Скажи изюм, стр. 28
Однако не успел он этой тирадой разразиться, как прозвенел телефон, Вова так с кровати и скатился. Из фирмы звонят, не иначе как генерал. Безошибочно отличал он звонки из «фирмы» от других, а уж особенно от маманиных медовых позывных.
Голос у Планщина был – врагу не пожелаешь, хоть проволоку из него тяни, вот большевички железные; на «вы» и полным именем.
– Ну, что, Владимир Сканщин, по обыкновению гребетесь?
Володя сразу весь взмок, а тут еще дорогая Виктория Гурьевна с шумом выпустила из ноздрей воздух, то есть подтвердила чуткому уху генерала свое присутствие.
– Немедленно ко мне! – Планщин бросил трубку.
Затрепетав всем внешним обличьем, капитан Сканщин ринулся в ванную. Так и есть – на шее засос, жадные большие губы опытной женщины. Запах выделений. Подбородок негладок. Бриться некогда, мыться некогда, отлить хотя бы! Вот тебе и уик-энд, настоящий «подвиг разведчика»!
– Да что вы суетитесь? – пренебрежительно сказала Виктория Гурьевна. – Нет, Вовик, если по большому счету, вы живете вне стиля.
– Да уж какой там стиль, дорогая, – бормотал Сканщин, влетая в штаны. – Ведь государственная же служба же, дорогая...
– Хо-хо, – не потревожив лицевых мышц, хохотнула московская дама. – Хороша эта ваша государственная служба!
– А вы думаете, лучше театральными билетами спекулировать? – вдруг обозлился Сканщин и, сказав сие, даже осекся – впервые так резко парировал свою «дорогую», влиятельную сотрудницу театральных касс столицы.
– Лучше, – коротко ответила она.
– Осторожно, осторожно, дорогая, – бормотал Володя. – Все ш таки о «железах» говорим. Все ш таки, видать, повлиял на вас бывший супруг.
– Не трогать! – скомандовала Виктория Гурьевна. – Гения не трогать!
Диалог происходил на фоне суматошных сборов офицера тайной службы и по-солдатски четкого одевания его подруги.
Несясь в «Жигулях» на тайные квартиры своего ордена, молодой советский масон обиженно бормотал:
– Не трогать гения, понимаете ли, не трогать, а кого ж тогда трогать-то, если именно к гению этому сраному приставлен?.. Стою перед тобой, как лист перед травой. Узнать нельзя отца-командира, не человек, а стальной кишечник. Короткий вопрос...
– Где он?
– ...сковывает все члены, включая язык.
– Вы что, не слышите, капитан?
– Вот он, – показал на самого себя капитан Сканщин.
В углу просторного кабинета кто-то грубо хохотнул. Так и есть, Слязгин Колька в полной форме, ремнями перетянут, тоже мне лейб-гвардеец.
– Отставить смех! – рявкнул в угол генерал и, привставая, развернул перед Сканщиным нечто подобное многоступенчатому грому. – Капитан Сканщин, хотелось бы знать, чем вы занимаетесь вместо служебных обязанностей, яйца чешете, блядуете, пьете?
– Да ведь уик-энд жа, товарищ генерал, – словно нашкодивший школьник пробормотал Володя. Колька Слязгин захохотал еще грубее, с нескрываемым хамством.
– Уик-энд... во англичанин... во дает... во дает... уик-энд...
Планщин как опытный психолог решил прежде всего прекратить ужесточение внутрислужебных отношений. Одним взглядом он прихлопнул хохочущую пасть Слязгина, другим слегка, еле-еле, но все-таки ободрил проштрафившегося любимчика Сканщина.
– Приведите себя в порядок, капитан.
Владимир бросился к зеркалу. Что же не в порядке?.. Ну, вот, правда, кончик трусов чуть-чуть свисает, зацепившись за «молнию» штанов. Легко устранимый непорядок, об чем речь...
– О том речь, Владимир Гаврилович, что подопечный ваш, фотограф Огородников ЭМ ПЭ... – по старой следовательской привычке генерал прервал фразу и показал подчиненному стул напротив, – ...в настоящий момент разгуливает по Берлину... – трудно удержаться и не растянуть зловещую паузу, – ...по Западному Берлину, многоуважаемый Владимир Гаврилович.
В общем, если бы не хорошая физическая подготовка, а за это как раз комсомолу спасибо, пришлось бы капитану Сканщину сыграть со стула. Вспомнив, однако, в критический этот момент все, чему учили, а также примеры из патриотической литературы, Володя хорошо удержался на стуле и даже челюсти сжал и глаза сузил, зная, что таким вот больше всего нравится генералу.
