Росхальде, стр. 25
— Хорошо, — благодарно кивнул он головой, — я зайду к нему позже, может быть, ближе к вечеру. Извини, я немного опоздал, я был в поле. В ближайшие дни я буду работать на воздухе.
Они тихо и мирно обедали, сквозь опущенные жалюзи в прохладную комнату лился зеленоватый свет, все окна были открыты, и в полуденной тишине было слышно, как плещется вода в маленьком фонтанчике во дворе.
— Для Индии тебе понадобится много всякого снаряжения. Ты возьмешь с собой охотничьи принадлежности? — спросил Альберт.
— Не думаю, у Буркхардта есть все. Уж он-то даст мне нужный совет. Мне кажется, рисовальные принадлежности надо будет уложить в оцинкованные ящики.
— Ты будешь носить тропический шлем?
— Обязательно. Его можно будет купить по дороге.
Когда Альберт вышел из-за стола, госпожа Верагут попросила мужа остаться. Она села в свое плетеное кресло у окна, он перенес свой стул поближе к ней.
— И когда же ты думаешь ехать? — начала она.
— О, все зависит от Буркхардта, я, естественно, подлаживаюсь под него. Думаю, где-нибудь в конце сентября.
— Так скоро? Я еще не обдумала все как следует. Приходится много времени уделять Пьеру. Но я думаю, ты не должен требовать от меня слишком многого в связи с ним.
— Я и не требую, сегодня я все еще раз обдумал. Ты свободна во всем поступать так, как считаешь нужным. Я понимаю, что не имею права разъезжать по миру и притом чего-то требовать, вмешиваться в твои дела. Поступай во всем по собственному разумению. У тебя должно быть ничуть не меньше свободы, чем у меня.
Но что будет с домом? Я бы не хотела оставаться здесь одна, он слишком далеко от города и слишком просторен, к тому же с ним связано много тяжелых для меня воспоминаний.
— Я уже сказал тебе, переезжай куда хочешь. Росхальде принадлежит тебе, ты это знаешь, перед отъездом я все оформлю, на всякий случай.
Госпожа Адель побледнела. Она наблюдала за лицом мужа с почти враждебным вниманием.
— Ты говоришь так, — сдавленным голосом проговорила она, — будто не собираешься больше возвращаться.
Он задумчиво прищурился и опустил глаза.
— Как знать? Я понятия не имею, сколько времени буду отсутствовать, к тому же трудно поверить, что климат Индии так уж полезен для людей моего возраста.
Она строго покачала головой.
— Я не это имею в виду. Умереть можем мы все. Я хочу знать, намерен ли ты вообще вернуться?
Он молчал, сощурив глаза; потом чуть заметно улыбнулся и встал.
— Я полагаю, мы поговорим об этом в другой раз. Помнишь, последний раз мы поссорились, когда несколько лет назад обсуждали этот вопрос. Я не хочу больше ссориться здесь, в Росхальде, тем более с тобой. Думаю, с тех пор ты вряд ли изменила свое решение. Или теперь ты готова отдать мне мальчика?
Госпожа Верагут молча покачала головой.
— Я так и думал, — спокойно сказал ее муж, — давай не будем об этом. Как я уже сказал, дом в твоем полном распоряжении. Я не заинтересован в том, чтобы сохранить Росхальде, и если тебе представится случай удачно продать имение — продавай!
— Это конец Росхальде, — сказала она с глубокой горечью, и ей вспомнилось начало их совместной жизни, вспомнились детские годы Альберта и все их тогдашние надежды и ожидания. Это был конец всего.
Верагут, уже собравшийся уходить, еще раз обернулся к ней и мягко воскликнул:
— Не принимай все близко к сердцу, дитя! Не хочешь — не продавай.
Он вышел, снял с цепи собаку и зашагал к мастерской. Собака сопровождала его, прыгая вокруг и заливаясь радостным лаем. Какое дело ему до Росхальде! Усадьба относилась к вещам, с которыми у него уже не было ничего общего. Впервые в жизни он ощутил свое превосходство над женой. Все, с этим покончено. В сердце своем он принес жертву, отказался от Пьера. С тех пор как это случилось, все его существо было устремлено только вперед. Росхальде для него больше не существовало, как не существовало многих других несбывшихся надежд, как не существовало молодости. Какой смысл сокрушаться об этом! Он позвонил, и тут же вошел Роберт.
