Ученик, стр. 39

— Что я пропустила? — спросила она. Пока не готовая разглядывать останки, она предпочитала смотреть на доктора Айлз.

— Мы закончили внешний осмотр. Криминалисты уже взяли образцы на анализ волокон, собрали ногти и волосы.

— Как насчет вагинальных мазков?

Айлз кивнула:

— Обнаружена подвижная сперма.

Риццоли набрала в грудь воздуха и наконец решилась взглянуть на труп Каренны Гент. Тошнотворный запах едва не перебил ментол с пластинки, которую она все-таки предусмотрительно наклеила под нос. Она больше не доверяла собственному желудку. В эти последние недели все шло кувырком, и она вообще утратила уверенность в том, что у нее хватит сил довести расследование до конца. Входя в зал, она боялась не самой процедуры вскрытия; скорее, своей реакции на нее. Она не могла предсказать ее, а тем более проконтролировать, и это пугало больше всего.

Дома она съела пригоршню крекеров, чтобы не идти на вскрытие на голодный желудок, и сейчас с облегчением заметила, что ее вовсе не тошнит, несмотря на ужасающее состояние трупа. На вздувшийся зеленоватый живот она смотрела без содрогания, тем более что Y-образный надрез еще не был сделан. Но вот взглянуть на зияющую рану все не осмеливалась. Вместо этого она сосредоточилась на шее, на круглых синяках, различимых по обе стороны челюсти, несмотря на посмертное изменение цвета кожи. Отметины, оставленные пальцами убийцы, впившимися в живую плоть.

— Мануальное удушение, — пояснила Айлз. — Как и у Гейл Йигер.

Самый интимный способ убийства, как сказал однажды доктор Цукер. Кожа к коже. Ваши руки касаются ее тела, сжимают горло, чувствуя, как из него вытекает жизнь.

— А что показывает рентген?

— Перелом левого рога щитовидного хряща.

Вмешался доктор Тирни:

— Не шея нас занимает, а рана. Я предлагаю вам надеть перчатки, детектив. Вам необходимо исследовать ее самой.

Риццоли подошла к шкафу, где хранились перчатки. Выбрала самые маленькие по размеру и неспешно принялась их натягивать, словно отсрочивая приговор. Наконец она вернулась к столу.

Доктор Айлз уже отрегулировала свет лампы, направив луч на нижнюю часть живота. В ярком свете края раны казались почерневшими губами.

— Кожа была вскрыта единым чистым надрезом, — сказала Айлз. — Гладким лезвием. За внешним надрезом последовали другие, глубинные. Сначала поверхностной фасции, затем мышц и, наконец, тазовой брюшины.

Риццоли уставилась прямо в пасть раны, думая о руке, которая сжимала лезвие. Рука была твердой и опытной, раз смогла одним взмахом прочертить такую ровную линию.

Она тихо спросила:

— Жертва была жива, когда это сделали?

— Нет. Скобы он не ставил, кровотечения не было. Это был посмертный надрез, выполненный уже после того, как у жертвы остановились сердце и кровоток. Но манера, в которой была выполнена процедура — я имею в виду последовательность надрезов, — указывает на то, что убийца имел хирургический опыт. Он это уже делал.

— Вперед, детектив. Осмотрите рану, — сказал доктор Тирни. Риццоли заколебалась, чувствуя, как коченеют руки в латексных перчатках. Медленно она погрузила руку в рану, продвигаясь все глубже в область малого таза Каренны Гент. Она уже точно знала, что обнаружит там, и все равно ее затрясло от собственного открытия. Риццоли взглянула на доктора Тирни и увидела в его глазах подтверждение своих худших опасений.

— Матка удалена, — произнес он.

Риццоли вытащила руку.

— Это он, — тихо произнесла она. — Уоррен Хойт.

— И в то же время все остальные признаки указывают на Властелина, — сказал Габриэль Дин. — Похищение, удушение. Половой акт с трупом...

— Но только не это. — Она уставилась на рану. — Это фантазии Хойта. Это его заводит. Он забирает тот самый орган, который делает женщину женщиной и дает ей ту власть, которой он лишен от природы. — Она посмотрела в глаза Дину. — Я знаю его работу. Я уже видела ее.

