Приют, стр. 46

«Втереться. Вмолоться. Ширнуться. Что угодно, Господи, хоть какой-нибудь дряни, чтобы на время успокоить эту кошмарную пытку…»

Митрич чувствовал, что вокруг него незнакомая обстановка, но это не особо его волновало. Он знал одно – раз он в каком-то доме, то в каждом доме, по его твердому убеждению, должна быть аптечка. С трудом переставляя ноги, он вышел из комнаты. Перед глазами все плыло, будто он находился под водой без маски, в висках ухали огромные молоты.

Впереди ступеньки. Черт, их много! Скрежеща зубами, юноша начал спускаться вниз, но на последней ступеньке споткнулся и упал на пол. Первая комната пуста. Вторая… Митрич оглядел налитыми кровью глазами крохотное помещение, и интуиция подсказала ему, что здесь искать нечего. Он оказался на кухне. В глаза сразу бросился малюсенький ящичек над раковиной, и Митрич потащился к нему.

Ящик имел два отделения. В верхнем находились мыло, тряпки, щетка и прочая ерунда. А во втором…

Глаза Митрича сверкнули победным блеском – ноздри моментально уловили специфический запах лекарств. Он выгреб все, что там было, и склонился над кучей рассыпавшихся медикаментов, как коршун над добычей.

Так… Амнопом, дарвон, псилоцибин… Неплохо, но нужно что-то покрепче. Взгляд выхватил упаковку каких-то ампул.

Вот! Мескалин! Митрич издал хрюкающий звук. Это, конечно, не бог весть что, но… Тут же исцарапанные пальцы нащупали пятикубовый шприц в упаковке. Зубами он сорвал упаковку. Тускло блеснул никелированный ободок.

Отломил кончик ампулы, порезавшись при этом. Выгнал из шприца воздух. Поверхность токсина доползла до предела, на острие иглы надуваясь, стали лопаться гроздья пузырьков. Боль на мгновение затихает, словно предоставляя Митричу небольшую отсрочку. Он наживил иглу, перетянул полотенцем руку, подкачал вены кровью. Обе руки синюшные, с уродливыми желто-фиолетовыми разводами, обсыпанные зловещими точками, как рельефная карта ада. Ноль реакции. Вены не работают, затромбированы. Сожжены, изрешечены, как старое сито.

Митрич посмотрел в обшарпанное зеркало. Взгляд упал на бьющуюся голубую прожилку на виске. Трясущейся рукой он подкачал кровь. Набрал шприц. Контроль. Не получается. Игла сгибается дугой. Левее, правее… Нет контроля. Игла двоится, троится, временами становясь плоской… Третья дырка, боли не чувствуется. Лицо уже опухло, по виску потекла струйка крови. Руки стали липкими, но зато уже не дрожат. Наконец игла вошла в нужное место как в масло. За окном послышался детский голос. Это еще кто?

И вот он, долгожданный приход. Ноги оцепенели, миллионная стая мурашек понеслась от икр к коленям, бедрам, выше… Дыхание оборвалось, все тело сжали крепкие жаркие объятия. Все вокруг замерло и затихло пугающей пустотой. Митрич медленно сполз на пол, смахнув со стола шприц и пузырьки с лекарствами.

40

– Я могу уйти в лес? – вежливый, почти нежный голос.

Рута посмотрела на мальчишку. Затем перевела взгляд на карабин, который был прислонен к столу у беседки. Олег выжидательно смотрел на нее, и Рута невольно поймала себя на мысли, что у этого мальчика совершенно взрослый взгляд. Большие черные глаза смотрели настороженно и недоверчиво, словно говорили: «Да, я все понимаю, тебя попросили за мной присматривать, но позволь мне тоже заниматься тем, чем я хочу…»

– Будь поблизости, Олег, – сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал строго.

Мальчуган со снисходительным видом кивнул и отправился в сарай. Через минуту он появился, держа в руках лук, на голове неизменная панамка. С видом бывалого охотника он неторопливо прошествовал в чащу. Рута подумала о том, что поведение этого мальчика, да и он сам кажутся ей странными. Она не сразу смогла объяснить себе причину и лишь впоследствии поняла – он никак не тянул на мальчика, выросшего в деревне.

В свое время она тоже жила в сельской местности и видела деревенских детей – загорелые, стройные, одеты просто (на некоторых мальчишках были только выгоревшие на солнце шорты), неугомонные, они, казалось, были полны неистощимым запасом энергии. Одежда же Олега была чисто городской, и его манера себя вести никак не вязалась с деревенским образом жизни. Он напоминал ей сонного сурка. Впрочем (Рута вспомнила, с каким выражением лица он пытался ткнуть стрелой в бесчувственного Митрича), этот сурок в нужный момент вполне может превратиться в разъяренную гюрзу.

