День проклятия, стр. 87

Разбудил меня зуммер: вертолет снижался.

— Прилетели, — сообщила Лиз.

Я потянулся и выглянул в окно. Мы садились на широкий луг, поросший высокой голубовато — зеленой травой. От ветра по ней пробегали волны. Я посмотрел назад. Ведомые машины, сохраняя строй, снижались следом за нами.

Три корабля приземлились на мягкую траву в середине луга. Местность просматривалась со всех сторон по меньшей мере на километр. Значит, незамеченным никто не подкрадется.

— Все в порядке, — командным тоном сообщила Ли-зард. — Всем оставаться на местах, пока разведывательная команда не убедится, что территория безопасна.

Я приник к иллюминатору. Разведчики, вооруженные огнеметами, распылителями ядохимикатов и гранатометами, веером разворачивались по лугу. Я им завидовал: уж они-то знали, что делали.

Как только разведка объявила на территории желтую степень безопасности, в дело вступила команда ученых. В ее задачи входило размещение на грунте приборов и датчиков. В траве сновало несколько маленьких роботов, включая «паука» и двух скороходов.

По приказу я должен был оставаться на борту, пока снаружи не объявят зеленую степень. Пройдя в нос машины, я сел в кресло второго пилота. Впереди скороходы начали расчищать широкий круг. Место встречи. Приветствие для кроликособак. Приглашение.

Захотелось пива. Я открыл кока-колу.

Внезапно вокруг потемнело — вертушку накрыли маскировочным куполом. Сейчас его надуют и обольют пенобетоном. Весь процесс должен занять меньше часа. Гипотетически вертушки могли стать раздражающим фактором для кроликособак и червей, поэтому их прятали. Если понадобится срочно удирать, маскировку можно взорвать в считанные секунды.

Кто-то включил свет. Я оглянулся. Ко мне шла пол-ковник Тирелли. Она опустилась в кресло рядом со мной.

Мы были в вертушке одни. Я отвернулся и стал смотреть в боковое окно. Уверен, что она заметила мое притворство, но ничем не выдала себя: щелкала тумблерами на приборной доске и выглядела очень деловито. Я ждал, когда она скажет что-нибудь.

Но Лиз или не хотела разговаривать, или не знала, как начать. Молчание затянулось.

Может быть, она ждет чего-то от меня? Я повернулся к ней…

И на отвороте ее рубашки увидел крошечный американский флажок. Я едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Пришлось даже прикусить губу.

Лиз с любопытством посмотрела на меня:

— Что с вами, лейтенант?

— Все в порядке, — отрапортовал я. — Я чувствую себя великолепно!

В. Зачем хторранину мех?

О. Он им жует.

ПОЛЯНА

И реальность может быть полезной.

Соломон Краткий

Два робота расчистили и вытоптали на лугу большой, геометрически правильный круг — арену.

Я снял шорты, сел посредине — и дал волю воображению. Закрыв глаза, представил себе, будто нахожусь в окружении кроликособак. И червей.

Сижу в чем мать родила перед любопытствующим червем.

Меня пробрала дрожь. И не потому, что дул холодный ветер.

Я попытался воссоздать запах червя, его вид, ощущение от прикосновения к его колючему меху. Я старался представить, какие эмоции испытаю, стоя голым перед хторранином, но, кроме ужаса, не чувствовал ничего.

В первый день кроликособаки не появились.

Не было их и на второй день.

Мы старались держаться поближе к замаскированным вертушкам и нервничали.

Флетчер продолжала тренировать меня. Мы разучивали упражнения по общению, самоуглублению, контролю над опасной ситуацией — на первый взгляд бесполезные вещи, и все же… В результате я почувствовал себя центром здешнего мирка. Все замыкалось на мне. Я стал четче понимать свое предназначение.

Тренинг не прекращался ни на мгновение.

Ежесекундно Флетчер могла задать любой вопрос, например:

— Что ты сейчас делаешь?

— Ем.

— Почему ты ешь?

— Потому что я голоден.

— Зачем ты ешь?

