Ярость мщения, стр. 46

– Револьвер заряжен. Вы все видели это на двух экранах. Кто-нибудь сомневается в смертоносности оружия?

Таких не нашлось.

– Просто на всякий случай…

Форман неожиданно повернулся и выстрелил. Пуля, чмокнув, вонзилась в дальнюю стену, выбив небольшое облачко штукатурки.

– Любой желающий удостовериться, что это действительно пуля, может подойти и посмотреть – она в стене. Мы подождем. Не разговаривайте – просто пойдите и посмотрите, а потом вернитесь на место.

Проверять пошли всего несколько человек. Мне тоже хотелось, но я, собственно, знал, что увижу там.

Почему-то я больше не сомневался насчет наших дальнейших занятий. Почему-то я это знал.

Когда все снова оказались на своих местах, Форман отдал мне револьвер и оставшийся патрон.

– Перезарядите, пожалуйста.

Забавно, но мои руки тоже задрожали. Я проверил предохранитель шесть раз, прежде чем отдать оружие.

– Спасибо. – Этот человек демонстрировал редкостную невозмутимость.

Он положил револьвер на маленький столик за своей спиной. Потом достал из кармана золотой доллар с американским орлом. Поднял его, показывая всем и поворачивая то так, то эдак, чтобы камеры могли заснять монету с обеих сторон. Дал осмотреть Марисовой, потом мне.

– Орел или решка? – спросил он.

– Орел, – сказал я.

Он поймал монету и припечатал к тыльной стороне запястья.

– Орел. Вы выиграли, Маккарти.

Я слабо улыбнулся. Мне не понравилось, как это прозвучало.

– Держите. Можете сохранить эту монету. Она принесет вам счастье.

Я почувствовал тяжесть на пальцах и потянулся, чтобы спрятать доллар в карман.

– Подождите. – Форман протянул второй доллар. – Вам понадобятся две монеты. Не потеряйте их.

Две монеты? Недоумевая, я опустил их в карман комбинезона.

– Итак, – начал его преподобие достопочтенный Дэниель Джеффри Форман, шагнув к краю помоста и обращаясь ко всей аудитории, – мы установили следующее. У нас есть юридически законное разрешение президента Соединенных Штатов. Мы выбрали двух добровольцев совершенно беспристрастно: сначала при помощи карточек, а потом подбросив монету. У нас имеется заряженный револьвер, в убойной силе которого убедился каждый. Все записано на двух кассетах. Ни одну нельзя выборочно стереть и ни в одну нельзя внести изменения. Обе кассеты доступны тем, кто имеет право на просмотр, включая президента Соединенных Штатов. – Форман замолчал. Посмотрел на меня. На Марисову. На сидящих в зале. – Есть вопросы?

Он подождал.

Из задних рядов донесся голос: – Есть! В чем, между прочим, заключается ваш проклятый «Процесс выживания»?

Форман посмотрел на часы, потом на ассистентов и улыбнулся.

– Точно по расписанию. Что я говорил? Ну, кто выиграл пари?

Куратор курса ответила: – Вы. Опять вы.

Форман, очень довольный, снова переключился на аудиторию и заговорил странно спокойным голосом: – Процесс заключается в том, что я попрошу полковника Марисову из корпуса морской пехоты Организации Объединенных Наций застрелить капитана Маккарти из Агентства Сил Специального Назначения Соединенных Штатов Америки. Процесс продолжится до тех пор, пока капитан Маккарти не будет мертв.

– Виноват! – вмешался я. – Мне показалось, вы заявили…

– Я повторю. – И снова его голос прозвучал очень странно, Я изо всех сил вслушивался, уверенный, что пропускаю что-то. – Я собираюсь приказать полковнику Марисовой застрелить капитана Маккарти. Если она откажется, я начну наугад вызывать других, пока не найду желающего. Процесс выживания будет продолжаться до тех пор, пока капитан Маккарти не умрет.

На этот раз главного я не пропустил.