Девушка вздохнула и посмотрела на часы. Ярик с Диной ушли полчаса назад, и она начала беспокоиться. Что, если эта женщина что-то задумала? Дина ведь живет здесь и знает каждый куст; она же и Ярик совершенно беспомощны в этих лесах. Рассеянно полистав очередной «Огонек», она взяла карту и от нечего делать стала ее рассматривать. Неожиданно из дома раздался какой-то шум. Вздрогнув, Рута отложила карту и, схватив карабин, бросилась внутрь.

Ее слух сразу уловил какие-то хрипящие звуки, доносящиеся из кухни. Она открыла дверь, и ее взору предстал полуголый Митрич. Он извивался на полу, елозя по осколкам разбитого шприца, и что-то шипел. Глаза его вылезли настолько, что были похожи на два целлулоидных шарика, оплетенных кровавыми прожилками. На столе в беспорядке валялись лекарства, и девушка все поняла. Ее первой мыслью было запереть дверь и ждать возвращения Ярика, но она колебалась. Что, если он умрет?

В это мгновение Митрич метнулся к ней, и, обхватив лодыжку, попытался впиться в нее зубами. Взвизгнув, Рута размахнулась и не глядя ударила прикладом. Тело Митрича обмякло, он разжал руки и без движения распластался на полу.

41

«Пятерка» медленно погружалась в темную вязкую жижу. Ярик попытался открыть дверь. Щелкнул замок, дверца чуть приоткрылась, и все. В образовавшуюся щель тут же с хлюпаньем потекла каша из грязи и водорослей. Оставалось одно – окно. Он вдохнул побольше воздуха и, извиваясь ужом, стал выбираться из салона погружающейся в болото машины. Когда он оказался снаружи, автомобиль почти наполовину погрузился в трясину, задние колеса приподнялись, словно машина собиралась совершить кувырок.

Дина ловко выбралась на сухое место и стояла, отряхиваясь. Лицо ее ничего не выражало, лишь что-то похожее на удивление отразилось на нем, когда женщина увидела, что Ярику удалось выбраться из машины.

– По… – В рот попала зловонная жижа, и Ярик закашлялся. – Помоги, Дина!

Поджав губы, женщина молча наблюдала за ним. Ярик отчаянно забарахтался, чувствуя, что волна жуткой, смрадной субстанции снова накрывает его. Глаза юноши широко раскрылись.

– Дина, пожалуйста… – булькнул он, с ужасом понимая, что его неуклонно тянет вниз. Ноги и руки стали тяжелее в десятки раз, к каждой конечности словно привязали по мешку с камнями.

– Откуда вы знаете, что это мое имя? – раздался в тишине голос женщины.

– Чт… помоги!!! – Ярик снова хлебнул болотной жижи.

Вдруг на лице Дины что-то промелькнуло. Какая-то мимолетная тень, но выражение ее глаз изменилось. Оглядевшись, она подняла с земли большую суковатую палку и, присев, протянула ее Ярику.

С неимоверным трудом юноше удалось высвободить одну руку и ухватиться за конец палки. Дина стала медленно тянуть палку на себя. Казалось, прошла целая вечность, когда Ярик смог схватиться за палку второй рукой. На руках женщины толстыми веревками вздулись жилы, лицо побагровело. Медленно, сантиметр за сантиметром Ярик выбирался на поверхность. Наконец жалкий, перепуганный насмерть, трясясь от холода, он выкарабкался на скользкий от ила берег.

Дина отошла на пару шагов назад, сжимая в руках палку.

– Ты знала, что здесь болото, – отплевываясь, устало выговорил Ярик. Он все еще не мог оправиться от шока. Сердце выпрыгивало из груди, голова кружилась. Пистолет выпал во время барахтанья, и он понял, что теперь совершенно беззащитен перед Диной. И все же она сама вытащила его…

– В общем, да, – после некоторой паузы ответила женщина. Она посмотрела на палку в своих руках и, нахмурив брови, отбросила ее в сторону. – Теперь видите, что никакого костра не нужно? – спросила она, показывая рукой на почти скрывшийся под мутной водой автомобиль. Вскоре он полностью исчез в трясине, и на темной поверхности осталась лишь гроздь грязноватых пузырей.