Дело человека [Дело для настоящих мужчин], стр. 21

Я обдумал это: — Ты прав. Я выпачкал ноги до колен и руки. — Я содрогнулся, представив, что было бы, если бы так не случилось. Вероятно, именно это объясняет, почему три мои образца не пытались прогрызть себе путь сквозь сумку — запах яиц вокруг них.

— У-гу… — Тед держал яйцо на просвет.

— Видишь что-нибудь?, — спросил я.

— Говорят: избегайте протухших яиц. — Он положил яйцо на стол. — Не могу сказать.

— Знаешь, что это напоминает?, — сказал я. — Муравьиные яйца.

— Муравьиные?

— Угу. Они такие же полупрозрачные. Скорлупа тоже мягкая. Смотри, видишь, как они отскакивают? Что это напоминает?

— Гандбол?

Я пропустил замечание мимо ушей: — Это значит, что мы начали понимать, как они развиваются. У птиц и рептилий яйца с твердой скорлупой — для лучшей прочности и удержания воды. Для хторров это может означать низкую степень развития. Насекомые или амфибии.

— Черви — немного те и другие?

— Наверное. — Я снова взял яйцо. — С другой стороны, может быть атмосфера Хторра достаточно влажная, чтобы удержание воды не было слишком важным фактором выживания. Эта скорлупа, похоже, страшно толстая, почти хрящевая. Что, вероятно, вызывает необходимость защиты эмбрионов, особенно если на Хторре большая сила тяжести, чем на Земле. Об этом некоторые задумывались. Это могло бы объяснить чрезвычайную силу и подвижность хторров. — Я нахмурился и поднял яйцо к свету. — Не знаю. Форма яйца и текстура его скорлупы могут рассказать об условиях их высиживания и вылупления, а это должно дать ключи к природе родителей и отпрысков. Но я не знаю, как начать разгадывать. У меня мозги кипят — слишком много вопросов. Например, как получается, что такие невероятно прожорливые тысяченожки не интересуются яйцами? — Я снова прижал яйцо к сетке. — В этом нет смысла.

— Может, они чувствуют, что это хторр, и боятся его еще до вылупления?

— Извини, не могу представить, что эти создания пройдут мимо доступного завтрака. В яйцах должно быть нечто отпугивающее.

Тед закрыл глаза: — Вау! Яйцо со встроенным механизмом защиты. — Он открыл глаза. — Что ты собираешься делать с ними?

— Построить инкубатор.

Тед тихо присвистнул: — Джимми. Я восхищаюсь твоей… храбростью. Или чем — то вроде. Ты либо самый умный из чертовых дураков здесь, либо самый глупый. Тебе мало риска спасти яйца хторров от сожжения; теперь ты хочешь вывести их. Когда Дюк услышит об этом, его хватит удар.

Я не подумал о Дюке: — Почему? Что плохого в идее?

— О, ничего, просто цель операций Специальных Сил — убивать червей, а не высиживать их.

— Не совсем, — настаивал я. — Мы с тобой посланы сюда изучать хторров.

— Это не значит, что мы должны делать из них домашних любимцев.

— А как иначе мы подберемся к ним достаточно близко для изучения? Ты знаешь лучший способ наблюдать их? На охоте, как только увидят червя — сжигают его. Нет, единственный способ, если мы действительно посланные сюда ученые, это посадить несколько червей в клетку и наблюдать, что делает их свирепыми, а если мы не можем захватить живого хторра, то мы должны его вырастить.

— Остынь, я на твоей стороне. Я думаю. Просто мне кажется, что эта идея не будет слишком популярна, здесь не лагерь военнопленных, и еще — если ты выведешь несколько червей, где ты собираешься держать их?

— Мы что-нибудь придумаем, — промямлил я. Я пытался придумать что-нибудь.

— Мы? — Он поднял брови.

— Да. Мы. Ты ведь тоже экзобиолог.

— О, да, я забыл. — Тед смотрел сконфуженно. — Мне кажется, наступает время, когда я предпочел бы брать пробы на ботулизм. — Он продолжил: — Наверное, выращивание червей — самая легкая часть проблемы…

— Как?

Он похлопал меня по плечу: — Джимбо, уложи жуков в постельку. Я иду говорить с Дюком.

— Пойти с тобой?

— Э-э, лучше нет. У Дюка был… тяжелый день. Мне кажется, я буду более тактичен. Просто пристрой их на ночь, а остальное доверь мне.

— Хорошо… окей.

Я оставил тысяченожек на ночь в большом зале, набросив на клетку брезент и положив сверху записку: ОПАСНО! С яйцами было труднее, и я положил их в картонную коробку, позаимствовал электрическое одеяло Теда и накинул его сверху в качестве временного инкубатора. Чтобы предохранить яйца от высыхания, я положил пластик, пачку полотенец, поставил сверху коробку и окропил все теплой водой — чтобы полотенца были волглыми, но не сырыми. Это было просто догадкой. Что-нибудь посолиднее я сделаю утром.

