Фата-Моргана 5 (Фантастические рассказы и повести), стр. 57

Она ждала, спрятавшись в кустах, тянувшихся вдоль дороги, и как только, услышав шум моторов, вышла из-под их укрытия, капитан притормозил джип, в который она запрыгнула, не дожидаясь полной остановки. В глаза ему бросилось, что на ней была мужская одежда, повседневное солдатское хаки, официальная форма армии Томазино. Его лишь слегка удивило, откуда ей удалось откопать форму. Впрочем, она могла служить, раньше в гвардейских частях армии Томазино, где было много местных женщин. Во всяком случае, такая одежда маскировала ее, и капитан был признателен за это.

Она нарушила молчание только однажды, наклонившись к нему и хрипло шепча:

— Я хочу, чтобы он наконец умер.

— Я уже обещал тебе это, — раздалось в ответ.

Ему представилось ее торжество при виде покрывающегося испариной лица Лэрамита в последние минуты жизни, пока двое других будут корчиться перед ним в предсмертных муках.

Чем ближе она становилась ему, тем больше бросалась в глаза жестокость, составляющая ее неотъемлемую часть. Его слегка передернуло. Ну все, только эта ночь, и больше у них не будет ничего общего. Им овладело раскаяние, что пришлось зайти так далеко в их отношениях.

Они были уже перед холмом. Пронзительно завизжали тормоза останавливающегося автобуса. Пятеро из спецкоманды вышли наружу, а один остался охранять заключенных. Капитан тоже вылез из джипа и встал на ноги, казавшиеся от долгой тряски в автомобиле ватными и по-старчески подгибающимися. Гомес взял из его протянутой руки приказ, по которому заключенные должны быть расстреляны.

Мария Альба оставалась в джипе. Если кто-нибудь из команды и удивился ее присутствию, то не обнаружил своих чувств. «Высокая дисциплина», — скривился про себя капитан. Первый заключенный ступил на землю на непослушных ногах. Капитан взял его под руку и повел к изрытой пулями стене, ярко освещенной прожектором. На полпути ноги у заключенного выпрямились, и он отбросил руку капитана.

После формальностей — отказа завязать глаза, закуривания последней сигареты — капитан отошел к выстроившейся шеренгой команде, оставаясь некоторое время спиной к заключенному, даря ему несколько лишних затяжек, потом обернулся и скомандовал:

— Atencion! Listo! Apunten! Tiren!

Второй так же подошел к стене, не нуждаясь, чтобы его вели, и еще отказался от сигареты. Когда с ним было покончено, капитан обернулся в сторону автобуса с сидевшим там Лэрамитом и увидел Марию Альбу у двери, готовую зайти внутрь. Она поманила его кивком головы.

Он подошел, чувствуя неприятный холодок в теле. Ему непонятен был этот внезапный приступ беспокойства и тревоги. Слишком много расстрелов, мелькнуло в сознании. Лучше бы сейчас отправиться куда-нибудь на некоторое время, может быть, даже съездить домой, в Штаты. И у него защемило внутри от нестерпимого желания очутиться снова на родине; он выругался, сердясь на свою слабость.

В автобусе Мария Альба сказала капитану:

— Я хочу поговорить с тобой наедине.

Кивком головы он отпустил охрану, которая тут же высыпала наружу. Лэрамит сидел на заднем сиденье, наблюдая за капитаном с легкой ухмылкой, немедленно исчезнувшей, как только тот взглянул на него. Снова что-то тревожное шевельнулось внутри у капитана, когда ему вспомнились точно такие же ухмылки Гомеса и Марии Альбы. Когда его взгляд обратился на поиски Марии Альбы, то внезапно остановился на пистолете в ее руках, дулом направленном в его сторону.

Пораженный, он стоял в безмолвном шоке. И какое-то шестое чувство подсказало ему, что никогда больше она не будет удивлять его, потому что такой шанс вряд ли представится. Лэрамит неторопливо встал, подошел и вынул у него из кобуры пистолет.

— Мне понравилась твоя форма, капитан, — сказал он. — Не позволишь ли пощеголять в ней? Только поживее.

К капитану понемногу возвращался дар речи. Он с болью и яростью посмотрел на Марию Альбу. Она прочитала в его глазах немой вопрос, и ее губы растянулись в тонкой ухмылке:

— Извини, но другого способа вытащить из тюрьмы Реймона не было.

