ветерок посвистывал в канатах-снастях. Над мачтами летело солнце. За кормой кружились чайки.

Ошалелые от счастья папа, мама и Шурка грянули песню:

Капитан захохотал:

— Ну, насчёт китобоев вы, братцы, перестарались! Наш клипер китов не добывает, он ходит за морской капустой. А что касается погоды, так это верно. Нас начинает изрядно покачивать.

Палуба и на самом деле ходила ходуном. Она то вставала на дыбы, то уходила из-под ног отвесной горою.

— Не дрогнем! — опять начала храбриться мама и даже попробовала протереть парусом забрызганные очки.

— Нам хоть бы хны! — крикнул Шурка и кулаком вытер нос.

А папа сказал:

— Мы уже в мировом океане, пора отметить наше местонахождение на глобусе.

Но едва папа вынул карандаш, как «Медуза» опять накренилась, глобус выскользнул из папиных рук и, словно мяч, поскакал по капитанскому мостику. Потом запрыгал по лестнице, потом по мокрой палубе — и подкатился к раскрытому люку.

Папа кинулся за глобусом, мама — за папой, Шурка — следом.

Капитан ничего этого не заметил, он смотрел вперёд.

А глобус подпрыгнул, перескочил высокий порог и полетел в корабельный трюм.

Папа хотел ухватить глобус за подставку, мама поймала папу за ногу, Шурка вцепился в мамино платье, но все не удержались и полетели вслед за глобусом.

Хорошо, что на дне трюма лежала мягкая, как мочало, морская капуста, а то бы все трое сломали себе шеи. Но врезались в капусту всё-таки глубоко, а когда выпутались, обнаружили вокруг себя темноту. Лишь высоко над головами светился квадратный люк.

Шурка помазал слюнями ободранное колено, сказал:

— Ого! Мы словно в животе у кашалота!

Мама пошарила вокруг, спросила:

— Где мои очки?

Папа лазил в темноте по капусте, искал мамины очки и помалкивал. Он один был во всём виноват и очень хорошо это понимал.

Спустя минуту он осмелился и заговорил:

— Вот если бы в моей трубке был табак, а в кармане — спички, мы бы сразу отсюда выбрались. Здесь валяется какой-то ящик, мы бы сели на него, я бы поднакурил, как тогда в комнате, и нас бы вынесло наверх.