Смертницы, стр. 23

И вновь Мур помедлил в нерешительности, прежде чем перейти к следующему кадру. Он уже видел все это и знал, какие ужасы ожидают впереди. Он щелкнул мышью.

Новый кадр запечатлел страшное мгновение во всех его жутких подробностях. Офицер стоял, но уже с пистолетом в руке. Его голова была запрокинута от удара пули, а лицо, пойманное в момент поражения, напоминало кровавую маску.

Четвертое фото было завершающим в серии стоп-кадров. Теперь тело полицейского лежало на дороге возле машины стрелявшего. Это был постскриптум, но именно этот снимок настолько привлек внимание Габриэля, что он даже подался вперед. Взгляд его был устремлен на заднее окно машины. На силуэт, который не просматривался на предыдущих фотографиях.

Маура тоже увидела его.

— На заднем сиденье кто-то есть, — сказала она.

— Вот это я и хотел показать вам обоим, — пояснил Мур. — В машине Роука был кто-то еще. Возможно, прятался или спал на заднем сиденье. Трудно сказать, мужчина это или женщина. Все, что можно разглядеть, — чья-то коротко стриженная голова, которая внезапно появилась в кадре сразу после выстрела. — Он посмотрел на Габриэля. — Выходит, есть третий соучастник, о котором нам до сих пор ничего неизвестно. Кто-то был с ними в Нью-Хевене. Кодовый сигнал, возможно, был предназначен не одному Роуку.

Габриэль не сводил глаз с экрана. С таинственного силуэта.

— Ты сказал, что у него военное прошлое.

— Да, это помогло нам при идентификации отпечатков. Он служил в армии с девяностого по девяносто второй год.

— В каких войсках? — Не дождавшись от Мура немедленного ответа, Габриэль вопросительно взглянул на него: — Чему он обучался?

— Обезвреживанию неразорвавшихся бомб и снарядов.

— Бомб? — переспросила Маура и удивленно посмотрела на Мура. — Если он знает, как обезвреживать их, возможно, он знает, и как их делать.

— Ты говорил, что он отслужил всего два года, — заметил Габриэль и сам не узнал собственного голоса. Таким он был спокойным, хладнокровным, чужим.

— У него были… неприятности за границей во время службы в Кувейте, — сказал Мур. — Он был уволен с лишением прав и привилегий.

— Почему?

— Нарушал приказы. Ударил офицера. Постоянно конфликтовал с сослуживцами. Возникли даже опасения, что у него не все в порядке с психикой. Похоже, он страдал паранойей.

Слова Мура сыпались одно за другим, как жестокие удары, выгоняющие воздух из легких Габриэля.

— Боже, — пробормотал он. — Это все меняет.

— Что ты имеешь в виду? — поинтересовалась Маура.

Дин взглянул на нее.

— Мы больше не можем терять ни минуты. Необходимо вытащить ее оттуда немедленно.

— А как же переговоры? Мы же хотели тянуть время.

— Здесь это не годится. Этот человек не просто психопат, он уже убил полицейского.

— Он не знает, что Джейн коп, — сказал Мур. — И мы не позволим ему узнать об этом. Послушай, в нашем случае действуют все те же принципы. Чем дольше удерживают заложников, тем лучше бывает исход. Переговоры приносят свои плоды.

Габриэль указал на экран компьютера.

— Как, черт возьми, ты собираешься вести переговоры с таким ублюдком?

— Это можно сделать. И нужно.

— Правильно, там ведь не твоя жена! — Дин заметил удивленный взгляд Мауры и отвернулся, пытаясь взять себя в руки.

Когда заговорил Мур, его голос прозвучал тихо и мягко.

— То, что ты сейчас испытываешь… то, что тебе приходится переживать… знаешь, я прошел через это. Я прекрасно понимаю тебя. Два года назад мою жену Кэтрин похитил человек, тебе хорошо знакомый. Уоррен Хойт.

Хирург. Конечно, Габриэль помнил его. Преступник, который по ночам пробирался в дома к спящим женщинам, и те, просыпаясь, обнаруживали в своих спальнях чудовище. Именно последствия деяний Хойта впервые привели Габриэля в Бостон год назад. Сейчас он вдруг понял, что Хирург — та самая нить, которой все они связаны. Мур и Габриэль, Джейн и Маура. Все они так или иначе соприкоснулись со злом.

