Идору, стр. 8

Блондинка что-то пробормотала во сне. Если это называется сном.

Кья взяла очки, надела их, даванула большую красную кнопку.

– И на хрен отсюда.

Так оно и было.

Она сидела на краю своей кровати и смотрела на постер «Ло Рез Скайлайн». Пока Ло не обратил на нее внимание. Он провел пальцем по своим недорослым усикам и ухмыльнулся.

– Привет, Кья.

– Привет.

Приходилось говорить почти беззвучно, чтобы вокруг не слышали, но она давно уже так умела.

– Что нового, сестричка?

– Я в самолете. Лечу в Японию.

– В Японию? Круто. Слышала наш Будокановый диск? [10]

– Знаешь, Ло, мне чего-то не хочется сейчас разговаривать.

А тем более – с виртуальным персонажем, пусть и самым милейшим.

– Как знаешь.

Ло сверкнул своей кошачьей ухмылочкой и застыл, снова стал фотографией. Кья окинула комнату взглядом и ощутила укол разочарования. Все было вроде и так, и как-то не так, не нужно было использовать эти фрактальные пакеты, которые все малость поганят, вот и в углах вроде как пыль, и вокруг выключателя какие-то потеки. Сона Роса, так та от этих штук вообще беленится. В нормальной обстановке Кья любила, чтобы конструкт был чистехонький, чище, чем сама комната после большой приборки, и теперь ей остро захотелось домой, к качественной картинке.

Движением пальцев она направила себя в гостиную, с лету проскочив мимо, считается, двери в материнскую спальню. Дверь была едва намечена, а за ней, внутри, не было никакого «внутри», интерьера. Гостиная тоже была так себе, приблизительная, мебель в ней Кья прямо скинула из старой, до «Сэндбендерса», системы «Плеймобил». В стеклянном кофейном столике (это ж во сколько лет я его сделала? В девять, вот во сколько) ходили кругами хило оцифрованные золотые рыбки. Деревья за окном были еще старее: коричневые, идеально цилиндрические стволы с ядовито зелеными ватными комьями непроработанной листвы. Если посмотреть на них подольше, там, за окном, появится Мумфалумфагус и захочет поиграть, поэтому она поспешила отвести глаза.

Кья пристроила себя на плеймобилскую кушетку и окинула взглядом программы, разбросанные по кофейному столику. Софтвер системы «Сэндбендерс» выглядел как брезентовый мешок для воды, из тех, какими пользовались когда-то в армии (вот где лишний раз пригодился любимый ее справочник «На что похожи вещи»). Потертый бурдюк выглядел на редкость натурально, с крошечными бисеринками воды, проступающими сквозь плотную ткань. Если приблизиться совсем вплотную, оказывалось, что в этих капельках отражаются самые разные вещи: участок микросхемы, напоминающий то ли вышивку бисером, то ли шкурку на горле ящерицы, длинный, пустынный пляж под серым, пасмурным небом, горы под дождем, вода ручья, бегущего по разноцветной гальке. Хорошая фирма «Сэндбендерс», самый топ. На запотевшем брезенте чуть проступала надпись: СЭНДБЕНДЕРС, ОРЕГОН, словно выгоревшая под жарким пустынным солнцем. СИСТЕМА 5.9. (У Кья были все апгрейды, вплоть до 6.3. Народ говорил, что в 6.4 полно багов.)

Рядом с бурдюком лежало ее школьное хозяйство: канцелярская папка, сильно поеденная нарочно наведенной цифровой плесенью. Нужно переформатировать, напомнила себе Кья. Стыдно же являться с таким в новую школу, детство какое-то.

Записи «Ло/Рез», альбомы, сборники и бутлеги имели вид оригинальных дисков. Все они были навалены, вроде как небрежно, рядом с архивом. Архив этот Кья собирала с того самого времени, как ее приняли в Сиэтлское отделение, и выглядел он, благодаря потрясающему обмену с одним шведским фэном, как жестяная, ярко литографированная коробка для завтрака. Сильная вещь. Кья прямо тащилась от плоской прямоугольной крышки, с которой глупо пялились мутноглазые и какие-то ошалелые, словно пыльным мешком стукнутые, Ло и Рез. Этот швед, он сканировал пять раскрашенных поверхностей с оригинала и навел их на пространственный каркас. Оригинал был вроде непальский и уж точно нелицензированный.