Капитан наконец заговорил:

— Ты это все просчитала заранее? — Голос стал таким хриплым, что он сам едва узнал его.

Она кивнула.

— А твоя сестра? Ты простила ему?

— У меня никогда не было сестры.

— Так это все вранье? Даже то, что ты любила меня?

Ее зубы обнажились в улыбке.

— Точно такое же, как и слова о твоей любви. Что мне еще оставалось говорить? Мне пришлось предать его, чтобы казалось, будто я против него. И мне пришлось притворяться, будто я ненавижу его, чтобы ты взял меня сюда. — Она опять рассмеялась, тихо и невесело. — Сюда, на его расстрел.

— А теперь поторопись, капитан, — подал голос Лэрамит. Я не буду просить дважды.

«Ну, нет, они все равно не смогут убежать», — подумал капитан, снимая униформу и натягивая на себя одежду Лэрамита. Она подошла ему. «Я понял, на что они надеются, но они упустили из виду, что это мои солдаты. Я их капитан. Они послушаются меня, а не их. О’кэй, пусть позабавятся. Последним смеяться буду я».

Лэрамит ткнул пистолетом ему в спину, и они вышли из автобуса.

— К стенке, — прорычал Лэрамит. — На самый свет.

Его сердце бешено заколотилось. Пришлось проглотить паническое желание закричать. Нужно было выждать, чтобы Лэрамит хоть немного отошел и убрал пистолет от тела. Пусть только отойдет, и он покажет, кто здесь командует.

— У нас нет времени на завязывание глаз и последнюю сигарету, — сказал Лэрамит, отходя и держа под прицелом стоявшего под ярким электрическим светом капитана. — Мне очень жаль.

— Сержант, — взорвался диким воплем капитан, — Гомес, стреляй в предателя. Ты же знаешь его. Это Лэрамит. Ты не узнаешь его? Гомес. Почему ты ничего не делаешь. До тебя что, не доходит, что здесь творится? Уложи его на месте, Гомес!

Но Гомес лишь ухмылялся в ответ на дикие вопли той самой ухмылкой, которая бросилась в глаза капитану во дворе тюрьмы две ночи тому назад.

На лицах остальных тоже были заметны ухмылки. Они также участвовали в заговоре. Каким-то образом основной состав спецкоманды был подменен людьми Лэрамита. Этим вполне объяснилось и отсутствие Риверы и… Капитан украдкой бросил взгляд на Марию Альбу, и непроизвольно в мозгу у него отметился ее неподдельный интерес к происходящему. Но ни она, ни Лэрамит больше не улыбались.

В ушах капитана прозвучали знакомые до боли в висках отрывистые резкие команды, только на этот раз произносивший их голос был чужой, ниже и более хриплый, чем его. Голос Лэрамита, кричавшего:

— Atencion! Usto! Apunten! Tiren!

(Перевод М.Ларюнина)

Гарднер Дозойс

ТАМ, ГДЕ НЕ СВЕТИТ СОЛНЦЕ

Робинсон, гонимый вперед только отчаянием, почти два дня ехал через Пенсильванию, а потом — через дымящиеся пустоши Нью-Джерси. Усталость свалила его в умирающем прибрежном городке, полном рассыпающихся деревянных зданий с прикрытыми ставнями, из-за которых выглядывали бледные, испуганные лица. Он медленно ехал пустыми улицами, по которым порывы морского ветра гнали волны обрывков газет и пустых грязных коробок от леденцов. На краю города он наткнулся на заброшенную заправочную станцию и, старательно закрыв окна и двери, лег, глядя на отражающийся от ржавого насоса свет луны и сжимая в руке монтировку. Ему снились акулы с ногами, и он даже ударился головой, вырвавшись из сна. Они пытались достать до его челюстей. Потом он долго и недоуменно моргал внутри душного, пропахшего потом автомобиля, вслушиваясь в окружающую темноту.

Вместе с бледным, бесцветным рассветом до городка добралась волна беженцев и потащила его с собой. Целый день он ехал по берегу беспокойного моря, серого и маслянистого, словно изорванная серая тряпка; один за другим оставлял за собой перепуганные, спрятавшиеся за жалюзи городки вместе с их облезлыми рекламами и заколоченными досками витринами магазинов.