– В буквальном смысле понимать или в переносном, Валерьян Кузьмич? – спросил он.
Планщин перебросил ему через стол несколько листков так называемого «радиоперехвата». Там значилось: корреспондент радио «Свобода» сообщает из Западного Берлина, что два дня назад сюда прибыл известный советский фотограф Максим Огородников. Выступая на дискуссии в «Обществе баптистских чтений», он вызвал возмущение германских «левых» своими на удивление немарксистскими высказываниями. Приводим, с некоторыми сокращениями, выступление Огородникова, опубликованное в газете «Ди Цайт». Текст в обратном переводе с немецкого...
Володя сделал глубокий вдох, как будто после глубокого нырка, и покрутил хорошо тренированной головою.
– Пока еще полностью охватить не могу, товарищ генерал. Во-первых, как это он прибыл? Как это может человек прибыть, если мы не пускаем? Во-вторых, ведь Сорока с ним и пила, и спала, можно было не волноваться...
Соперник Колька Слязгин больше не смеялся, но зато прогуливался вдоль западной стены кабинета, жестко поскрипывая дореволюционным паркетом.
– Позови ребят, Николай, – сказал генерал.
Володя Сканщин опять «нырнул». В кабинет входили и рассаживались вокруг конференц-стола все сотрудники сектора – Бешбашин, Люшаев, Крость, Чирдяев, Плюбышев, Гемберджи. Вот какая пошла пьянка-режь-последний-огурец, подумал Володя. Не иначе как горю синим пламенем. Прощай, столичная жизнь! Отправят на БАМ, к остобалдевшим комсомольцам.
– Товарищи, – обратился генерал к своим людям, – вы уже в курсе ЧП. Руководство Союза обществ дружбы заверило меня, что по отношению к сотрудникам, проявившим преступную халатность, которой воспользовался Огородников, будут применены строжайшие дисциплинарные меры. Наш товарищ Володя Сканщин, будем смотреть правде в глаза, тоже оказался не на высоте. Это урок для всех. Нужно всем сделать соответствующие выводы и нужно помнить, что «железы» основаны не только на дисциплине, но и на нерушимой товарищеской спайке. Теперь перед нами стоят важные оперативные задачи. Прошу всех высказываться. Прежде всего хотелось бы услышать Володю, как он оценивает действия Огородникова?..
Сканщин уже понял, что на БАМ его ссылать не собираются. Сердце его наполнилось благодарностью к генералу и теплотой ко всем товарищам – все-таки спайка, все-таки настоящая мужская дружба... Он поднял голову и посмотрел в глаза генерала, расширенные швейцарскими линзами.
– Сильный враг, Валерьян Кузьмич, – с некоторой задумчивостью сказал он. – Перед нами очень сильный и, я бы сказал, опытный враг... – Планщин просиял: нет, не зря все-таки вложено много души в этого паренька из Марьиной Рощи. Угадывает, угадывает направление!
– Правильно, Володя! Сильный, хитрый, опасный враг!
Гляциология
I
Нынешняя, или, если можно так выразиться, «текущая», жена Максима Огородникова гляциолог Анастасия, урожденная Бортковская, принадлежала к той удивительной части человечества, чей день рождения обозначен 29 февраля, то есть случается раз в четыре года. Именно в этот день три года назад Настю-Стасю угораздило повстречать будущего, так сказать, супруга. Хохма усугублялась еще и тем, что цифра в этот день дублировалась: с утра стукнуло 29.
Бытовые московские мерзости. Очередь за «заказами» в Елисеевском, позорный провал с пирожными в «Будапеште», полусладкое шампанское с нагрузкой в виде размокших вафель – немедленно в урну – и вдруг наскок на дефицит – севрюжьи брюшки! Мамаша с тетей Маришей партизанили с утра вдоль Ленинского проспекта – надо, чтобы стол был «не хуже, чем у людей».
Итак, в тот день обвешанная сумками Анастасия стояла на углу Кузнецкого моста и Неглинной улицы. Снег из мокрого становился колючим, видимо, приближалось падение температуры и обледенение дорог. В такую погоду шубки искусственного меха становятся основательной гадостью, и Анастасьина не была исключением. Проходившие мимо такси были набиты до отказа, даже попутчицей не устроишься. Над Неглинкой висела старая туча, неподвижная, как политическое бюро. Проходившие и стоявшие рядом люди мрачно смотрели исподлобья. Через дорогу в очереди за пирожками по гривеннику хохотала группа театральной молодежи, всех раздражал этот неуместный смех.