В ушах загрохотали барабаны. Я услышал свои слова: – Я думал, мне показалось, что вы сказали…

И тут я умер.

23 ПИЩА БОГОВ

Все мы были словно в угаре.

Еще несколько дней после этого мы бродили по лагерю с остекленевшим взглядом, заторможенные. Иногда забывали одеться или поесть. Джейсон не показывался три дня.

Много чего произошло на том кругу.

Все предыдущие наши собрания были лишь тренировкой. Как оркестр разучивает музыкальное произведение, так и мы прежде репетировали то одну часть Откровения, то другую, не подозревая, что они могут сложиться в одно целое – пока это целое не предстало перед нами.

Я помню какие-то отрывки и видения. Помню мысли. Но отчетливее всего помню ощущения в чистом виде; я помню, как осознаю: «О да – на этот раз мы надеваем на себя тела голых обезьян и ведем себя по-обезьяньи».

Я понимал, почему Джейсон позволил нам долго физически ощущать себя животными. Не потому, что мы были животными, а потому, что не были. Мы были богами, играющими в животных, и он хотел, чтобы мы отдались игре полностью.

– Если вы не можете испытать что-либо до конца, – говорил он, – то увязнете. Мы должны полностью прочувствовать физические тела, чтобы двигаться вне их.

Я совершенно не понимал, как это может произойти, но стал вместе с Джейсоном обезьяной и был обезьяной до тех пор, пока не осознал, что был ею все время, претендуя при этом на звание человека.

А потом я перестал быть обезьяной. Я стал богом, как и Джейсон. И мне открылось Откровение.

Я помню ощущение, что мы делаем что-то совершенно беспрецедентное. Мы были первыми людьми, жившими жизнью хторран. Мы брали их опыт и несли его домой. Это было невероятное потрясение, и я упал на колени, рыдая от восторга и ужаса.

Джейсон зашел дальше, чем когда-либо.

Потрясенный тем, что испытал, он пытался поделиться с нами, но лишь пускал пузыри, как младенец. Наконец он поднял руку.

– У нас еще нет слов для этого. – И, спрятав лицо в ладони, крикнул: – У меня еще нет слов! – Он всхлипнул. – Я видел это, видел. Я вырвался за пределы себя и увидел. Но это ощущение настолько далеко от наших представлений, что попытаться передать его языком наших понятий означает ограничить его, сузить. Все равно что назвать симфонию просто звуком…

Он заплакал, уткнувшись в ладони, и мы заплакали вместе с ним.

Мы не видели Джексона трое суток после Откровения. Марси сказала, что он восстанавливает силы. Он впустил в свое тело столько энергии, что нанес себе травму и теперь нуждался в поправке.

Лагерь стал не таким, как раньше. Все казалось другим. Никогда еще я не смотрел так. Все люди выглядели иначе. Я видел внутри них то, о чем раньше даже не подозревал. И мог заглянуть внутрь себя.

По свету, исходившему от лиц, я видел, что остальных тоже изменило Откровение.

Мне сказали, что скоро мне поручат новое дело. Пока же я должен помогать Марси, Джесси и Джорджу – его я до сих пор называл про себя чудовищем Франкенштейна.

Я по-прежнему ходил потерянный, пока наконец не подошел к Франкенштейну – изо всех я выбрал именно его – и сказал, как люблю его, а потом признался в полном смятении.

Он ответил, что все нормально.

– Это часть процесса. Чем больше твое смятение, тем дальше ты уходишь от посредственности. – Он широко развел свои ручищи, словно обнимая весь мир. – Смятение – это входная дверь на сверхуровень. Ты можешь попасть туда, если больше ничего не желаешь знать. Смятение – признак того, что в действительности ты не знаешь вещи, которые, как тебе раньше казалось, знаешь. Чем большее смятение ты испытываешь, тем дальше продвигаешься. Джейсон говорит, что мы всегда находимся на пороге сверхуровня, но, как только перешагиваем через него, снова скатываемся. Поэтому мы должны все время подталкивать себя все выше и выше.