Приют, стр. 85
Малыш, то есть Шмель, в знак согласия закивал.
– Сегодня мы будем готовить корейское национальное блюдо. Ты знаешь, что любят корейцы?
– Ы-ы-ы!
– Правильно, собак. Прежде всего собаку подвешивают за задние лапы. Затем ее бьют палкой. Знаешь, зачем?
– Ы!
– Чтобы все тело напиталось кровью. Мясо становится нежным и сочным.
Шмель потер культей руки нос и чихнул. Почти как собака.
– Потом тело собаки протыкается в нескольких местах палкой. Палка должна быть с тупым концом, чтобы дырки были большие и стекла вся лишняя кровь.
Он закрутился от нетерпения.
– И только после этого с собаки сдирается шкура. Только помни самое главное правило. – Она подошла вплотную к мужчине и с печалью в голосе сказала: – Собака должна быть жива как можно дольше. Иначе мясо будет невкусным. Ты поможешь мне, Малыш?
Она приблизила свое лицо к нему и – о Всевышний!!! – поцеловала его!
– Ты просто прелесть.
Шмель зажмурил глаза от удовольствия. Она стала крутить лебедку. Вскоре тело Шмеля медленно покачивалось в воздухе, напоминая большую рыбу, которую рыбаки подвесили к мачте. Она запела.
Шмель радостно заворчал. Господи, как ему нравился Ее голос! Стальной браслет до мяса разрезал кожу на щиколотке, и он непроизвольно застонал. Она гневно взглянула не него, и он сразу замолчал. Она медленно раздела его, продолжая напевать грустный мотив. Вскоре на Шмеле ничего не было. Полюбовавшись на подвешенное тело, Она куда-то ушла.
И вернулась с длинной палкой.
87
Дина пришла вечером. Из-за отсутствия одного каблука ее ноги постоянно подворачивались и разъезжались в стороны.
– Завтра у тебя будет свидание, – после долгого молчания сказала она Ярику. – Подготовься. Надеюсь, ты будешь благодарен мне, – заключила она. Грустно улыбнулась и послала Ярику воздушный поцелуй.
Если бы Ярик знал, о каком свидании идет речь!
На Дине была надета какая-то нелепая старомодная шляпка с пучком облезлых перьев, утомленное лицо покрыто густым слоем косметики. Заляпанное подсохшей пищей платье и порванные колготки довершали эту безумную картину.
– Ты готов? – прошелестел в густом воздухе ее голос.
Ярик с трудом отодрал голову от прокисшей подушки.
Послышался какой-то шум, шорох, окрик Дины. Затем все стихло.
– Ну же. Молодой человек! – строго проговорила Дина.
Он поднялся на колени и посмотрел. Сначала он ничего не разобрал – света и так было мало, да и зрение у него заметно ухудшилось. Впереди стоит Дина. Возле ног кто-то копошится. Шмель? Только зачем она накинула на него плед? Пока он силился разглядеть, кто это, существо пискнуло. Дина открыла клетку и впустила кого-то внутрь.
– Оставлю вас. Вы ведь так долго не виделись. – Дина повесила замок и спросила: – Если хочешь, я принесу бутылку вина и свечи. Интимный ужин и все такое. Я не шучу.
Сквозь решетку она протянула руку и сдернула плед, открывая на обозрение существо. Ярик молча смотрел. Кричать сил не было. Он просто смотрел, шмыгая носом и моргая, будто ему в глаз попала соринка.
Это была Рута… и не Рута.
– Ну так как? Насчет вина? – спросила Дина. – Правда, тебе придется самому подносить ей бокал… Не хочешь?
Не дождавшись ответа, она сказала:
– Если что, позови меня, – и направилась к выходу.
Ярик протянул вперед руки к Руте и тут же отдернул их, словно испугавшись, что она исчезнет в следующую секунду.
– Ру… Рута… – еле слышно прошептал она. Из его глаз хлынули слезы.
Вползшее существо подняло голову, и Ярик отшатнулся, прикусив губу до крови. Руки и ноги девушки заканчивались кровоточащими культями. Руки обрублены по локти, ноги – по колени. Неровные швы сочились кровью, и под культями быстро образовались лужицы. Некогда прекрасные, пышные огненно-рыжие волосы превратились в седую паутину, как у дряхлой старухи. Лицо высохло и сморщилось, как гнилое яблоко. Рута легла на бок, издав тихий стон.
