Идору, стр. 21

– Так вы посмотрите, пожалуйста, – сказал Ямадзаки и отключился.

Виртуальная камера сделала наплыв на один из шипов собачьего ошейника, и он превратился в огромную стальную пирамиду. На сверкающей треугольной грани, по которой плыли отражения облаков, медленно проступило стандартное предупреждение из Всеобщего соглашения об авторских правах.

Вскоре стало ясно, что фильм попросту слеплен из огрызков рекламного материала групп, и Лэйни со спокойной совестью пошел в ванную разбираться с загадочной японской техникой.

Почистив зубы и приняв душ за шесть рекордных минут, он вернулся к экрану, на котором продолжали мелькать кадры все того же вроде бы фильма. Все это было похоже на какие-то художественные выкрутасы, Лэйни видел такие штуки не раз и не два, но никогда в них особенно не вникал. Надевая белый махровый халат с меткой гостиницы, он решил, что сегодня нужно смотреть повнимательнее, а то ведь Ямадзаки может устроить экзамен, с него станется.

Ну и для чего, спрашивается, люди такое делают? Ни последовательного повествования, ни хоть бы признаков какой-то разумной структуры, некоторые эпизоды повторяются чуть не по десять раз, то на одной, то на другой скорости…

В Лос-Анджелесе были целые бесплатные каналы, посвященные подобным штукам, и домодельные ток-шоу с самозваными ведьмочками, восседающими в чем мать родила перед огромными изображениями своих богинь, ими же и измалеванными где-нибудь в гараже. Но там-то все это хоть смотреть можно. Судя по всему, замысел этой лапши из эпизодов состоял в сознательном нарушении всех законов построения кадра – нечто вроде хождения по водам, простейшее, многократно повторяемое действие, временно создающее иллюзию равенства с подлежащей основой. Но для Лэйни, проведшего сотни, тысячи часов в глубинных пучинах океанов информации, для которых все масс-медиа – наносная пена, подобные экзерсисы выглядели до крайности убого. И до ломоты в скулах – скучно, хотя, надо думать, скука здесь тоже ставилась на службу общему замыслу – еще одно нарушение общепринятых правил.

А с чего бы иначе кто-то стал подбирать и склеивать все эти кадры, где Ло и Рез, китаец и полуирландец, гитарист и певец, говорят глупейшие вещи в десятках различных мест перед телевизионными камерами и, надо думать, под перевод? Лейтмотивом были приветствия и благодарности. «Мы счастливы, что смогли наконец приехать к вам во Владивосток. Говорят, у вас появился недавно новый огромный аквариум?» – «Мы хотели бы поздравить вас с проведением свободных выборов и с вашей успешной кампанией по борьбе с лихорадкой денге!» – «Нам всегда, всегда нравился Лондон!» – «О, Нью-Йорк, вы здесь все такие… прагматичные!»

Обследовав остатки своего завтрака, Лэйни нашел под крышкой из нержавейки тарелку с довольно большим огрызком ржаного тоста. В кофейнике оставалось еще на два пальца кофе. Ему не хотелось задумываться о звонке Райделла и его возможном значении. А он-то верил, что совсем покончил со «Слитсканом», покончил со всей этой адвокатской братией…

– Сингапур, ты прекрасен! – сказал Рез.

– Хелл-о, Львиный город! [20] – поддержал его Ло. Лэйни взял дистанционный пульт и ткнул быструю перемотку. По нулям. Отключение звука? По нулям. Так-так, значит, Ямадзаки где-то там гоняет всю эту чухню для удовольствия единственного привилегированного зрителя – некоего Лэйни. Он хотел было вообще отключить на хрен телевизор, но поостерегся – а вдруг это будет им как-нибудь видно.

Фильм начал разгоняться, эпизоды становились все короче и шли все чаще, происходящее на экране утратило последние остатки смысла, слилось в сплошное, одуряющее мелькание. Улыбка Реза начинала выглядеть зловеще, превратилась в некую отдельную, самостоятельную сущность, перепрыгивавшую, почти не меняясь, из одного эпизода в другой.

А затем все это исчезло, растворилось в смутных тенях, из которых постепенно выступила золоченая ампирная лепнина. Приглушенный звон бокалов. Своеобразное, словно лишенное глубины изображение, знакомое Лэйни по работе в «Слитскане», такое получается при использовании сверхминиатюрных камер, маскируемых под прилипшие к одежде соринки.