— Я знал, что она у Хойта, — сказал Мур. — И не мог ничего поделать. Даже придумать не мог, как спасти ее. Я бы, не задумываясь, отдал свою жизнь за нее. Но все, что я мог, — это сидеть и ждать. Самое ужасное, что я знал, какую участь он ей уготовил. Я был на вскрытиях других жертв. Видел, какие следы оставляет его скальпель. Да, я очень хорошо понимаю твои чувства. И поверь мне, я сделаю все возможное и невозможное, чтобы спасти Джейн. Не потому, что она моя коллега, и не потому, что она твоя жена. А потому, что именно ей я обязан своим счастьем. Это она нашла Кэтрин. Джейн спасла ей жизнь.

Габриэль наконец поднял голову и посмотрел на Томаса.

— Как нам вести переговоры с этими людьми?

— Необходимо выяснить, чего они хотят. Они знают, что находятся в ловушке. У них нет выхода, кроме переговоров, поэтому мы будем продолжать говорить с ними. Ты сам бывал в таких ситуациях и знаешь сценарий переговорного процесса. Правила не могли измениться только потому, что ты теперь на другой стороне баррикад. Ты должен вывести за скобки и свою жену, и свои эмоции.

— Ты бы смог?

Мур промолчал в ответ. Конечно, не смог бы.

«Вот и я не могу».

13

Сегодня мы собираемся на вечеринку.

Мамаша говорит, что соберутся важные персоны, поэтому мы должны выглядеть на все сто, и выдает нам новые наряды. Я надеваю черное бархатное платье с такой узкой юбкой, что ходить в нем почти невозможно, и приходится задирать его почти до бедер, чтобы забраться в фургон. Вокруг меня рассаживаются другие девочки, шурша шелками и атласом; ароматы их духов перебивают один другой. Мы несколько часов вымазывались тональным кремом, помадой и тушью для ресниц и теперь похожи на кукол из театра Кабуки. Наши лица — маски. Длинные ресницы, красные губы, румяные щеки — ничего натурального. В фургоне холодно, и мы ждем Алену, дрожа и прижимаясь друг к другу.

Шофер-американец кричит из окна, что пора ехать, иначе опоздаем. Наконец Мамаша вытаскивает из дома Алену. Та со злостью отпихивает ее руку и оставшуюся часть пути проделывает сама. На ней длинное зеленое шелковое платье с высоким китайским воротником и боковым разрезом до самого бедра. Прямые черные волосы струятся по плечам. Никогда еще я не видела таких красавиц и с восхищением наблюдаю за тем, как она приближается к фургону. Как всегда, наркотики сделали свое дело: она тиха и послушна, хотя походка неровная, и Алена пошатывается на высоких каблуках.

— Садитесь, садитесь, — командует водитель.

Мамаше приходится помочь Алене забраться в фургон. Алена садится передо мной и сразу же прислоняется к окну. Мамаша задвигает дверь и усаживается рядом с водителем.

— Опаздываем, — говорит он, и мы отъезжаем от дома.

Я знаю, зачем мы едем на эту вечеринку; знаю, чего от нас хотят. И все равно поездка кажется мне глотком свободы: ведь впервые за несколько недель мы покидаем этот дом — и я жадно приникаю к окну, как только фургон выруливает на мощеную дорогу. У обочины указатель: «Дирфилд-роуд».

Едем долго.

Я слежу за дорожными указателями, читаю названия городков, которые мы проезжаем. «Рестон», «Арлингтон», «Вудбридж». Я смотрю на людей в попутных машинах. Видят ли они просьбу о помощи, застывшую на моем лице? Или им все равно? Вот женщина за рулем бросает взгляд в мою сторону, и на мгновение наши глаза встречаются. В следующий миг она снова вглядывается в дорогу. Что она увидела? Просто рыжую девчонку в черном платье, которая собирается хорошо провести время. Люди видят то, что хотят увидеть. Им и в голову не приходит, что с виду даже самые жуткие вещи могут казаться привлекательными.

Вдали я вижу светлую полоску воды. Когда фургон наконец останавливается, нас высаживают на пристани, у которой стоит большая яхта. Я не ожидала, что сегодняшняя вечеринка будет на яхте. Девчонки вытягивают шеи, чтобы рассмотреть ее, им интересно, как это огромное судно выглядит внутри. Ну и побаиваются, конечно.