Ярик, рыдая, обхватил ее руками.
– Рута, – повторял он как безумный. – Боже… Рута…
– Не могу. Стоять. Больно, – прошептала она.
Ярик с ужасом смотрел на лежащее существо.
– Не смотри. На меня. – Голос чужой, как на пленке, которую прокручивают в замедленном режиме воспроизведения. Ярик прижался к ее телу и плакал, как ребенок. Только через час Рута заговорила. Медленно, слово за словом, будто заново обучаясь речи, она поведала Ярику свою историю.
88
Не ходи туда!
Эта неожиданная мысль пришла в голову Руте, когда она уже открыла дверь в комнату Бабули и отступать было поздно. Она только заберет свой паспорт и пулей вылетит отсюда. Много позже она была вынуждена признать, что это была самая мудрая и здравая мысль, которая пришла ей в голову за последнее время, но тогда ею владело только одно желание: побыстрее забрать из этого жуткого домика свои вещи и убраться куда угодно.
К тому времени небо заволокло пеленой туч, отчего в комнате стало темно и совсем неуютно. Бабуля лежала на своей кровати, положив свои большие, почти как у мужчины, желтые руки поверх одеяла. Рута не видела ее лица, и это ей не нравилось. Сползший грязный чепчик почти полностью закрыл лицо старухи, создавая неприятное впечатление, будто Бабуля исподтишка наблюдает за ней.
Паспорт одиноко лежал на крохотной тумбочке. Рута убрала его в карман и уже хотела выйти, как вдруг вспомнила про записку Ярика, о которой говорила Дина: «Записка от Ярика… она на комоде…»
Комод стоял возле окна, но, чтобы до него добраться, нужно было обойти справа кровать Бабули.
Затаив дыхание, девушка на цыпочках проскользнула к окну. По пути она коснулась коленом края выбившейся из-под матраса простыни, и, несмотря на то что она была в джинсах, по лицу ее пробежала тень отвращения. В следующую секунду отвращение сменилось разочарованием – на комоде ничего не было. Нет, там, конечно, лежали разные таблетки, чашка с какой-то мутной дрянью и марлевые тампоны в коричневых разводах, но никакой записки.
Сзади послышался вздох. И после этого – режущий слух скрип пружин. Ноги сразу стали ватными, девушка боялась обернуться, от самой мысли, что она может увидеть, ее охватывал нечеловеческий страх. Но она все-таки обернулась.
Бабуля сидела в кровати. Правой рукой она поправила перекосившийся чепчик и с тупым любопытством уставилась на Руту. Затем ее темное сморщенное лицо будто смялось – лишь через некоторое время Рута поняла, что Бабуля так улыбнулась.
Это сон. Это все мне снится, в трансе думала девушка. Она бесцельно топталась на месте, пока не вспомнила о бритве в заднем кармане. Рута незаметно достала ее и, раскрыв, держала руку так, чтобы Бабуля не смогла ее увидеть. После чего стала продвигаться к двери.
– Доченька, куда же ты, – без каких-либо вопросительных интонаций прокряхтела старуха, и Рута с ужасом увидела, что она пытается встать с кровати.
– Я… я не ваша дочь, – пискнула ошарашенная Рута. Она словно очнулась. Опрометью метнулась к двери, но Бабуля с невероятным для ее возраста проворством схватила прислоненный к стене костыль и швырнула его под ноги девушке. Костыль попал в коленную чашечку Руты, и, запутавшись в ногах, девушка рухнула на пол. Раскрытая к тому времени бритва захлопнулась и до кости разрезала ей безымянный палец. Она вскрикнула.
– Не плачь, – сказала Бабуля. Она легко скинула с себя заскорузлое от мочи одеяло и спустила на пол ноги, покрытые уродливыми гроздьями варикозных вен. В окно настойчиво забарабанили первые капли дождя.
Наконец Руте удалось подняться на колени (нога, по которой попал костыль, сильно болела), и девушка, пачкаясь в собственной крови, снова открыла бритву.
– Иди сюда, – каркающим голосом предложила Бабуля и вдруг прыгнула на Руту. Она упала на девушку сверху, придавив ее к полу и обдавая ужасной вонью – смесью запаха старого тела, застоялых испражнений и гниющих зубов. Она неуклюже елозила на девушке, жадно шаря руками по ее телу. Рута закричала, громко, насколько позволяли ее сдавленные легкие. С превеликим трудом ей удалось высвободить руку с бритвой.