Засыпалось мне плохо. Я не мог справиться. Кто-то кричал в моей голове: Шоти мертв!

Я говорил сам себе, что мало знал его; не надо переживать так тяжело. Но болело все сильнее — о, черт, я не мог справиться, я начал снова плакать.

Я еще не спал, просто лежал, всхлипывая, когда пришел Тед. Он не включил свет, разделся в темноте и улегся тихо, как только смог.

— Что сказал Дюк?, — спросил я.

— Что? О, я думал, ты спишь.

— Не сплю. Не засыпается. Что сказал Дюк?

— Ничего. Я не говорил с ним.

— Тебя не было страшно долго.

— Ага, — сказал он. — Расскажу утром. Может быть. — Он повернулся к стене.

— Тед, — сказал я, — Шоти погиб, потому что я промедлил, да?

— Не знаю, — пробормотал он, — я там не был.

— Это моя вина, да?

— Замолкни.

— Но…

— Все решится утром. Будет слушание.

— Что?

— Расследование, дурак! Расследование. Теперь спи, черт бы тебя побрал!

Расследование проходило в большом зале. Дюк, Хенк, Ларри, еще двое парней из команды (я до сих пор не знал, как их зовут), и я. Доктор Обама с офицером — медиком сидели во главе стола. Перед ней лежал большой желтый блокнот, покрытый четкими строками мелкого почерка. Тед сидел слева от нее за транскрибером, его работа была — отвечать на вопросы машины о словах, похожих на шумы или нечетко произнесенных. Я был на противоположном конце — с мокрыми ладонями. Доктор Обама казалась очень спокойной и когда, наконец, заговорила, я напрягался, чтобы ее услышать. — Итак, Дюк, — сказала она, — изложи факты.

Дюк рассказал, быстро и умело. Он не упустил ничего, но и не тратил времени на детальные описания. Доктор Обама реагировала, лишь иногда кивая, словно заносила каждый из фактов Дюка в мысленный список.

— Мы все время следовали процедуре, — заключил Дюк. — Это досадно. Если что-нибудь я мог расценить как ошибку — неверное решение, даже мое собственное — то по крайней мере мы могли бы чему-нибудь научиться; но я был в подобных ситуациях десятки раз, и я просто не знаю. Мы все делали по инструкции… — Он поколебался. — Наверное, инструкция неверна. — Он замолчал, положив натруженные руки на стол. — Я не могу объяснить, как мы пропустили этих червей.

Доктор Обама задумалась. Она совсем не смотрела на Дюка. Наконец, она слегка покашляла и прошептала: — Мне кажется, здесь несколько тем для расследования. — Она пододвинула блокнот и прочитала: — Первое: где прятались хторры, если их не зарегистрировали сенсоры Моба, а также Дюк, Ларри…

Тед что-то забормотал, его пальцы внезапно забегали по клавиатуре.

— Э-э? Что такое?, — с досадой спросила доктор Обама.

— Фамилии, — прошептал Тед. — Протокол их требует.

— О. — Доктор Обама на мгновение смешалась, пытаясь поймать ускользающую мысль. — Э-э… — Она снова заглянула в желтый блокнот. — Где прятались хторры, если их не зарегистрировали капитан Арчибальд Дюк Андерсен, лейтенант Лоуренс Мильберн, капрал Карлос Руис и наблюдатель Джеймс Маккарти — кто еще был внутри хижины?

— Никто, — сказал Дюк. — Только эти четверо.

Доктор Обама, похоже, не слушала его; она перешла ко второму пункту. — Далее. Почему — и это очень важный пункт расследования — почему все они не почувствовали хторров? То, что Моб тоже пропустил их, очень важно. — Она глянула на Теда. — Это в протокол не записывайте, Джексон. — Тед остановился, ткнул клавишу и положил руки по бокам терминала. Доктор Обама продолжала: — В то время, как я знаю каждого из вас лично и могу поручиться за вашу честность, есть другие, предполагающие искать козлов отпущения, когда случается нечто подобное. В большинстве случаев они очень быстро берут сторону машины и обвиняют человеческие существа в беззаботности. У машин редко имеются скрытые мотивы. Считайте благословением, что машина здесь согласна с вами. — Она кивнула Теду, потом продолжила с чуть большей формальностью. — То, что Моб оказался неспособен обнаружить хторров, подтверждает вашу версию, что купол был, по-видимому, пуст. Считается, что Моб способен обнаружить объекты за пределами нормальных человеческих чувств — и, наоборот, человек-наблюдатель обладает способностями, недостающими машине, и не в последнюю очередь тем, что называется способностью к суждению. Где бы ни были хторры, оба вида наблюдателей не смогли зарегистрировать их, и это свидетельствует, как и некоторые другие факты, которые мы рассмотрим, что стандартные процедуры не учитывают всех случайностей.