— Я несколько дней буду писать в поле. Приготовьте к утру маленький ящик с красками и зонт. Разбудите меня в половине шестого.
— Будет сделано, господин Верагут.
— Больше ничего. Как вы думаете, погода удержится?
— Я думаю, должна удержаться. Извините, господин Верагут, я хотел вас спросить.
— Да?
— Прошу прощения, но я слышал, что вы собираетесь в Индию?
Верагут удивленно засмеялся.
— Как быстро распространяются слухи. Верно, Альберт проболтался. Ну да, я еду в Индию, Роберт, и вам, к сожалению, нельзя ехать со мной. Там не держат слуг-европейцев. Но если потом вы захотите вернуться ко мне, милости просим! Тем временем я постараюсь найти для вас хорошее место, и жалованье вы, конечно же, будете получать до конца года.
— Спасибо, господин Верагут, большое спасибо. Могу ли я попросить оставить мне ваш адрес? Я напишу вам туда. Дело в том… это не так просто… дело в том, господин Верагут, что у меня есть невеста.
— Вот как! У вас есть невеста?
— Да, господин Верагут, и если вы меня отпустите, мне придется жениться. То есть я обещал ей не искать новое место, если уйду от вас.
— Значит, вы должны радоваться, что уходите. Но мне жаль с вами расставаться, Роберт. Чем вы собираетесь заняться, когда женитесь?
— Да вот, она хочет вместе со мной открыть табачный магазин.
— Табачный магазин? Роберт, это же не для вас.
— Извините, господин Верагут, надо же когда-нибудь попробовать. Но, с вашего позволения… нельзя ли мне все-таки остаться у вас? Позвольте вас спросить, господин Верагут.
Художник хлопнул его по плечу.
— Что все это значит? То вы собираетесь жениться и открыть какой-то дурацкий магазин, то хотите остаться у меня? Сдается мне, тут что-то не так… Похоже, вам не так уж и хочется жениться, а?
— С вашего позволения, господин Верагут, не очень. Моя невеста — девушка старательная, тут ничего не скажешь. Но лучше бы мне остаться здесь. Уж очень решительный у нее характер, да и…
— Тогда зачем же вы хотите жениться, друг мой? Уж не боитесь ли вы ее? Или она ждет от вас ребенка?
— Нет, тут другое. Она не отстает от меня…
— Тогда подарите ей красивую брошку, Роберт, я дам вам талер на это дело. Отдайте ее вашей невесте и скажите ей, пусть подыщет для своего табачного магазина кого-нибудь другого. Скажите ей, что это мои слова. Как вам не стыдно, Роберт! Даю вам неделю срока. После этого я буду знать, из тех ли вы парней, которые позволяют запугать себя девушкам, или нет.
— Хорошо, хорошо. Я скажу ей…
Верагут перестал улыбаться. Он бросил сердитый взгляд на обескураженного слугу и крикнул:
— Вы порвете с девушкой, Роберт, иначе между нами все кончено. Тьфу, дьявол — позволить себя женить! Идите и устройте все не откладывая!
Он набил себе трубку, взял большой альбом для эскизов и круглую коробочку с угольными карандашами и направился к лесному холму.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Судя по всему, от голодной диеты было мало проку.
Пьер Верагут лежал скрючившись в своей постельке, рядом стояла нетронутая чашка чая. Его по возможности не беспокоили, так как он не отвечал, когда с ним заговаривали, и недовольно вздрагивал всякий раз, когда кто-нибудь заходил к нему в комнату. Мать часами просиживала у его кровати, бормоча и напевая вполголоса ласковые, успокаивающие слова. На душе у нее было неспокойно и жутко; казалось, заболевший малыш все глубже погружался в какой-то скрытый недуг. Он не отвечал ни на какие вопросы, просьбы и предложения, злыми глазами смотрел перед собой и не хотел ни спать, ни играть, ни пить, ни слушать, когда ему читают. Врач приезжал два дня подряд; он был по-прежнему спокоен и прописал теплые компрессы. Пьер часто впадал в легкую полудремоту, как бывает с больными лихорадкой, и тогда он бормотал невнятные слова, тихо бредил и видел какие-то сны.