— Чтобы поддержать силы для выполнения задачи. Все это напоминало бы уроки катехизиса… если бы я не знал, что на самом деле кроется за этим, и потому говорил правду.

— В чем состоит твоя задача?

— Установить контакт с кроликособаками, чтобы создать пространство, пригодное для обмена информацией.

— Молодец. Чего еще тебе хочется?

— Я бы очень хотел… пообщаться с Лиз, но сейчас не должен этого делать.

— Отлично, Джеймс. Что-нибудь еще? — Нет.

Я чувствовал, что перехожу на другой уровень самосознания. Он отличался глубиной.

Я ощущал собственную силу, словно был творцом всего сущего — леса, лугов, холмов, безмятежных далеких лиц.

Особенно лиц. Они так далеко от меня. Мое племя. А я его вождь? Не… совсем. Я… шаман.

Странное состояние.

Я решил прогуляться по лесу.

Флетчер отрицательно помотала головой.

Настаивая, я заявил, что это поможет мне окончательно очиститься.

Она согласилась при условии, если сзади пойдет охрана.

Это меня не устраивало.

Она сдалась и разрешила.

Я знал, что солдаты будут незаметно следовать за мной, но это меня не волновало — лишь бы я их не замечал.

Лес был величественный. Плотный балдахин из ветвей с широкими темными листьями скупо пропускал свет, подрумянивавший бронзовые стволы деревьев. Иглы света можно было потрогать, в них плясали золотые пылинки.

Ветер расчесывал вершины деревьев, между которыми проглядывало яркоголубое небо. Испещренная солнечными зайчиками листва шумела торжественно, как орган. Подошвы тонули в ковре свежей зеленой хвои, покрывавшей мягкую коричневую землю.

Я глубоко вдохнул. Воздух пахнул блаженством: соснами, жимолостью и целым букетом зеленого. На розовое не было и намека.

Я мог бы остаться здесь навечно.

Откуда-то доносился шум ручья. Я направился к нему и…

… передо мной открылась поляна.

Буйство цвета, роскошь и блеск, от которых стало больно глазам.

Такого еще никто никогда не видел на планете Земля!

Колеблясь, я ступил на нее.

Пурпурный плющ с бледно-фиолетовым и и белыми полосами, свернувшись, подался в стороны. Темные волочащиеся кусты выбросили в воздух снопы серебряных искр. Тоненькие красные побеги поднялись с земли султанами черных и розовых перьев.

И повсюду — цветочные мандалы, от которых невозможно оторвать глаз. Цветы стлались ковром, по которому пробегали бесконечные волны. Они то высоко поднимались, то ниспадали с засохших деревьев, свисали с веток причудливыми водопадами. Королевское зрелище!

Я замер, в изумлении раскрыв рот. Человеческий глаз не мог различить сотни оттенков серебряных и алых, оранжевых и темно-синих, почти черных, анилино-во-красных, желтых и голубых каскадов.

А какие ароматы!

Меня омывали волны запахов свежеиспеченного хлеба, земляничного варенья, свежих сливок, яблочного напитка, персиков — и много еще, чему я не знал названия. Темно-пурпурный запах, чуть приправленный алыми ароматами; сладкие аккорды золотисто-маково го благоухания. Опьяняющие ароматы чародейства, преддверие хрустальных врат рая и радостного низвержения в преисподнюю.

Я забыл о том лесе, который оставил за спиной.

Проклятье! Почему это гиблое место так прекрасно?

Утром третьего дня датчики приборов отметили червя на восточной опушке леса.

Тихий голос сообщил:

— Кажется, я что-то вижу.

Мы сгрудились у мониторов. На большом экране червь казался маленьким. Он, приподнявшись, балансировал на гребне склона и выглядел озадаченным. Его глаза поворачивались так и эдак, пока он изучал маскировочные купола посреди луга. Червь прополз немного вперед… и остановился, явно колеблясь. Его глаза опять задвигались. Назад. Вперед.

Мы включили максимальное увеличение. Глаза червя спрятались в складках кожи, потом снова выкатились.

Обернувшись, он посмотрел назад, затем снова задвигал глазами.