Ресторан? Клуб? Кто-то, сидящий прямо напротив камеры за строем зеленых бутылок. Темнота и хилое разрешение крошечной камеры делают черты лица совершенно неразборчивыми. Человек наклоняется вперед, теперь понятно, что это Рез. Он раздраженно взмахивает недопитым бокалом красного вина.

– Если мы когда-нибудь кончим болтовню про музыку, музыкальную индустрию и внутри музыкальную политику, я попробую рассказать вам, насколько легче привлекать к себе внимание миллионов безличных, безразличных тебе слушателей, чем принять любовь и преданность людей, самых тебе близких.

Женский голос, несколько слов по-французски. Скорее всего, именно эта женщина и спрятала на себе камеру.

– Полегче, Роззер. Она не понимает и половины того, что ты тут говоришь.

Лэйни вздрогнул от неожиданности. Блэкуэлл? Ну да, конечно. Да и что тут, собственно, удивительного?

– Не понимает? – Рез отодвинулся, его лицо снова превратилось в смутное пятно. – Очень жаль, ведь иначе я рассказал бы ей, как это одиноко – быть непонятым. А может, мы одиноки потому, что боимся быть понятными, не позволяем себя понять?

Стоп-кадр размытого лица. Метка даты-времени. Два года тому назад. На экране появляется слово «непонятый».

Телефон.

– Да?

Голос Ямадзаки.

– Мне только что звонил Блэкуэлл. У них появился удачный просвет. График сдвинулся. Вы можете входить прямо сейчас.

– Слава богу, – сказал Лэйни, – а то этот первый фильм – вряд ли я что-нибудь из него высосу.

– Рез в поисках нового художественного смысла? Не беспокойтесь, мы покажем вам его еще раз, попозже.

– У меня прямо камень с души упал. А что, второй, он тоже в таком духе?

– Второй документальный фильм сделан в более обычной стилистике. Подробное интервью, элементы биографии. Би-би-си, три года назад.

– Прекрасно.

– Блэкуэлл уже едет к вам в гостиницу. До свидания.

14. Токийское отделение

Сайт, возведенный токийским отделением для предстоящей встречи, напоминал японские гравюры в музее, куда Кья ходила со школьной экскурсией, такой же коричневый свет, словно сочащийся сквозь наслоения древнего лака. На дальних холмах виднелись перекрученные деревья с сучьями, как размашистые росчерки китайской тушью. Они с Мицуко сразу же направились к деревянной хижине с широкими скатами соломенной крыши. В такую вот хижину прокрадываются под утро мультипликационные ниндзя, чтобы разбудить спящую героиню и сказать ей, что все не так, как ей думалось, что ее дядя состоит в сговоре с преступным полководцем. Кья проверила свою внешность в маленьком периферийном окошке и после короткого колебания сделала губы чуть поярче.

Приблизившись к хижине, она обнаружила, что буквально все там сделано из материалов по «Ло/Рез», хранящихся в клубном архиве. Вот, скажем, бледные, сильно увеличенные фрагменты снимков, то появлявшиеся на промасленной бумаге стенных панелей, то исчезавшие с естественной хаотичностью пятен солнечного света, пробивающегося сквозь листву: Резова скула и кусочек черных очков, рука Ло на грифе гитары. Изображения исчезали, сменялись другими, и, если присмотреться получше, все они состояли из других, более мелких изображений, а те – из совсем уж крошечных и так далее, сколько позволяла разрешающая способность сайта, его цифровая ткань. Кья не знала точно, возможно ли сделать такое просто силами каких-нибудь там фрактальных пакетов или одним софтвером тут не обойдешься, нужно, чтобы и железо было специальное. Ее «Сэндбендерс» тоже умел кое-что в этом роде, но по большей части в демонстрационных материалах, рекламирующих возможности фирменного программного обеспечения.

Панели разъехались в стороны, они с Мицуко проплыли внутрь, сидя в позе лотос, аккуратно остановились и зависли дюймах в трех над циновкой (на которую Кья старалась не смотреть, заметив, что она соткана из телефильмов, снятых на концертах группы, – не хотелось отвлекаться). Хороший получился вход, да и выглядели они вполне достойно, не придерешься. Мицуко была в кимоно с этим, как положено, широким поясом, традиционный японский костюм, но только сплошь сотканный из приглушенных, не лезущих в глаза анимаций. Кья загрузила для такого раза костюм от Силке-Мари Колб из блузона с плотно облегающими рейтузами, хотя ей было в лом платить за виртуальный прикид, который они не разрешали даже тебе скопировать. Правда, платила она опять с той, от Келси, карточки, хоть какое-то утешение.

вернуться

20

«Львиный город» – буквальный перевод названия Сингапур.