— Мы оба видели, — поддержал ее доктор Тирни. — В прошлом году я проводил вскрытие жертв Хойта. Это его почерк.

Дин недоверчиво покачал головой.

— Два разных убийцы объединили свои усилия?

— Властелин и Хирург, — сказала Риццоли. — Они нашли друг друга.

14

Риццоли сидела в своей машине, под струей теплого воздуха, которую гнал кондиционер, и чувствовала, что обливается потом. Ее по-прежнему знобило, и даже тепло не согревало. Должно быть, вирус, подумала она, массируя виски. Да и неудивительно: в эти дни на нее столько всего навалилось; и для вируса это оказалось благодатной почвой. Голова раскалывалась от боли, и ей хотелось лишь одного — забраться в постель и уснуть на целую неделю.

Она поехала прямо домой. Зашла в квартиру и проделала привычный ритуал, который стал важным этапом в ее борьбе за сохранение рассудка. Почти машинально она поставила предохранители на замках, навесила цепочку и, только завершив все работы по обеспечению собственной безопасности, заглянув во все шкафы, скинула туфли, стянула брюки и блузку, после чего плюхнулась на кровать и принялась растирать виски, мучаясь вопросом, есть ли в аптечке аспирин. Подняться и проверить не было сил.

Раздался зуммер домофона. Риццоли резко вскочила, чувствуя, как натянулись нервы. Она не ждала гостей и тем более не хотела никого видеть.

Зуммер повторился, и его звук проскрежетал по нервным окончаниям словно железо по стеклу.

Она прошла в гостиную и сняла трубку домофона.

— Да.

— Это Габриэль Дин. Я могу подняться?

Из всех людей на свете именно его она меньше всего ожидала услышать. Она настолько опешила, что на какое-то время лишилась дара речи.

— Детектив Риццоли! — повторил он.

— А в чем дело, агент Дин?

— Есть вопросы, которые нужно обсудить.

Она открыла замок и тотчас пожалела об этом. Дин не вызывал у нее доверия, а между тем она собиралась впустить его в свою обитель. Легкомысленным нажатием кнопки она приняла решение, отменить которое уже не могла.

Она едва успела накинуть махровый халат, когда он постучал в дверь. Линзы дверного глазка искажали острые черты его лица, отчего они выглядели зловещими. И этот жуткий образ почему-то стоял у нее перед глазами, пока она отпирала бесконечные замки. Но реальность оказалась далеко не такой угрожающей. У мужчины, который появился в дверях, были усталые глаза, а лицо выглядело измученным после тех ужасов, что пришлось пережить за день, и хронического недосыпа.

И все-таки его первый вопрос был связан с ней:

— Как вы, в порядке?

Риццоли поняла его по-своему, уловив намек на то, что она не в порядке, что за ней нужно присмотреть; иначе она, коп с нестабильной психикой, совсем расклеится.

— У меня все отлично, — отчеканила она.

— Вы так быстро ушли после вскрытия. Мы даже не успели поговорить.

— О чем?

— О Уоррене Хойте.

— Что вы хотите о нем узнать?

— Все.

— Боюсь, это растянется на всю ночь, а я слишком устала. — Она плотнее закуталась в халат, вдруг испытав неловкость. Для нее всегда было важно выглядеть профессионально, и, отправляясь на место происшествия, она привычно надевала пиджак. И вот сейчас она стояла перед Дином в халате и нижнем белье, чувствуя себя как никогда уязвимой.

Она потянулась к двери, недвусмысленно давая понять, что разговор окончен.

Но он не двинулся с места.

— Послушайте, я признаю, что допустил ошибку. Мне следовало прислушаться к вам с самого начала. Вы первая провели параллель с делом Хойта. А я проигнорировал это.

— Это потому, что вы его не знаете.

— Так расскажите мне о нем. Мы должны работать вместе, Джейн.

Ее смех оказался колким, как стекло.

— Выходит, теперь вы заинтересованы работать в команде? Это что-то новое.

Смирившись с тем, что уходить он не собирается, она развернулась и пошла в гостиную. Дин последовал за ней, захлопнув входную дверь.

— Расскажите мне про Хойта, — снова попросил он.