Сона Роса все хотела махнуться, но ничего толком не предлагала, разве что комплект не совсем приличных рекламных роликов к их пятому выступлению в Мексиканском Куполе, но ролики эти были не такие уж слишком неприличные, да и вообще скучные, так что Кья отказывалась. Другое бы дело документальный фильм, сделанный – вроде бы сделанный – одним из филиалов «Глобо» во время их бразильского турне. Вот это бы Кья хотела, а ведь Мехико, он в той же стороне, что и Бразилия.

Она пробежала пальцем по корешкам дисков (рука контурами, на кончике пальца – дрожащее пятнышко, вроде капельки ртути) и снова задумалась о Слухе. Слухи и раньше бывали, и сейчас есть, и всегда они, слухи, будут. Был, скажем, слух про Ло и эту датскую модель, что они думают пожениться, и слух этот вполне мог быть верным, хотя свадьба так и не состоялась – ну думали, а потом передумали. И про Реза тоже всегда ходили слухи, что он то с той, то с этой. Но это ж всегда были люди. И датская модель, она тоже человек – засранка, конечно же, но все равно человек. А этот Слух – он совсем другое дело.

Какое? А для того она и летела в Токио – чтобы выяснить наконец какое.

Она выбрала «Ло Рез Скайлайн».

Виртуальная Венеция, присланная ей отцом на тринадцатилетие, выглядела, как древняя, пыльная книга, коричневая кожа переплета кое-где протерлась и стала похожей на замшу – цифровой аналог обработки джинсов в стиральной машине, набитой мячиками для гольфа. Рядом с книгой лежала серая, безликая папка с копиями свидетельства о разводе и соглашением о передаче Кья под опеку матери.

Она пододвинула Венецию к себе и раскрыла. Рыбка дернулась и на мгновение вспыхнула – прошел запуск подпрограммы.

Разархивированная Венеция.

Пьяцца в зимнем монохроме, фасады текстурированы под мрамор, порфир, шлифованный гранит, яшму, алебастр (вкусные названия минералов прокручиваются при желании в периферийном, на самом краю поля зрения, меню). Город крылатых львов и золотых коней. В недвижный час серого, нескончаемого рассвета.

Можно навестить его в одиночку, а можно с Мьюзик-мастером.

Отец – он звонил из Сингапура, поздравлял ее с днем рождения – сказал тогда, что Гитлер при своем первом и единственном посещении города смылся от сопровождения, чтобы побродить по этим улицам одному, в эти же самые предрассветные часы, совсем, наверное, спсихевший, и не ходил он, а трусил, такой собачьей трусцой.

Кья если и знала что-то про Гитлера, то исключительно из каких-то там упоминаний в песнях, но она вполне его понимала. Подняв посеребренный палец, она пронеслась над каменными плитами Пьяццы и бросила себя в головоломный лабиринт воды и мостов, арок и стен.

Она пребывала в полном неведении, что такое этот город, к чему он и зачем, но чувствовала, что он идеально подходит к месту, им занимаемому, эти камни и эта вода, они точно, без малейшего просвета, складывались в единое таинственное целое.

Самый балдежный шмат софтвера, какой вообще бывает, и тут же пошли вступительные аккорды «Позитронного предчувствия».

5. Узловые точки

– Клинтон Эмори Холлиан, двадцать пять лет, парикмахер, специалист по суси, музыкальный журналист, статист в порнофильмах, надежный поставщик запрещенных зародышевых тканей троим более эндоморфным [11] членам группы «Дьюкс оф Ньюк'Ем», [12] чья песня «Дитя войны в Заливе» стояла восемнадцатой в чарте «Биллборда», поминутно крутилась на «Аи лав Америка» и успела уже вызвать ряд дипломатических протестов со стороны исламских государств.

На лице Кэти Торранс появилось нечто вроде удовлетворения.

– Так что там с этими зародышевыми тканями?

– В общем-то, – сказал Лэйни, кладя очки рядом с компьютером, – мне кажется, что это может быть самым сильным моментом.

– Почему?

– Культуры непременно должны быть иракскими. Мужики особо на этом настаивают. Не хотят себе вкалывать ничего другого.